Пришла пора, наконец, разделаться с улицей Тёмных лавок раз и навсегда. Упоминание о самой улице я нашел лишь один раз, да и то в конце романа, где главный герой мечтательно предполагает вернуться в Рим, на улицу Тёмных лавок, дом 2, где он когда-то жил. Как показали мои не очень глубокие исследования на эту тему в настоящем времени такой улицы в «Вечном городе» нет. Я пробовал найти эту улицу на карте в интернете, набирая название на русском, итальянском и английском языках. Не нашёл. Гуляя по Риму пытался обнаружить искомое название на фасадах домов. Тщетно. В конце концов, расслабившись и предположив, что эта улица существовала лишь в авторском воображении, я решил сам немного пофантазировать.
Последний раз я был в Риме еще до пандемии. Было это в январе 2020 года. И вот, несмотря на зиму, моё воображение тут же споткнулось метеорологическую преграду. Погода была солнечная и никак не располагала к поиску чего-то тёмного в этом светлом городе. Напрасно я бродил по узким улочкам районов Понте, Парионе и Регола, пытаясь разыскать эту неторопливую улицу в сумрачных тенях своего разума. Ничего не получалось. Стоило мне только начать рисовать тёмные никому не нужные лавки, как дорога выводила меня прямиком на площадь Навона. Толпы туристов, фотографирующих друг друга на фоне знаменитых фонтанов. Тут не до темноты. Узкая Виа де Пастини выводила меня на Ратонду, а Виа дель Сударио, хоть и была безлюдна, но не темна. К тому же я не встретил на ней ни одной лавки, и вдобавок вышел с неё на площадь Торре Арджентина, где над античными раскопками ослепительно сияло солнце.
Впору было разочароваться окончательно. Не в городе, а в своём воображении. Однако я, как и герой романа все же вышел на след. Впрочем, так же как и он, сначала я пустился по ложному пути. Этот путь вывел меня на Кампо-деи-Фиори. В центре площади возвышался памятник. Тёмных лавок там не было, вокруг памятника бушевал многолюдный рынок, на котором торговали китайскими тряпками и фруктами с овощами. Вкруг рынка расположились многочисленные кафе с летними террасами, тентами и зонтиками. Все вокруг толкались, галдели как настоящие итальянцы. Где уж тут обрести сумрачное воображение. Я подошел к памятнику. Мне пришлось высоко задрать голову, чтобы узнать, чья грустная статуя возвышается над такой весёлой площадью. Особого труда не составило, что бы прочесть итальянскую надпись называющую имя великого итальянца, известного, пожалуй, во всех уголках земного шара: Джордано Бруно. В длинном плаще, прикрыв голову капюшоном, дерзкий еретик сурово смотрел на копошащийся у его ног суетливый люд. Со скрещенными кистями рук, с толстым фолиантом, зажатым пальцами правой (любопытно, что за книга), изваяние произвело на меня сильное впечатление. Я даже воровато огляделся по сторонам, словно подозревая, что никто вокруг, кроме меня, не знает, что более четырех веков назад на этой площади, - быть может, - на этом самом месте, автор «Песни Цирцеи» был безжалостно сожжён при большом стечении народа, в те времена, когда аутодафе применялось инквизицией не так часто, как веком ранее.
Нужно ли сообщать, что после такого открытия, моё воображение заработало в нужном направлении. Я тут же обнаружил предполагаемую улицу Тёмных лавок. Её узкое русло брало начало за спиной у Бруно. Она называлась Виа деи Джиаббонари. Увы, несмотря на сумрачность впечатления и наличие многочисленных аккуратных магазинчиков справа и слева, я сам все испортил. Уже почти на выходе из улицы мне попался магазин «Тимберленд», где я купил добротные башмаки (ношу до сих пор), вместе с радостью покупки, растеряв трепет вдохновения.
Казалось, следы улицы Тёмных лавок пропали для меня безвозвратно. Но на следующий день, в присутствии редких для Рима свидетелей: пасмурной погоды и нудного моросящего дождя, я нашёл искомую улицу. В самом неожиданном для меня месте. Немного сойдя с проторенной туристической тропы от площади Испании до Пьяцца-дель-Пополо (еще одно место для казни), я вышел на тихую узкую улочку Виа Маргутта. Почти безлюдная, тихая, мощеная булыгой, справа и слева увитая мокрым плющом, слегка оживляемая небольшими магазинчиками, войти в которые не хотелось – эта улица сразу же навеяла мое воображение Тёмными лавками и грустным Педро (одно из имен главного героя), неотвратимо валившим тяжёлой походкой к трагической развязке. В романе главный герой мечтал вернуться на эту улицу, но так и не вернулся. Впрочем, возвращение в Рим предполагалось автором романа. О чём читателю был намёк.
