День первый.
Такое не понравится никому. Вместо мягкого, постепенного пробуждения – грубый толчок, безжалостно выбросивший в реальность не проснувшийся ещё разум. Болезненная инъекция – первое, что ощутило тело. Противная дрожь гибернационной камеры, вызывающая лишь тошноту и головную боль. Эта вибрация – то, что в рекламной брошюре названо «тонизирующим массажем». И неровный, нервный стук где-то под головой – словно неисправный отбойный молоток пытался подобраться к затылку через слой бетона.
И самое ужасное – этот голос, ввинчивающийся в больной мозг, пронзительный, омерзительный голос, что-то невнятно тараторящий совсем рядом. Скрыться от этих звуков негде, игнорировать – невозможно.
Ева с трудом разлепила слезящиеся глаза – сумрачный мир плыл перед взором тёмными и светлыми полосами.
- …где вас ожидает личная каюта комфорт-класса, оборудованная всем, необходимым для путешествия. Полностью укомплектованная ванная комната…
Морщась от пронзительной боли, девушка на минуту опустила века – и подняла снова, пытаясь сфокусироваться на плавающих перед глазами пятнах. Одно из них, посветлее, приобрело черты женского лица, слишком красивого и пропорционального, чтобы быть настоящим. То, что это даже не видео, а голографическая модель, Ева поняла не сразу.
- Мы надеемся, что ваше пребывание на борту «Ковчега-4» будет приятным. Если у вас возникнут вопросы или пожелания относительно заселения, рекомендуем обратиться к стюарду. Если вы чувствуете слабость или боли после пробуждения, рекомендуем обратиться к врачу. Для вызова медбрата нажмите кнопку у вашей правой руки…
Ева скосила глаза – от этого движения заныло где-то в глубине головы, - и рассмотрела маленький чёрный кругляш под правой ладонью. С усилием вдавила его в подлокотник. И стала ждать.
- Процесс выведения из гибернации окончен. Просим вас покинуть камеру. Если у вас возникли трудности, нажмите кнопку у вашей правой руки…
Ева с размаху врезала по чёрной кнопке и села. Слишком резко – мир крутанулся, как карусель, и долго ещё не мог встать на место. Подавив очередной приступ тошноты, девушка спустила ноги на пол и огляделась. Она битый час жала на эту чёртову кнопку, но к ней так и не подошли, ни врач, ни кто либо ещё. Более того – ни одного пассажира, члена экипажа, ни голоса, ни звука шагов. И свет – слишком тусклый, исходящий только от направляющих полос на полу и маленьких экранчиков на бортах гибернационных камер.
- Эй! – не выдержав, крикнула Ева. – Есть тут кто?
Ответа не последовало. Это было странно.
Девушка осторожно встала. Пол под ногами был неожиданно холодным, а обуви у Евы не было – в камеру их укладывали в одних только рубашках, похожих на больничные халаты.
- Что за чёрт… - Пробормотала девушка. Придерживаясь рукой за стену, побрела вдоль ряда камер. Тёмный коридор, метра три шириной – и неизвестно сколько в длину, напоминающий чем-то древний колумбарий. Наверняка здесь есть нормальное освещение, но как его включить?
- Эй! – вновь позвала Ева, но опять без ответа. Подумав, крикнула: - Включить свет!
Ничего не произошло. Выругавшись, девушка продолжила путь. Тело ломило, будто накануне Ева таскала непомерные тяжести. Во рту стоял горький, затхлый вкус, в глазах всё ещё двоилось, очертания предметов расплывались. Девушка вообще не была уверена, что идёт в нужную сторону, но сидеть на месте, ожидая неизвестно чего, было хуже. А так, понемногу, на подгибающихся ногах, она рано или поздно доберётся до кого-нибудь из персонала. И уж тогда-то она всё им выскажет об их «безболезненном и мягком пробуждении»!
