На первый план выходят образы машин и механизмов, без чьих мощностей боевые действия на излете высокотехнологичного XX века были бы невозможны. И мало говорим о тех, без кого эта мощная военная техника застыла бы без движения.
Речь — о военнослужащих трубопроводных войск тыла Вооруженных Сил СССР, чьими усилиями топливо – «кровь войны» – придавало жизнь частям Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. «Нас назвали трубачами!» — такой фразой начал беседу о своей службе «за речкой» полковник в отставке Вячеслав Сахон. Когда беседуешь с Вячеславом Константиновичем, невольно поражаешься его энергии и удивительно моложавому внешнему виду: не верится, что такой жизнерадостный мужчина прошел войну.
— Скажите, пожалуйста, почему вы решили стать военным?
— Сам я из деревушки Мелехи Ляховичского района Брестской области. Кадровых военных до меня в семье не было, хотя ратное время не обошло ее стороной: дедушка в годы войны участвовал в партизанском движении. Отбивались как от полицаев, так и от бандитов, прикрывающихся личиной партизан. После воссоединения Западной Беларуси и БССР Максим Адамович организовывал местный сельсовет, стал его первым председателем – вот вокруг него в годы войны люди и группировались. Во главе с таким человеком лихолетье перенести всегда проще! Класса с пятого я хотел быть военным. Поступал в Минское суворовское военное училище – не прошел по баллам, после школы штурмовал Даугавпилсское высшее военное авиационное инженерное училище имени Я. Фабрициуса — снова неудача… Срочную служил в Тапа (Эстония), в 106-й учебной инженерно-саперной бригаде, которая стала трамплином для поступления (1978 год) в Ульяновское высшее военно-техническое училище имени Б. Хмельницкого. Туда я пришел сержантом, младшим специалистом средств полевого водоснабжения. Все вышло случайно: стоял дежурным по роте, а тут звонит капитан Ситников, начальник службы ГСМ бригады, и спрашивает: «Куда собрался поступать?». А я уже написал рапорт в Харьковское высшее военное авиационно-техническое училище. За полчаса меня сагитировал в Ульяновск.
— Хотели связать себя с самолетами, с небом, а в итоге остались на земле…
— И не жалею! Учебу вспоминаю с удовольствием: такое училище было единственным в Союзе! Там нам привили огромную любовь к своему делу, к коллегам по специальности. Первым местом службы стал поселок Кликен (ГДР), где я принял должность командира взвода 9-го отдельного трубопроводного батальона. Через полгода возглавил роту и командовал ею до 1988‑го. Хорошо помню теплое отношение граждан ГДР к советским военнослужащим. Помню, едем по городу на грузовиках, а нам навстречу парами идут школьники и машут солдатам руками. Родственники ветеранов Восточного фронта, вернувшихся из нашего плена, и те с уважением относились к советской форме.
— А после ГСВГ куда отправились?
— На станцию Бишкиль (УрВО), где мне доверили должность командира роты трубопроводной бригады. Там прослужил недолго – в Свердловске получил капитанские погоны и предписание отправиться в Афганистан. 1461-й отдельный трубопроводный батальон ждал офицера по замене на должность заместителя командира по вооружению и технике. Еще в 1979-м я узнал о событиях «за речкой», но никак не думал, что почти через десять лет мне выпадет попасть туда. Помню день, когда получил предписание в Афганистан: было волнительно – только семья на Урал приехала… Получил жилье — и улетел: 6 октября 1988 года прибыл в Кабул. Родителям о новом месте службы не говорил. Сам тишины не искал: в Кабуле, на пересылке, мне предлагали службу на складе — отказался.
— И вот Кабул. Какими были первые впечатления?
— Многих сразу шокировал климат, но жару и холод я переношу одинаково легко. Люди порой не понимали, что происходит вокруг. Прилетели ночью, разместились на ночлег, а в горах кто-то стреляет, блокпосты всюду… Были и удивительные вещи: впервые в жизни я узнал, что такое денежный курс. Как только получали зарплату в чеках и собирались обменять их на местную валюту, курс мигом подскакивал. Несколько дней проходит — он опять падает. Для советского человека этакая рыночная экономика была дивом дивным! Скоро, уже совсем скоро эти вещи войдут в быт и жизнь вчерашних советских граждан…
— Как вас встретила и чем «порадовала» провинция Герат?
— Ввек бы этой «радости» не видеть (смеется)! Майор Владимир Кудряшов, которого я менял, встретил меня в Шинданде — в конечном пункте трубопровода. Посмотрел выразительно и «припечатал»: «Не завидую тебе!». Не преувеличил… Наш батальон обеспечивал перекачку керосина – в основном для летчиков — от Кушки до Шинданда. Вдоль 250-километрового трубопровода стояли 24 гарнизона — обеспечивали работу «нитки». Я должен был поддерживать в порядке магистральный трубопровод, комплектующие для него, технику насосных станций. В подчинении имел командира инженерного взвода: напрямую руководил 15, по службе — еще 300 военнослужащими… Меня ждала комната с кондиционером, прочая бытовая благоустроенность модуля. Но это лишь слегка скрашивало трудности службы: трубопровод работал постоянно, перекачку мы останавливали редко, я был вечно на ногах. Только один шиндандский авиаполк — а их было два! — в день потреблял тысячу тонн керосина. Представляешь объемы?!
— Кто был вашим противником?
