Но вернёмся к пребывавшей в Полотняном Заводе Наталье Николаевне. Провинциальная жизнь её продолжалась несколько больше полутора лет. Уже осенью 1838 года Наталья Николаевна вновь появилась в Петербурге. Возвратилась по настоянию тётки, фрейлины Екатерины Ивановны Загряжской. Той, что ранее заботилась о нарядах Натали, когда она представала пред светлыми очами царя. Конечно, тётушка Загряжская сразу ведёт Наталью Николаевну в один из модных магазинов, чтобы сделать обновки после её долгого пребывания в провинции. Тут-то по воле его величества случая, никак иначе, в магазине оказался и сам государь Николай Павлович. Он очень обрадовался невероятной встрече и изъявил желание видеть Пушкину на бале-маскараде во дворце.
Воля самодержца прекословия не допускает — Наталья явилась на бал в палевых шальварах и длинном фиолетовом кафтане, плотно облегающем её стройный стан. Лёгкое из белой шерсти покрывало, спускаясь с затылка, мягкими складками обрамляло лицо и, ниспадая на плечи, ещё рельефнее подчёркивало безукоризненность классического профиля.
Восхищённый император подошёл к Наталье Николаевне и, взяв её за руку, подвёл к своей жене, Александре Фёдоровне. «Смотрите и восхищайтесь», — услышали все. И она снова втянулась в светскую жизнь. Хотя и увидела, что для многих это стало поводом упрекнуть её в легкомыслии и в забвении памяти мужа. Но противиться желанию царя она не посмела или не захотела.
О близких отношениях, последовавших вслед за этим, сегодня можно услышать даже чаще, чем о тех, что были у Натали с императором ещё в пору жизни Александра Сергеевича. Вряд ли они походили на их прежние. Хотя отдельными моментами в своих «широких жестах» Николай I не был особо разнообразен — повторялся. Тогда, в 1839 году, по случаю возвращения Натальи Николаевны из Полотняного Завода в Петербург ей сделан «царский подарок», такой же, как и в 1835-ом — во фрейлины будет пожалована Александра Гончарова.
Пушкина и раньше-то не была легкомысленной записной кокеткой, не рвалась в фаворитки, но император внимание к Наталье Николаевне проявлял постоянно, что называется, не забывал дарить высочайшую ласку. Так что Наталья Николаевна постоянно танцует в Аничкове, что позволяет Долли Фикельмон недоумевать, обращаясь к сестре: «Не находишь ли ты, что она могла бы воздержаться от этого?»
Близкому другу Пушкина поэту Петру Плетнёву, впоследствии ректору Петербургского университета, доводилось в ту пору бывать в доме Натальи. Он писал Якову Гроту:
«Пушкина живёт очень тихо. Она в чёрном и живут они совсем по-монашески. Она не интересничает, она покоряется судьбе».
Наталья Пушкина тогда почти никуда не выезжала. К ней наведывался узкий круг знакомых. Среди постоянно бывающих разве что по праву друга семьи Пушкиных князь Пётр Вяземский, который вовсе не прочь «утешить» вдову, не видя в том даже повода для размышлений на тему нравственности. Что тут такого? Красивая женщина, даже свободная, ещё молодая, не она первая, не она последняя, всё как всегда, как принято. Почему бы и нет?
Пётр Андреевич ухаживал настойчиво, навязчиво. Чуть ли не ежедневно являлся к обеду семейства Пушкиных и, не принимая в нём участия, сидел часа полтора. Часто бывал и по вечерам. Б.Л. Модзалевский говорил о «сильном увлечении князя Вяземского Н.Н. Пушкиной». П.В. Нащокин на сей счёт высказался куда резче и откровенней: Вяземский «волочился» за Н.Н. Пушкиной.
Однако на фоне светского разгула поведение князя было самым обычным и полностью соответствовало его характеру. Оно вполне соответствовало своеобразным урокам, какие под конец жизни, в 1836 году, Пушкин давал юному князю Павлу Вяземскому, сыну Петра Андреевича, убеждая его «в важном значении для мужчины способности приковывать внимание женщин». «Он учил меня, — вспоминал Вяземский-младший, — что в этом деле не следует останавливаться на первом шагу, а идти вперёд, нагло, без оглядки, чтобы заставить женщин уважать вас... Он постоянно давал мне наставления об обращении с женщинами, приправляя свои нравоучения циническими цитатами из Шамфора*».