Скользя рукой по дверцам гибернационных камер, Ева невольно присматривалась к словам и цифрам на экранах. Имена, возраст, физические параметры…
Энрике Венегас, пятьдесят лет. Давление в норме. Дыхание в норме. Сердечная деятельность в норме. Генри Пул, двадцать четыре года. Давление в норме. Дыхание в норме. Сердечная деятельность… Анабель Фостер, тридцать один год. Давление в норме. Дыхание в норме… Время до пробуждения: семьсот восемьдесят восемь тысяч четыреста двенадцать часов, двадцать шесть минут, сорок четыре секунды.
Ноги предательски задрожали, Ева с трудом устояла, опершись на стену. Она впилась взглядом в мерцающие цифры, ещё не до конца понимая их смысл, но ощущая весь заключённый в них ужас, всю катастрофу…
Из другого конца коридора послышались неясные звуки. Ева вздрогнула и обернулась – слишком резко. Перед глазами всё поплыло, тело скрутило. Яркая вспышка залила мир, усиливая боль. Девушка ощутила щекой что-то холодное и жёсткое, и только потом поняла, что всё-таки не удержалась на ногах. Тёмное пятно на фоне ослепительно белого потолка, звук, похожий на гудение ветра в железной трубе… Или это чей-то голос? Ещё секунду девушка пыталась понять, что происходит, а затем вновь провалилась в вязкую черноту.
- Голова раскалывается…
- Это пройдёт. Вот, выпей.
- Обезболивающее? – Ева с подозрением уставилась на белую таблетку в мужской ладони.
- Слабый анальгетик. Лекарства посильнее заперты, этой – всё, что могу сейчас предложить.
Девушка проглотила таблетку, запила ледяной до ломоты в зубах водой. Дождавшись, когда лекарство начнёт действовать, спросила:
- Тебе так же паршиво было?
- Да. Только мне пришлось ещё сначала взломать медблок. – Он улыбнулся. У него была чуть кривая, но от того ещё более живая и открытая улыбка. Морщинки возле коньячного цвета глаз. Отросшие русые волосы, то и дело падавшие на лоб.
- Полежи немного. Тебе нужно как следует отдохнуть. Я буду за дверью…
- Постой! – Ева дёрнулась вперёд, схватила мужчину за руку. Тут же смутилась, отпрянула. – Подожди. Скажи… Это… это правда?
- Что? – спросил он, хотя, наверняка понимал, что её так волнует.
- Это правда, что нам лететь ещё семьсот с чем-то там тысяч часов?
Его лицо помрачнело, глаза потемнели. Он весь как-то сразу осунулся, будто постарел.
- Правда. Мы проснулись раньше времени.
- Сколько это – семьсот тысяч часов?
- Семьсот восемьдесят восемь тысяч, - поправил он. – Почти девяносто лет.
День второй.
Плакать Ева уже не могла – слёз не было, а глаза и щёки горели, словно в лицо плеснули кислотой. Она могла только беспомощно всхлипывать и икать, вздрагивая то всем телом, то рукой или ногой. Растрёпанная, красная, с перекошенным ртом, она каталась по кровати в своей каюте, а свалившись с неё – по полу, - уже полдня.
Джон, единственный не спящий человек на корабле, поначалу сидел с ней, пытаясь успокоить девушку. Он подсовывал ей воду, какие-то пилюли, бутылку с каким-то алкоголем, но Ева отталкивала его. Отталкивала и выла, как раненная лосиха, и, в конце концов, Джон куда-то вышел.
Только спустя пару часов Ева заметила, что осталась одна. Девушка замерла, сжавшись на полу комочком, заморгала часто-часто – от каждого движения веки болели. Сделав несколько глубоких вздохов, поднялась, потрогала лицо кончиками пальцев – воспалённая кожа натянулась туго, как на барабане.