Разобравшись, наконец, с улицей Тёмных лавок, я возвращаюсь к сюжету романа и главной героине. Ёе загадочная личность вот-вот появится на страницах моего повествования. Нетрудно догадаться, что это – женщина. Автор уделил ей не слишком много внимания, поэтому мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы вообразить её образ. Но обо всём по порядку.
Прежде, чем стать Педро, Ги, как и я, пускается по ложному следу. Все из-за фотографии, которую он получил от Стёпы де Джагорьева. На ней изображены Гей Орлова с отцом и таинственным молодым человеком высокого роста. Болван Ги, под шелест страниц, неторопливо перемещается от одного такого же болвана к другому с этой фотографией настойчиво предполагая, что кто-нибудь опознает в молодом человеке его самого. Никто не узнает. Имя мужчины с фотографии – Фредди Говард де Люц.
- Элементарно, Ги! – воскликнул бы Шерлок Холмс в процессе такого расследования. – Если другого имени для альтернативы нет, значит, ты и есть этот самый Люц.
Но до конца романа еще больше половины книги, а Ги всё так же напорист как в начале повествования. Он находит дальнего родственника Фредди, тоже де Люца, но только по имени Клод. Этот Клод видел своего пропавшего родственника последний раз, когда тому было десять лет. Они вместе играли. Ги упорно мечтает, что Клод вот-вот его опознает. Не узнает. Но даёт след – имя бабушки Фредди Мейбл Доунэхью. Фантазия у Ги работает так же лживо, как моя. Неуспев познакомиться с родственником, он вспоминает, как они вместе играли. Еще не переступив порог дома предполагаемой бабушки, он вспоминает, как бывал с ней летними вечерами на старом жёлто-сером вокзальчике в Орне.
Переступив порог, Ги вступает в разговор с неким человечком без имени, но в зелёном вельветовом костюме, служившим когда-то у его бабушки садовником и водителем. Сердце самозванца бьётся часто-часто, как колеса поезда везущего пытливого расследователя к разгадке тайны. Увы, не на этой станции. Человечек без имени зовется Бобом и открывает предполагаемому Фредди Говарду де Люц, что никакой он не Люц, а всего лишь его темноволосый друг по имени Педро. Боб узнает его на фотографии, которую ему показывает Ги. Странно, что самого Ги с человеком со снимка владелец вельветового костюма никак не может совместить и опознать. Либо Боб слеп, либо Ги в прошлом попал пару раз под трамвай, причем головой вперед.
Педро! При звуках этого имени фантазия у Ги начинает работать с новой силой. Вот она разгадка! Сердце раскоронованного самозванца снова бьётся часто-часто. Перед расставанием Боб дарит Ги коробку из-под печенья «Лефевр- Ютиль-Нант». Свидетелем этого торжественного поступка является кабанья голова, висящая над окном комнаты с отключенным электричеством. Если бы я был художником с быстрой и точной рукой, непременно б набросал на листке бумаги эту сцену нервными штрихами справа налево. Увы, рука у меня не быстрая, не точная, хотя и нервная.
Коробка из-под печенья содержит новые открытия. Педро, обретя своё настоящее имя, вдобавок получает еще и женщину. Симпатичную. Впрочем, про симпатичность лгу, - она молодая, со светлыми волосами, падающими ей на плечи. Больше автор ничего не сообщает. Облик девушки неожиданно возникает на страницах романа вместе с фотографиями из коробки. На фото изображены: Гэй Орлова, Фредди, Педро и эта молодая женщина. На обороте одной из фотографий счастливчик Педро находит номер телефона, который приводит его в дом, где он снимал комнату со своей возлюбленной. Какая удача – хозяйка комнаты все еще живет в этом доме! Она узнаёт Педро, сообщает ему его фамилию, прежнее место работы и, самое главное – имя его возлюбленной. Её зовут Дениз Кудрез. Его – Педро Макэвой.
До конца романа остаётся меньше одной третьей страниц.
- Вот оно! Сейчас начнется! – думаю я.