* Себастье́н-Рок Никола де Шамфо́р — французский писатель, мыслитель, моралист XVIII века, автор книги наблюдений и афоризмов «Максимы и мысли, характеры и анекдоты». Шамфор был представлен в библиотеке Пушкина Полным собранием своих сочинений. В списке авторов, которых читает Евгений Онегин, есть и Шамфор (глава VIII, строфа XXXV).
Через много лет «знатоки психологии и быта того времени» станут писать, что Пётр Андреевич совершенно очевидно был влюблён в Наталью Николаевну. Пушкин хотя бы стихи писал о своих возлюбленных. Поэт Вяземский не удосужился.
Правда, он забрасывал её письмами полными изъяснений в любви. Всё как надлежало по науке страсти нежной. Очень старался, подбирал соответствующие слова, помня, что пишет поэт вдове друга-поэта:
«Прошу верить тому, чему вы не верите, то есть тому, что я вам душевно предан». (1840.)
«Целую след ножки вашей на шёлковой мураве, когда вы идёте считать гусей своих». (1841.)
«Любовь и преданность мои к вам неизменны и никогда во мне не угаснут, потому что они не зависят ни от обстоятельств, ни от вас». (1841.)
«Вы моё солнце, мой воздух, моя музыка, моя поэзия». (1842.)
«Спешу, нет времени, а потому могу сказать только два слова, нет три: я вас обожаю! нет четыре: я вас обожаю по-прежнему!» (1842.)
Некоторые его фразы из писем допускают разное прочтение. Одни, например, находят, что он предостерегал Наталью Николаевну, имея в виду государя: «В большом свете лекарство рядом с болезнью: одно увлечение сменяет другое». Другие полагают, что словами этими приманивал её к себе. Впрочем, нельзя отнять, он был умным человеком, наверняка делал одновременно и одно, и второе.
Графиня Фикельмон, глядя на Вяземского, говорила, что он считал себя неотразимым и воображал, что все красивые женщины должны в него влюбляться. Но с Натальей Николаевной у него, сказали бы нынче, вышел «облом».
Ни у царя с Натальей Николаевной, ни у неё с Николаем Павловичем проблем не возникало. Он брал, что хотел, и имел кого хотел. А если вдруг почему-то так не получалось, очень гневался. В случае с Натали ему гневаться не пришлось. Всё выходило как всегда и как обычно. Плетнёв был прав: она покорялась судьбе. Внимания императора Наталья Николаевна не домогалась, но и не сторонилась его. Увлечённость государя её красотой сопровождала красавицу-вдову не год и не два. В 1843 году художник Гау, присланный Её Величеством, написал портрет молодой вдовы. Но при этом она не выказывала стремления и желания занять место фаворитки. Однако прекрасно понимала, что её положение позволяло ей даже в каких-то случаях пользоваться своей близостью к царю.
Мало кто знает, что, став Ланской и уехав с мужем-генералом в Вятку, она познакомилась там с молодым ссыльным никому не известным литератором. И стоило Наталье Николаевне в 1855 году обратиться к государю с просьбой освободить 29-летнего вольнодумца от ссылки, как тот невероятно быстро был возвращён в Петербург с дозволением «проживать и служить, где пожелает». И тут же был определён на службу. Хотя в марте Николай I умер и распоряжение дал уже Александр II. Впоследствии Россия впишет имя прощённого в отечественную классику как знаменитого русского писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Свою роль в этой истории, безусловно, сыграл и родственник Пушкиной-Ланской, министр внутренних дел России С. Ланской, передавший её письмо Александру II. Но можно полагать, что новый император прекрасно знал, чьей женой Наталья Николаевна была, чья жена она есть, а главное… чья она мать.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования «Как наше сердце своенравно!» Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 68). Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 6. Дочь не смолчала: «Папа, я ведь его совсем не знаю!»