С трудом переставляя ноги, Ева добралась до ванной. Стянула одежду, взмахом руки запустила воду – слишком горячую, но сейчас девушке было почти всё равно. Ева мимоходом глянула в зеркало над раковиной – и ужаснулась. Заплывшие красные глаза, опухшие щёки, рот, до сих пор искривлённый судорогой рыданий. Кожа, красно-белая от слёз, пятнистая, как шляпка мухомора. Волосы сбились безобразными лохмами. Отвратительно. Не удивительно, что Джон сбежал.
Горячая вода быстро привела девушку в чувство. Конечно, ванна не могла исправить произошедшего с ней. Ничто не могло исправить произошедшего с ней.
День третий.
- Значит, мы обречены?
Они сидели на широком бордюре, отделявшем просторный, ярко освещённый атриум верхней палубы от жилого отсека. Свесив ноги вниз, не держась; одно движение – и уже ничто не спасёт.
Словно уловив ход мыслей Евы, мужчина протянул руку и осторожно коснулся кончиков её пальцев – робко, даже слишком бережно. Еве так хотелось сейчас почувствовать хоть немного человеческого тепла. Тридцать с лишним лет она провела заточённой в камере, хоть и не помнила этого. А теперь ещё в три раза больше – в одиночестве, в лабиринте корабельных залов и переходов, в бесконечности космоса…
- Мне жаль, что я вынужден говорить тебе такое… - Джон двинулся ближе, совсем чуть-чуть, но теперь ладонь его полностью накрыла ладонь Евы.
- Неужели нет никакого способа всё исправить? – На глаза вновь навернулись слёзы, и, прежде, чем Джон успел хоть что-то ответить, девушка вновь разразилась рыданиями. Мужчина притянул её к себе, устроил её на своём плече – солёные горячие капли мгновенно пропитали рубашку. Он гладил Еву по голове, бормоча какую-то несуразицу о том, что всё будет хорошо, и они, по крайней мере, живы, и что-нибудь обязательно придумают…
- А с Землёй связаться?
- Послание будет идти слишком долго. Несколько десятков лет.
- Может быть, разбудить кого-то из экипажа?
- Не выйдет.
- Починить камеры?
- Я пытался… Ева, милая… - Джон взял её лицо в ладони. Горячая кожа была мягкой на ощупь. От мужчины исходила неясная сила, уверенность и в то же время – обречённость. – Послушай… Я проснулся четыре года назад. Я уже всё перепробовал. Всё бесполезно.
- Но как… как так? – Ева задрожала всем телом. Вскочила, едва не упав с бордюра, на несколько метров поднимавшегося над палубой. Девушка обхватила себя за плечи, заходила туда-сюда.
- Этого не может быть. Что-то можно сделать, наверняка. Они ведь должны были предусмотреть что-то на такой случай? Ведь так?
Джон открыл рот для ответа, но Ева не собиралась его слушать.
- Так не должно было случиться! – дрожащим голосом тараторила она. – Я не хочу – так! У меня же там – целая жизнь! Я так старалась, так хотела туда попасть! И что теперь, я до конца своих дней заперта здесь, в этой дурацкой жестяной банке?! Я ТАК НЕ ХОЧУ!!!
Она кинулась бежать прочь. Джон – за ней. По извилистым, изогнутым как будто случайным образом коридорам. По широким комнатам. Кинозал, бар, сад, спортзал. Здесь было всё для комфортной жизни. Еда, вода, развлечения. Всё, кроме других людей.
Ева не остановилась даже – рухнула на пол, выбившись из сил. Джон остановился в паре шагов, не решаясь подойти ближе, тяжело дыша. Неожиданно усмехнулся:
- А за тобой не так просто угнаться.
- Я была лучшей бегуньей на своём курсе в колледже, - улыбнулась в ответ девушка.
- На кого ты училась?
- Журналистика. Я работала в «Лос-Анджелес Таймс», между прочим, - чуть хвастливо произнесла она. Джон присел рядом, прямо на пол.
