Если кто-то думает, что в начале 20-го века на Молдаванке в Одессе у тамошних налётчиков в фаворе был маузер или наган, этот человек непростительно заблуждается. В Одессе не любили шика, не соответствующего обстановке. Это про маузер. Малиновые штиблеты из обувного магазина Кукуричкина и роскошный котелок от Скроцкого - это фасон, необходимый респектабельному господину на каждый день, а маузер он ведь только для дела... Не говоря уже о такой мелочи, что стоил этот шпалер пятьдесят карбованцев в торговом доме Блока, что на Дерибасовской, а это ж сумасшедшие деньги, которые ещё нужно было себе позволить потратить на такой товар. И именно так рассуждали мои земляки - налётчики с Болгарской улицы, и со Степовой, и с Дальницкой, где начиналось их преступное ремесло, за которым следил и курировал приснопамятный Михаил Винницкий и он же незабвенный одесский налётчик Мишка Япончик. И кстати сказать, что ни он, ни его подопечные не считали себя ни бандитами, ни кем либо-другими, как принято было называть людей их занятия, а именно "налётчиками" - словом, родившимся именно тогда и именно в Одессе.
А ещё они полагали и наверное, не напрасно, что с маузером не станешь запросто, щеголяя, фланировать по Екатерининской или даже по Госпитальной в своём околотке. Опять таки, его, как портмоне, в карман небрежно не сунешь, а если он всё-таки вдруг понадобится, то и не выхватишь мгновенно. Как говаривал раввин синагоги на Балковской Аарон Шустер, которого на Молдаванке почитали за его усердие знать Талмуд и доносить до несведущих мудрость иудейских пророков - всякой вещи есть время под небом. Раввин наставлял здесь каждого еврея, как однажды господь наставил их соплеменника Моисея на горе Синайский, и налётчики не были исключением, а потому слушали раввина и внимали ему, как собственному отцу.
На Молдаванке всегда существовал свой порядок вещей - вроде как общий для всех её жителей и отдельный - блатной. Последний соблюдали налётчики, скупщики краденного, а также наводчики и прочие маргинальные личности. Был и свой кодекс чести - святой, как свиток торы с написанными там заповедями, и такой же, как завет с богом, неукоснительно выполняемый из поколения в поколение. На Молдаванке понимали на хорошее угощение с выпивкой и даже соблюдали моду. И одним особенно привлекательным модным аксессуаром среди налётчиков, пользовавшийся у них неизменно бешеным успехом, был пистолет браунинг М1906-ой. Некрупный, умещающийся в карман жилета, он затмил собой и меньший размера маузера, наган. Одесские портные на Молдаванке строчили своим щедрым заказчикам, с манерами биндюжников, роскошные жилеты, используя для внутренности кармана вместо традиционного сатина парусину, и не спрашивали зачем тем нужно такое крепкое отделение в одежде. На Молдаванке было не принято совать нос в чужие дела, даже если о них не знал только несмышлёный ребёнок.
С малюткой браунингом налётчики не расставались. Пистолет всегда был с ними и неважно куда его хозяин направлялся. Так М1906-й с равнодушием внимал сладким постанываниям какой-нибудь томной девицы-жёлтобилетницы в заведении мадам Фельдман на Провиантской, где частенько развлекались одесские торговцы скотом и те же налётчики с Молдаванки. Преспокойненько устроившись в кармане скинутого на кресло жилета, браунинг лежал там рядом с постелью любвеобильной прелестницы и безучастно слушал мерное поскрипывание раздолбанной от любовных утех кровати. И точно так же он невозмутимо взирал на жертв ограбления, извлеченный из своей уютной парусиновой норки и направленный на них. Причём, налётчики и их жертвы частенько сталкивались нос к носу у мадам Фельдман и, узнав друга, им ничего не оставалось, как учтиво раскланяться, осведомиться о здоровье каждого и посетовать на капризы погоды.