Напрасно. Автор либо не знает, как закрутить концовку романа, либо робко намекает на то, чтобы продолжение истории написал я.
Вот, что мы имеем. Дениз Кудрез – француженка, манекенщица со светлыми волосами, раскосыми светлыми глазами и азиатскими скулами знакомится в Париже с Педро Макэвоем, имеющим так же имя Джимми Педро Стерн. Это – наш Ги. Тёмная личность, как выясняется. Педро Макевой – греческий подданный, маклер, а Джимми Педро Стерн – подданный Доминиканской Республики, работник Доминиканской миссии в Париже. В 1939 году Джимми Педро Стерн женится на Дениз Кудрез. Следы обоих Педро теряются в сороковом году прошлого века. Дениз Кудрез исчезла в сорок третьем году того же века при попытке тайно пересечь франко-швейцарскую границу в Верхней Савойе, отправившись в небытиё из города Межев. В этот курортный городок, затерянный в Альпах Дениз прибыла из Парижа вместе с Педро, его другом Фредди и Гэй Орловой. Последняя когда-то была танцовщицей в Америке, но подвернула лодыжку. Подозреваю, что левую. Я тщетно пытался изобразить её танцующей канкан во фривольной позе, но получалось вульгарно, и я отказался от этой затеи. Лентяй. Нарисовав её балериной, я избавил себя от необходимости воображать её не совсем светлое прошлое. Пусть она останется такой, как описал её автор, - красивая женщина, танцевавшая в прошлом, покончившая с собой в будущем, испугавшись надвигающейся старости. Сейчас же она едет в поезде из Парижа в Межев вместе со своими друзьями. По крайней мере, на этом месте раскрыта страница романа в то время, когда я пишу эти строки.
И вот в этом месте стоит сделать небольшое отступление. Не лирическое, но историческое. Париж в 1940 году со страхом ожидал фашистского вторжения. Французское правительство отважно бежало из города на юго-запад Франции в Бордо. Решительные англичане требовали защищать Париж. В ответ на их требования, смельчак де Голль прибыл в Лондон, увезя с собой, по словам Черчилля, «честь Франции». Что оставалось делать обесчещенной стране? Правильно – отдаться победителю. И 24 июля 1940 года Адольф Гитлер прибыл в Париж. Но герои романа его не дожидаются. Они в числе сотен тысяч беженцев покидают столицу до немецкого вторжения. Об этом можно судить хотя бы потому, что в романе не упоминается о бомбежках города, но документы уже проверяют.
Я плохо осведомлён о логистике того времени, но где-то читал, что французы, эвакуируясь, штурмовали вокзал Аустерлиц, уезжая с него куда угодно. Вероятно на юг или на юго-запад. Однако герои романа отправляются с Лионского вокзала на юго-восток в сторону нейтральной Швейцарии, чтобы оттуда попасть на край света – в Португалию. Ги, к которому память вернулась в виде небольших эпизодов, вспоминает себя под именем Педро, который мечтает о зелёном португальском океане и оранжаде где-нибудь в Эшториле или Лиссабоне. Дениз в этом португальском сне отсутствует. Наверное, ушла купаться. Мне остаётся стыдиться и сожалеть, что я отделываюсь в этой статье всего лишь одной жалкой иллюстрацией. Хотя их должно быть не меньше десяти: долговязый Стёпа де Джагорьев со стариком Джорджадзе, коробка из-под печенья с россыпью фотографий, Боб в зелёном вельветовом костюме; улицы, кафе и рестораны Парижа; Говард Фредди де Люц; беженцы на вокзале; дрожащая от страха Эйфелева башня; чернёные стены Сакре-Кёр и зелёные фигуры Жанны с Людовиком, возмущённо взирающие на трусливых парижан с холма, обильно политого кровью, превращённого из богемного места в публичный дом.
Как можно из Швейцарии попасть в Португалию минуя Францию? Самолётом? Может быть, в то время летали самолёты гражданской авиации? Берн – Лиссабон? Или можно было поездом добраться сначала до Италии, а потом – морем к желанной Атлантике? Впрочем, это не важно. Все равно радужным планам Дэниз и Педро не суждено было сбыться. Может быть, потому что хитрый автор не захотел, чтобы молодые люди достигли берегов Атлантического океана, а оттуда – Америки или Аргентины. И описывай потом их заокеанские приключения. Меж тем до конца романа оставалось меньше четверти страниц.
(продолжение следует)