- Значит, ты из Лос-Анджелеса?
- Выросла в Антиоке, это тоже Калифорния. А ты?
- Нью-Йорк.
- Чем ты занимался… дома?
Джон опустил голову, лицо его вновь сделалось мрачным.
- Программист. Делал ПО для роботов и заводских станков. Нудная работка. – Улыбка пробилась сквозь печаль будто против воли хозяина. Ева поднялась, на слабых после бешеного бега ногах подошла к Джону. Рухнула возле него на колени и обняла так крепко, как только могла. Звучит невероятно, но в ближайшие восемьдесят лет – это самый близкий для неё человек.
День шестой.
- Так трудно уместить всё это у себя в голове. Вот – в двух шагах, за одной единственной дверью – тысячи живых людей. Но с ними нельзя поговорить, нельзя прикоснуться. Они проснутся в положенное время и даже не узнают, что с нами случилось.
- Мы можем оставить им послание, - пожал плечами Джон. – И, кроме того, экипаж наверняка поймёт, что что-то не так.
- Но нам этой уже никак не поможет, - с горечью в голове произнесла девушка. Джон не ответил.
Они стояли на смотровой площадке, перед гигантским экраном, отражавшим мириады звёзд, планет, метеоритов, круживших за пределами космического корабля. Ева невольно подумала, что это место было бы самым романтичным на всём «Ковчеге». Только мысли о загубленной жизни, о поломанной к чёртовой матери судьбе не давали как следует насладиться прекрасным видом.
Заметив, что на глазах девушки вновь наворачиваются слёзы, Джон обнял её, погладил по пушистым волосам.
- Не надо, - пробормотал он. Ева дёрнула плечом.
- Что же теперь – это всё, что нас ждёт? Вечное одиночество? Вечно бродить, как призраки, по пустому кораблю?
Мужчина вздохнул:
- Мы не можем изменить произошедшего. Мы не можем ничего исправить. Но можем получить как можно больше от того, что имеем.
Ева подняла голову, взглянула на него снизу-вверх, доверчиво, как наивный зверёк.
- И это – не одиночество. Ведь мы есть друг у друга.
Он наклонился и поцеловал её – сперва осторожно, опасаясь, что она оттолкнёт. Затем всё более настойчиво, страстно.
- Мы будем, как первые люди в раю. Не знающие стыда, не знающие труда, живущие в своё удовольствие. Ты будешь моей прекрасной Евой…
- А ты - моим Адамом.
День двенадцатый.
- И всё же – это поразительно. Четыре года…
Они сидели рядом в кинозале, целуясь под финальные титры «Отверженных». Джон на секунду отвлёкся от губ девушки:
- Зато теперь у меня есть ты. Конечно, это жестоко – радоваться тому, что ты застряла здесь, со мной… Но всё же я рад.
- Так странно… - Улыбнулась Ева. – Но, кажется, я тоже этому рада…
Его рука скользнула на её грудь – вот уже несколько дней они разгуливали по кораблю нагишом, дразня друг друга, соблазняя друг друга. Они никак не могли насытиться друг другом, словно новобрачные в медовый месяц. И, как ни удивительно, они были счастливы – будто и правда, они – первые люди, ещё не познавшие греха и стыда, свободные от всех ограничений и норм, что напридумывали люди за тысячи лет.
- А если я тебе надоем? – неожиданно спросила девушка. С улыбкой, в шутку, и Джон ответил так же шутливо:
- Подожду, пока не проснётся ещё какая-нибудь красавица.
Ева в притворном гневе взмахнула руками. И тут же посерьёзнела:
- А если так и правда случится?
- Милая, ты никогда мне не надоешь…
- Я не об этом. Что, если кто-нибудь ещё проснётся? Раз были двое, может и третий…
- Не знаю, - Джон пожал плечами.
Ева поёжилась, словно ей стало холодно – хотя температура на корабле была идеальной.
