Все ближе к завершению наш рассказ о жизни замечательной художницы Мари-Элизабет-Луизы Виже-Лебрён. Сегодня речь пойдёт о её жизни в России.
Начало истории:
Напрасно муж художницы, оставшийся в Париже, пытался спасти их совместное имущество – все кто попадал в список эмигрантов (а она спешно покинула Родину, уехав сперва в Италию, а затем в Австрию) теряли на него права.
Единственным вариантом был развод, что он и сделал 15 апреля Второго года Республики (3 июня 1794 года), за неделю до официального объявления режима террора.
Сама же Мари-Элизабет-Луиза решила по приглашению посла России в Вене графа Андрея Разумовского пожить какое-то время в Санкт-Петербурге.
В апреле 1795 года она и ее спутники покинули Австрию и направились в столицу Российской империи.
За шесть лет работы там она установила такие цены на свои работы, что некоторые современники считали их непомерными.
Граф Федор Ростопчин иронически писал своему другу, российскому послу в Англии, графу Семену Воронцову о них так:
Мадам Лебрён платят тысячу, две тысячи рублей за портрет, как в Лондоне заплатили бы две гинеи.
В первый же месяц работы художница заработала пятнадцать тысяч рублей.
Она смогла написать портреты почти всех самых важных членов российской императорской семьи, в том числе государственные портреты великой княгини Елизаветы Алексеевна и ее свекрови, императрицы Марии Федоровны.
При этом нельзя сказать, что у неё не было конкурентов. В России были и свои хорошие портретисты – Дмитрий Левицкий и Владимир Боровиковский, да и такие же французские эмигранты – Жан-Луи Вуаль и Жан-Лоран Монье.
Но главная опасность исходила не от них, а от тирольца Иоганна Баптиста Лампи Старшего, любимого портретиста последнего фаворита Екатерины Великой Платона Зубова, который недолюбливал Виже-Лебрён и делал все возможное, чтобы дискредитировать её. И не безуспешно, так как Екатерина со времен революции стала непримиримой франкофобкой.
Но представители русского дворянства думали иначе. Имена её заказчиков в России впечатляют: Барятинские, Голицыны, Головины, Понятовские, Самойловы, Толстые и Воронцовы.
В частной же жизни художницы всё было не так радужно. Дочь Жюли увлеклась секретарем графа Чернышева Гаэтаном Бернаром Нигрисом и 31 августа 1799 года, несмотря на протесты обоих своих родителей, она, упрямая и опрометчивая, вышла замуж за Нигриса в Санкт-Петербурге.
А в это время её отец – бывший муж художницы – находясь в Париже, пытался добиться исключения имени своей бывшей жены из списка эмигрантов. Он обратился за помощью к гражданке Тальен, подруге Жозефины Бонапарт и любовнице Поля Барраса, лидера Директории.
По его же инициативе была распространена петиция с просьбой вычеркнуть имя гражданки Виже-Лебрён из списка эмигрантов. Он собрал более двухсот пятидесяти подписей художников, писателей и ученых. И 5 июня 1800 года правительство консульства восстановило её в правах.
Незадолго до этого, 9 апреля, Виже-Лебрён была избрана в Академию художеств Санкт-Петербурга. Там 16 июня ее приветствовал директор, ее старый друг граф Александр Строганов, который подписал ей диплом.
В качестве своего презентации она представила автопортрет, на котором рисует Марию Федоровну в коронационных регалиях.
В октябре того же года она вместе с Ривьером (шурином, вместе с которым путешествовала) уехала в Москву.
Которая ей понравилась, она была "приятно экзотической". Правда, найти подходящее жилье там оказалось непростой задачей. Выручила художницу, графиня Строганова, одолжив ей свой дом.
В знак благодарности Мари-Элизабет-Луиза написала одну из своих самых изысканных картин – портрет Варвары Ивановны Ладомирской, дочери графини от любовника Ивана Римского-Корсакова.
В марте 1801 года Виже-Лебрён возвращается в Санкт-Петербург. Но ненадолго. Ведь она теперь она уже может осуществить давнюю мечту – вернуться на родину.
Так что, в том же году она покидает Россию.