Перекусив, как говорится, чем Бог послал, а точнее – что осталось недоеденным от предыдущих посланий, Триза с Лехой отправились в сторону видневшихся невдалеке гор. Дракон, по прикидкам егеря, высадил их невдалеке от монастыря, и была надежда до вечера туда добраться.
Анчутка, сидя на рюкзаке егеря, с интересом осматривал окрестности пляжа и кромку травы, тянущуюся до самых гор. Несмотря на скудный завтрак, в настроении он пребывал самом бодром и иногда хихикал, вспоминая Горыныча, морского дракона и похождения последних дней.
- Что хихикаешь? – Леха взглянул на друга.
- Да Горыныча вспомнил. Он так интересно говорит, я даже не думал, что можно так слова переставлять. Но получается очень смешно.
- Ну да, забавный персонаж, - согласился егерь.
- Ты представь, Лех, я в монастырь приду, где монахи постятся, и скажу им: «Не нужно ставит на меня ваши глаза, вам будет грустно кушать, а мне от этого станет беспокойно в организме»… Как ты думаешь, я убежать успею?
Леха рассмеялся.
- Думаю, что если ты выйдешь с просвиркой руке, то не успеешь.
Анчутка кивнул.
- Да, Лех, такие грубые нынче времена – жадное брюхо к изящным словам глухо.
- Придем – увидим, - ответил егерь. – Если настоятель твердо решил укрепить мораль в коллективе, то по моим расчетам сейчас как раз тот момент, когда в голове монаха при имени Бака возникает лишь одна мысль – а что там у философа было пожрать, когда он корпел над своим трактатом.
***
Добравшись к монастырю под вечер, друзья воспряли духом. Их желудки недвусмысленно намекали, что обходить стороной кухню настоятеля совершенно легкомысленно, а временами даже безрассудно.
У ворот в монастырь вяло махал метлой знакомый монах.
- Добра в дом! – поздоровался егерь.
Монах посмотрел на них странным взглядом.
- Добра.
- Как дела в хозяйстве настоятеля? – поинтересовался ведьмак.
Монах как-то жалобно вздохнул и оперся на метлу.
- Братия укрепляет дух, по наставлению господина настоятеля…
- И как? – поинтересовался анчутка.
- С трудом… с большим трудом… временами переходящим в слабую надежду выжить…
- Что, так плохо? – удивился егерь.
Монах подошел поближе и зашептал.
- Настоятель решил постом да трудом непотребства из братьев выбить. И все труды философа Баки, что углядел у братии, повелел сжечь в печи. А глядел он столь пристально, что никакой возможности утаить не случилось. «Коль мысли у вас в башке столь ничтожны, что пакость верх над ними берет, будем укреплять силу мысли ежеминутною думою» - так господин настоятель сказал.
- И о чем вы ежеминутно думаете? – удивился анчутка.
Монах снова всхлипнул.
- Исключительно о еде. На иные думы не осталось сил и желаний.
И, наклонившись, к Лехе, заговорчески зашептал.
- Второго дня настоятель вышел, по обыкновению, на балкон, да решил голубок покормить. А как вниз глянул, так и обомлел – два монаха с голубями за крошки хлебные подрались. Да ловко так – ничего голубям и не досталось.
- Да, не до философских трактатов, - согласился анчутка.
- Я больше скажу, - монах совсем понизил голос до заговорческого. – Вчера приходил проповедник, что всепроникновение мысленных образов философа Баки проповедует.
Леха насторожился.
- И что?
- Настоятель распорядился его в клеть отвести, да дверь запереть. А сам тоже уединился, строгости набирается духовной. Буду, - говорит, - на чистую воду выводить мерзавца. Всепроникновение, - говорит, - будем искоренять искуплением методом совокупления. Мысленного, – говорит. Братия приуныла, опасается ужесточения поста и усиления трудотерапии.
Анчутка задумался.
- Господин настоятель мыслит в правильном направлении. Только я бы посоветовал придать процессу гласности и публичности.
- Публичности? – ужаснулся монах, - Это вы про… забыл уж… из трактата? При всем честном народе?
Анчутка хмыкнул.
- Конечно. В искуплении должен быть воспитательный момент. И при этом никаких посягательств на девичью честь проповедника не предполагается.
Монах почесал затылок.
- Так речь же шла об этом… совокуплении…
Анчутка вздохнул.
- Недолечили тебя, похоже, трудотерапией. Я имел в виду процесс перехода девственного мыслепроникновения проповедника в иное социальное состояние через встречу с грубой реальностью.
Монах снова потер затылок.
- Так вы это… про мозг что-ли?
Анчутка хихикнул.
- Если примитивно – то да. Мозг нужно на место ставить, и тут либо терапия, либо хирургия. Но мы пойдем другим путем – совместим одно с другим.
Монах потряс головой и жалобно посмотрел на анчутку.
- Что-то я запутался.
Анчутка махнул лапкой.
- Не напрягай извилины, это не живот – пукнуть не получиться, особенно с голодухи. Все увидишь сам.
За воротами взору путников предстала удивительная чистота. Похоже, трудотерапия давала много побочных эффектов, включая блестящие дорожки и идеально подстриженную траву. Пространство внутри монастырских стен походило на праздничную лубочную картинку.
Дойдя до дверей настоятеля, Триза постучал. Настоятель, открывший дверь, радостно всплеснул руками.
- Вот не зря я молился, вовремя вас Бог привел в нашу печальную обитель!
- Наслышаны про ваши неустанные заботы об исцелении братьев от пагубных мыслей и прочего паскудства, - ответил егерь.
- К столу, к столу!!! – махнул рукой настоятель. – Сядем рядком, да поговорим ладком.
Гости ринулись к накрытому столу.
Настоятель сел, лично отрезал анчутке ломоть хлеба и широким жестом показал на стол.
- Попотчую, чем богат, не ждите приглашений.
Гости, стараясь не давиться, накинулись на еду. Настоятель смотрел на гостей подобревшим взглядом.
- И ваш разумный друг с вами, какой удачный случай. А то у меня тут гость объявился, хотелось бы посоветоваться по его наставлению на путь истинный.
- Наслышаны, наслышаны про проповедника, - кивнул Триза с набитым ртом.
- Да, объявился, поганец. Но, к счастью, вы мне до того успели глаза открыть на творящееся непотребство, и был я нравственно вооружен. И снова встреча с вами – просто везение невероятное.
Анчутка прожевал очередной кусок хлеба и кивнул настоятелю.
- Кому повезет, у того и петух снесет. Есть идея насчет проповедника. Не отвертится.