- Может быть, стоит проверить? Вдруг ещё какая-нибудь камера сломана?
Джон обхватил девушку за плечи, прижал к себе, потёрся щекой о её плечо.
- Не надо. Не стоит туда ходить… Только тревожить себя. Зачем?
- Ты прав, - легко согласилась Ева. Она уже и не думала ни о чём, кроме близкого горячего тела. – Незачем…
День двадцать четвёртый.
Джон сидел в низком широком кресле, листая на планшете какую-то книгу. Еве нравилось, когда у него было такое задумчивое выражение лица, оно придавало ему мужественности и сексуальности. Девушка подошла, ласково обняла возлюбленного сзади, ткнулась губами в шею. Но мужчина, погружённый в чтение, только дёрнул плечом.
- Эй! – тут же возмутилась девушка. Джон вздрогнул и обернулся.
- Что?
- Ты меня оттолкнул!
- Прости, зачитался. Эта книга…
- Ты меня оттолкнул! – повторила Ева громче, словно он в первый раз не расслышал. Лицо её приобрело капризное, детское выражение – брови сведены, губки надуты, взгляд внимательно следит за Джоном.
- Прости, милая. Я не хотел тебя обидеть.
- Никогда меня не отталкивай, понял?
Джон только кивнул и попытался притянуть девушку к себе, но та выкрутилась, попутно выхватив у него из рук планшет с книгой.
- Это ещё что?
- Изучаю принципы гибернации. Вдруг всё-таки удастся починить камеры.
- О, милый, это было бы так здорово! – Ева подпрыгнула на месте, хлопнув в ладоши. Джон только покривился:
- Не торопись радоваться. Пока у меня ничего не выходит.
- Я уверенна, у тебя получится! Ты же такой умный! – Теперь Ева уже сама прильнула к мужчине, небрежно отбросив планшет в сторону. Обвила руками шею Джона. – Ты обязательно что-нибудь придумаешь!
День тридцать шестой.
Ночью на корабле выключался почти весь свет, только в коридорах и общих залах бледно-голубая подсветка позволяла различать очертания предметов. Ева поёжилась – было в этом свечении что-то зловещее, холодное. Плотнее запахнув халат, девушка двинулась на звук.
Она редко просыпалась по ночам. И ещё реже – в одиночестве. Обычно Джон дремал рядом, положив на подругу тяжёлую, горячую руку. Это успокаивало, согревало и создавало уют. Сегодня Ева проснулась одна, замёрзшая и испуганная. Пришлось обойти полкорабля, прежде чем удалось найти Джона.
То есть, его самого девушка пока не увидела, но чётко слышала стук, громкую возню, лязг и какое-то невнятное бормотание, исходящие из отсека с гибернационными камерами. Ева осторожно заглянула внутрь. Тот самый – или просто похожий? – коридор, тусклые экраны, слабая подсветка. В дальнем конце коридора, разложив инструменты, в свете переносной лампы возился Джон.
- Привет! – крикнула Ева. Мужчина вздрогнул – даже с такого расстояния было видно, что он чуть не выронил ключ из рук. Вскинулся, вскочил на ноги, торопливо зашагал навстречу.
- Ты почему не спишь? – голос его звучал не слишком приветливо. Ева тут же насупилась, повернулась к нему спиной.
- Ты что, мне не рад?
- Я работал. Думал, ты спишь.
Джон подошёл вплотную, попытался обнять, но Ева не далась.
- Мог бы предупредить, - обиженно заявила она. – Хоть записку бы оставил!
- Не ожидал, что ты так рано проснёшься.
- А что ты делаешь? – поинтересовалась Ева, оглядываясь через плечо. В сумраке ничего нельзя было разобрать, кроме очертаний одной из камер, вытащенной на середину коридора. Интересно, это та, в которой спал Джон или сама Ева?
- Как успехи? – не дождавшись ответа, спросила девушка. Мужчина пожал плечами:
- Пока – никак.