Из браунинга стреляли редко. И да, в том не было необходимости, поскольку несмотря на свой невнушительный вид, браунинг всегда выглядел достаточно убедительным. Ну а кроме того, на Молдаванке никогда не любили шума. Одно дело до звона стаканов отплясывать "Семь сорок" в трактире на Мясоедовской под визги плохонького инструмента в руках захудалого скрипача Зямы Боренбойма и совершенно иное быть неприлично громким, совершая налёт. В конце концов, это несправедливо к тем, кто спит по соседству, не говоря уже о том, что крики и вопли безумно утомляли местечковых джентльменов с Молдаванки, в жилах которых текла босяцкая кровь, а голове стоял туман от свалившегося на их голову счастья стать подручными самого Япончика. Браунинг призывал к благоразумию и советовал сохранять безмолвие. Да и молиться, чтобы заявившиеся с ним поскорее убрались восвояси, было куда легче в тишине.
Браунинг с малиновыми штиблетами и с канотье цвета спелого ячменя выглядел бесподобно. Он подходил и под брюки в тонкую полоску под названием "В Париже идёт дождь", и умопомрачительно смотрелся под двубортный клифт из твида. А на фоне костюма абрикосового тона никелированный браунинг сверкал ещё ярче. Он был, что называется, тем самым обожаемым фасончиком и тем самым требуемым размерчиком. А уж на Молдаванке подходящие фасончики и нужные размерчики ценили, как в женщинах, так и в пистолетах. И браунинг мог быть даже не заряженный. А зачем? Ведь никто и никого из него убивать не собирался. Браунинг существовал в качестве весомого аргумента для мирной беседы, чтобы один из её участников сделал для себя соответствующие выводы. Пистолет налётчику было достаточно лишь продемонстрировать, чтобы дать понять о честнейших намерениях довести начатое дело до конца и заверить о желании миролюбиво разойтись после завершения оного. А для смертоубийства, я дико извиняюсь - это не он. И потому браунинг был незаменим в делах деликатных, особенно в помощь тем, у кого отчего-то тряслись руки и никак не могли расстегнуть фермуар или дорогой браслет. Тогда то обходительный владелец браунинга с предупредительной готовностью и старался посодействовать, поскольку его маленький пистолетик отнюдь не мешал долгу воспитанного мужчины предложить свои услуги даме или её кавалеру. О должной галантности выходцы с Молдаванки никогда не забывали, обчищая с милой улыбкой собрания людей, чьё имущественное положение позволяло тем комфортно жить в Одессе. Браунинг умиротворял непокорных, противившихся избавлению от своих бумажников и драгоценностей. И как, спрашивается, при этом налётчикам было не вспоминать слова раввина Шустера, когда тот говорил в синагоге о мучительном людском недуге, заключающимся в богатстве, сберегаемом владетелем его во вред ему? Одним словом, браунинг на Молдаванке - это была философия жизни.
Надо сказать, что этот браунинг модели 1906-го года в Одессе появился не намного позднее, чем где-нибудь в Париже или в Берлине, а учитывая факт контрабандной доставки его прямиком на Молдаванку, о новом компактном пистолете налётчикам стало известно гораздо раньше начала продаж оного в городских магазинах. Контрабанда в Одессе в начале 20-го века была явлением само собой разумеющимся. И неважно что сюда доставляли, минуя таможню: лиссабонскую малагу, апулийские маслины или бельгийские браунинги. На каждый товар находился свой купец. Браунинг - это дух Одессы до революции, как маузер стал духом Питера после.
Да уж, милый сердцу налётчика с Молдаванки браунинг. Пистолет, образ которого воплощает в Одессе время, ставшее яркой страницей в её истории. Парадоксально, что о том времени в городе не только помнят и не собираются забывать, но и не хотят это делать! И в том удивительном феномене есть место браунингу - пистолету, с которым это время делалось...
