Отец Лики продолжал кричать снаружи и я боялся, что он прорвется обратно и прибьёт меня. Голова раскалывалась, я хотел домой, хотел, чтобы меня оставили в покое и чтобы Лика нашлась. Но Сергей и не думал меня отпускать. Он по кругу задавал мне одни и те же вопросы, я устал повторять и повторять ответы, глаза слипались и очень хотелось есть.
Через час или два приехал отец. Он ворвался в комнату и сразу бросился ко мне. Я испугался, что он сейчас врежет или наорет, но, к моему удивлению, он выглядел встревоженным. Он схватил меня за щеки, отмахнувшись от Сергея, посмотрел в глаза и с беспокойством спросил:
— Ты в порядке?
Я сглотнул и кивнул, что-то внутри будто надломилось и я бросился к нему на шею. Отец подхватил меня на руки и крепко обнял. Я уткнулся ему в грудь и позорно заревел. Весь сегодняшний день так вымотал меня, все эти обвинения, незнакомые люди и исчезновение Лики вдруг навалилось на меня и я почувствовал себя маленьким и слабым.
— Какое вы имеете право говорить с моим сыном без меня? — зло сказал папа, обращаясь к Сергею. Тот занервничал, начал оправдываться и объяснять, что они нашли меня с уликами, но отец не стал слушать. Он вынес меня на улицу и усадил в машину. Сергей вышел следом.
— Завтра Никиту будут допрашивать, не уезжайте никуда, — тихо сказал он.
Отец исподлобья взглянул на него, и, ничего не ответив, пошёл к водительскому месту. Но не успел он дойти, как послышался шум и мою дверь рывком открыл отец Лики. Он выдернул меня с сиденья, и, не успел я испугаться, как отлетел в сторону.
Отец держал лежащего на земле Азима за руки и, стиснув зубы, что-то ему говорил. Глаза у отца Лики испуганно забегали, он пьяно рыгнул и обмяк, всхлипывая:
— Моя девочка... Моя дорогая девочка...
Я старался не дышать, надеясь, что он обо мне забудет и не заметит снова. Отец отпустил его, поднялся и пошёл ко мне. Сергей что-то говорил Азиму, помогая тому подняться. Папа снова поднял меня на руки и посадил в машину.
По дороге домой он бросал на меня мимолетные тревожные взгляды, но ни о чём не спрашивал. Заговорил, только когда мы оказались дома. Он помог мне снять куртку и подогрел курицу с картошкой. Я, хоть и был голодным, не смог нормально поесть — глаза слипались и голова разрывалась от мыслей.
— Эта девочка, она дорога тебе? — осторожно спросил папа.
Я зажмурил глаза, чтобы не заплакать, и кивнул.
— Ты не должен вмешиваться в её поиски. Этим должны заниматься взрослые, — продолжил отец. — Ты слишком мал и ничего не сможешь сделать.
Он помолчал. Потом поднялся и повёл меня в спальню. Уложил в кровать, а сам уселся на колени рядом, на полу, положив руки на моё одеяло, будто собирался молиться.
— Я... — начал он, но замолк, покусывая губы, — я не очень хороший отец. Но я не могу потерять тебя, Никит, не могу, — он глубоко вдохнул и потер глаза, я так давно не видел его таким... Папой.
Он посмотрел на меня таким взглядом как смотрел тогда, когда умерла мама. Тоска плескалась в его глазах.
Я накрылся одеялом, подтянув колени к животу, отец снова вздохнул, тяжело поднялся и вышел, сказав напоследок:
— Завтра всё мне расскажешь
Спокойной ночи, сын.
Я лежал в жаркой кровати и дрожал, не в силах уснуть. Как только я закрывал глаза передо мной вставала Лика. Белая рубашка пропиталась кровью, волосы висели лохмотьями, а с глаз текли слезы. Она тянула ко мне руки и что-то шептала, но я никак не мог разобрать, что. Я снова и снова открывал и закрывал глаза, в конце концов уже не понимая, сплю я или нет, когда наконец, разобрал, что она говорит: "Я теперь Снегурочка".