- Мне уйти?
Джон помедлил, но всё-таки кивнул:
- Тут ещё полно работы.
- Как знаешь! – неожиданно зло фыркнула девушка и ринулась прочь из отсека.
День сороковой.
- Милый, ты это снова сделал? – Ева говорила вроде бы ласково, но в голосе звучало недовольство.
- Что? – Джон сонно тёр глаза. – В чём дело?
- Ты опять все мои вещи перерыл.
- Полотенце искал, - буркнул мужчина, садясь в постели.
- Аккуратнее этого делать не мог? И вообще, пора бы уже запомнить, где они лежат.
- Ты их каждый раз перекладываешь с места на место, - огрызнулся он.
- А ты их вообще разбрасываешь повсюду!
Ева фыркнула и, круто развернувшись, скрылась за дверью ванной.
- Какая разница вообще? – крикнул вслед Джон. – Я тут могу творить, что захочу! Хоть на потолок это грёбанное полотенце прилеплю!
Мгновение тишины – и из ванной вновь показалась девушка. Взлохмаченная, со сведённым бровями.
- Да? А ничего, что я тут тоже живу, вообще-то?
- Не нравится – можешь жить в другой каюте! Их тут полно.
- Ах вот оно что! Хочешь от меня избавиться? А не выйдет, забыл?! Мы тут вдвоём, чёрт бы тебя побрал, навеки!
- Да пошла ты! – гаркнул Джон и, вскочив с кровати, ринулся к выходу. Но не успел взяться за ручку двери, как за спиной послышались уже знакомые всхлипывания и постанывания. Минуту мужчина колебался. За месяц их совместной жизни это была уже истерика десятая, если не больше. Успокаивать её сил уже не было.
- Придёшь в себя – поговорим, - буркнул Джон и потянул дверь на себя. И тут же почувствовал сильный толчок – Ева, вскочив, с размаху врезалась ему в спину. Опрокинуть крепкого мужчину ей сил не хватило, но приятного всё равно было мало.
- Снова сбегаешь, да? – заорала Ева. – Опять возиться со своим «морозильником»?
- Да, - сухо ответил Джон.
- Ну конечно! Почему каждый раз, как я хочу поговорить с тобой, ты сбегаешь, а? А?!
- Не ори, - стараясь сохранять спокойствие произнёс Джон. – Я и так…
- Что ты – и так? И так меня не собирался слушать? Да? Тебе вообще есть дело до того, что я говорю?!
- Уймись! – держать себя в руках становилось труднее с каждой секундой. Это лицо – такое милое и улыбчивое в прошлом – сделалось красным, злым, перекошенным.
- Хватит мне указывать! – Ева кричала так, что закладывало уши. – Ты достал уже своими железяками! С каких пор они тебе важнее меня?
- Милая…
- Мне надоело быть на втором месте!
- Я, между прочим, для тебя стараюсь! – не выдержав, заорал в ответ Джон. Схватил девушку за плечи и встряхнул. – Ты понимаешь?
- Ой, да ладно тебе! Хотел бы починить – давно уже починил бы! Сколько ты здесь? Четыре года? Неужели ты за четыре года не смог разобраться в этой штуковине? – Ева рванулась, высвобождаясь из мужских рук. – Тебе просто нравиться возиться с ней! Да ты с кем угодно готов возиться, лишь бы со мной не разговаривать, да?
- Дура! – только и ответил Джон. И тут же пожалел. Лицо Евы покрылась бледными пятнами, губы задрожали, из глаз побежали солёные ручейки.
- Сволочь! – закричала она. Оттолкнула друга и кинулась в коридор. – Ублюдок! И угораздило же меня застрять здесь с таким уродом, как ты!
- Стой! – Джон кинулся следом, но, как обычно, едва мог угнаться за девушкой. А та со всех ног кинулась к гибернационному отсеку. Увидев это, мужчина прибавил скорости: - Подожди!