— «Трубачам» в Афганистане доставалось с разных сторон: особенно беспокоили диверсии бандгрупп и действия местного населения по краже топлива, а еще повреждение трубопровода нашей техникой. Если танкисты просто наехали на «нитку» — ее погнет, и перекачка прервана не будет. Но если техника еще и развернется при этом, то трак обязательно порвет магистраль. Останавливай перекачку и несись устранять неисправность. Чаще трубопровод простреливали и взрывали. Население, то помогая духам, то желая поживиться, сверлило трубу и воровало керосин. То дыру сделают – и в засаду сядут, ждут, когда «шурави» на устранение поломки приедут, то просто крадут — и бросают, а топливо из прорехи вовсю течет! В сутки на магистрали случалось по семь-восемь диверсий — это норма. Особые хлопоты приносили подрывы — они сопровождались большими возгораниями. На устранение результатов диверсии чаще всего выезжал я: «седлал» броневик БРДМ-2 (мы его «такси» называли), брал с собой подразделение охраны — и вперед. Совместно отсекали пораженный участок, делали обводной. Тушить горящий керосин было бесполезно — ждали, пока топливо выгорит, потом меняли трубы. Патрульные аварийные машины — КамАЗы и Уралы — колесили по автотрассам вне колонн, блокпосты пропускали нас без проблем. Машины порой расстреливали гранатометами, в батальоне были погибшие. Моим подчиненным везло — отделывались ранениями.
— Первое огневое воздействие врага помните?
— Да, конечно. Это случилось уже во второй или третий выезд на устранение. Ехал, а по краю дороги вспышки, будто кто-то камешки в пыль бросает. Осознание, что ты под обстрелом, пришло чуть позже: а вот подняли бы прицел на метр выше и попали бы по мне! Вскоре на звуки стрельбы даже внимания не обращали: наоборот, волновались, если тихо. Помню, стоим мы с комвзвода, начальником гарнизона насосной станции № 12, возле бруствера, что защищал личный состав со стороны «зеленки» (зарослей), — и тут возле головы вдруг пыльные фонтанчики от пуль! К огню привыкли быстро и на землю не падали. Однажды ехал от Кушки до Герата и в районе насосной станции № 11 заметил пробоину в трубопроводе – струя через дорогу била. Привязали трубы к БРДМ-2 – специализированный транспорт был неисправен – и двинулись на устранение. А уже стемнело! Подъехали к месту повреждения, освещаем его фарой. Стою рядом с техникой и думаю: мы ничего вокруг не видим, а сами как на ладони! Тягостное ожидание – заметят или нет, обстреляют или обойдется – хуже всего. Стоишь с автоматом АКС, в разведывательно-дозорной машине боец прильнул к пулемету КПВТ – и ждем, мысленно ремонтников подгоняем. Тот холодок по спине никак не забуду! Однажды против нас «взбунтовалась» природа – на расположение батальона сошел селевой поток. Среди ночи меня разбудил крик дневального: спускаю ноги с койки, а внизу – бульк! Вода в модуле! Плавало все: плац, продовольственный склад, КПП, пункт управления. Часовых на ПТС (плавающий транспортер) развозили! Вскоре все успокоилось, но поработать лопатами пришлось!
— Как вы передвигались по дорогам и насколько это было опасно?
— Минная война — это нечто! Я колесил только на броне БРДМ — при подрыве тебя контузит, сбросит на землю — и все. Поначалу ездил как удобнее — одна нога на броне, другая опущена в люк. Потом меня от этого отучили: мол, ногу из люка убирай — а то при взрыве ее точно оторвет! Помню, однажды ехали в Шинданд, а мехвод ведет БРДМ-2 не по правой стороне дороги, а по левой. Назад — снова по противоположной. Комментирует загадочно: «Узнаете, товарищ капитан!». Разгадка проста: «духи» из консервных банок мастерили стойку, сверху — палочки, между ними — батарейку, а рядом, в метре, фугас. На палочки наезжаешь, контакт замыкает — а переднее колесо техники уже как раз на мине! А если ехать наоборот, то вначале наезжаешь на безвредный фугас и лишь потом на батарейку: если рванет, то под задним мостом. Мчишь быстро – а мы так и делали — эпицентр взрыва окажется за спиной.
— В 1989 году 1461‑й отдельный батальон вместе с 101‑м мотострелковым полком…
— …одной колонной, под мощным прикрытием, вышел на Кушку, а оттуда по железной дороге — в Смелый (Украина). Инфраструктуру — насосные станции, трубопровод, резервуарные парки, запас топлива — передали афганским «трубачам». Их часть была сформирована на базе нашего батальона: полгода обучали, хотя среди них были офицеры, окончившие советские военные вузы. Забрали все нужное для выхода, а также те единицы техники и оборудования, которые полагались обязательно, — пожарные машины, тропосферные радиостанции… Афганские коллеги до последнего не верили, что шурави уйдут, — в дни выхода 40‑й армии среди них началась большая суета. Мы вышли из места дислокации только на третьи сутки: разведка донесла, что полевой командир Туран Исмаил, знаменитый «Лев Герата», готовит нападение. Но командование приняло меры – блокпосты через каждый километр, мощная батарея самоходных гаубиц 2С3 «Акация» у города, прикрытие с воздуха — и все обошлось.
Затем меня ждала недолгая служба в Украине, после чего я перевелся в Беларусь. С должности начальника управления горючего и смазочных материалов Министерства обороны Республики Беларусь я уволился в запас. Тружусь инженером по охране труда в 3-й городской детской клинической больнице Минска.