Но Ева и не думала его слушать. Залетев в тёмный коридор, она помчалась в дальний конец. Не успев вовремя затормозить, врезалась в чемодан с инструментами. Из ящика с грохотом повалились молотки, отвёртки, кусачки и куча других приспособлений.
- Стой! – мужчина, задыхаясь от бега, ввалился в отсек. Ева даже не думала его слушать. Подхватив самый большой молоток, подскочила к одной из камер – той, что обычно была открыта. Той, с которой так часто возился Джон. С размаху ударила по дверце.
- Мерзавец! – выла девушка, раз за разом взмахивая кувалой. – Лучше бы я умерла, чем вот так… с тобой!
Джон догнал её, с разбегу оттолкнул в сторону, да так, что девушка не устояла и вытянулась во весь рост на полу. Молот с грохотом упал рядом.
- Заткнись! – прокричал Джон. Ева вскинула голову, собираясь ответить – и застыла с открытым ртом. Глаза её делались всё больше, в них заплескался неподдельный ужас.
- Что… что это… значит?..
Джон проследил её взгляд.
Дверца гибернационной камеры, не выдержав ударов, распахнулась. А за ней виднелась сама камера – прозрачная ячейка, опутанная тонкой паутинкой проводов. Несмотря на царящий в отсеке сумрак, за пластиковой стенкой угадывались очертания чьих-то босых ступней.
- Там что… кто-то есть?
Ева вскочила, прижалась лбом к пластику капсулы, пытаясь разглядеть лежащее внутри тело. Испуганно оглянулась на Джона.
- Там женщина!
Он не ответил. Ева, дрожа, потянула капсулу на себя. Джон экспериментировал с рабочей камерой. С той, где лежал живой человек. Что он наделал? Он что, сломал её?! Почему тогда эта несчастная не проснулась? Он же не…
Капсула, тяжёлая, как гроб, поддалась наконец, скользнула по полозьям направляющих – и перед Евой оказалась мирно спящая молодая женщина с короткими белокурыми волосами. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Но пара мгновений, и вот уже видны тёмно-красные, засохшие пятна на кудрях, неестественная бледность и странное, неживое выражение лица…
Удар настиг её внезапно, не дав понять, что случилось.
- Дура, - буркнул Джон, отбрасывая кувалду в сторону. Подхватил лёгкое тело и понёс дальше по коридору.
Анабель Фостер, Энрике Венегас, Ева Хармон…
Тело легко в пустую капсулу, створки закрылись. Джон осторожно поставил камеру на место, запустил программу поддержки сна. Неторопливо вернулся к инструментам, подобрал окровавленный молоток, вытер его полой рубашки. Бросил недовольный взгляд на стоящую рядом капсулу с блондинкой внутри.
Кэтрин уже начинала пованивать. Капсула отчасти сдерживала запах, а препараты, которые Джон нашёл в медблоке, замедляли гниение. Но бесконечно хранить тело почти что открытым нельзя. Нужно починить камеру, и уже не возвращаться к этому вопросу. И сделать это нужно прежде, чем он разбудит очередную девицу. А то всё повторяется и повторяется – Кэтрин, Фелиция, Эмми, Сабрина, Ева…
Мужчина вздохнул и, вернув капсулу с трупом на место, зашагал прочь. Нет худа без добра – теперь хоть отдохнёт в тишине, без этой назойливой истерички. Следующую нужно выбирать внимательнее. Постарше. Они, говорят, не такие капризные.
День первый.
Виктория смотрела на Джона восхищённо и испуганно одновременно. Мужчина бережно взял её лицо в ладони, склонился к её губам.
- Мы будем, как первые люди в раю. Не знающие стыда, не знающие труда, живущие в своё удовольствие…
Автор: Rininelle
Источник: https://litclubbs.ru/articles/4233-passazhiry.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#фантастика #фанфик #пассажиры #переселенцы #космос
