А где же улица Тёмных Лавок? В романе её нет. Возможно весь роман — это улица Тёмных Лавок, — узкая, немноголюдная, подёрнутая патиной времени. Начало — далеко в прошлом, смутное, едва различимое. Будущее — впереди. Там — под солнечным светом искрится море. Настоящее — справа и слева, в окружении старых, убогих лавчонок, торгующих никому не нужным барахлом. Вот среди этого барахла Ги пытается разглядеть своё прошлое.
Сначала, как и положено в детективном романе, Ги пускается по ложному следу, хотя и в нужном направлении. Сначала он знакомится с неким Занахидзе, Полем, барменом. Встречаются они, конечно же в ресторане. Они заказывают «Шато-петрюс». Встреча происходит в весьма оригинальной для моей застенчивой, как у всех русских, натуры. Пока Занахидзе и его старинный знакомец Поль Эртер, вероятно гарсон, пытаются разгадать прошлое Ги, по соседству гуляет французская свадьба. Немного, человек пятнадцать.
— Будет оргия, — предполагает Эртер.
Так всё и случается. В разгар вечера Эртер, Занахидзе и Ги присоединяются к свадьбе, ну а потом и к оргии, возникшей неожиданно, но неотвратимо, в соответствии с предсказанием гарсона.
Снова наврал. Не было оргии в романе. Пока свадьба гуляла, Эртер и Занахидзе упорно пытались узнать в Ги кого-то из прошлого. Не узнали. Но предположили, что некий Стёпа де Джагорьев определённо мог встречать его в прошлом. Пока детектив с друзьями ворошили в памяти старые воспоминания, свадьба разошлась не на шутку. Они заказали еще десять бутылок «Крюга».
«Меж тем, в полумраке за столиком, подперев ладонями голову, одиноко сидела женщина в бледно-голубом платье. О чём она думала?»
Тут я понял, что вот оно, — сейчас начнётся что-то ...Что? Не угадал.
« — Новобрачная.
— Что она тут делает? — спросил Эртер.
— Не знаю, — ответил официант.
— Ты не спросил, может, ей что-нибудь надо?
— Нет-нет, ей ничего не надо».
Действительно, что еще может быть нужно новобрачной на свадьбе? Всё уже состоялось. Пока невеста дрыхнет, Эртер вспоминает, что Ги похож на одного постояльца из отеля «Кастилия» на улице Камбон.
Закончив ужин и «полирнув» «Шато-петрюс» коньячком, Занахидзе и Ги выходят на улицу, к автомобилю на котором приехали. О состоянии их автор ничего не сообщает. Умеют же пить французы! Я бы уже слегка пошатывался. Какой там автомобиль! Но персонажи упорно следуют к машине. Неужели куда-то поедут? На месте их ждёт сюрприз: невеста из ресторана уже перекочевала на переднее сиденье авто. Она спит, бледно-голубое платье задралось выше колен. Чем не прелюдия для оргии? Но не таков Ги Ролан.
Занахидзе — настоящий грузин.
«- Надо как-то от неё избавиться» — говорит он.
«- Не можем же мы её бросить прямо на землю» — отвечает Ги.
Потом он берёт её на руки и относит в ресторан, смутно припоминая запах духов. Может быть, уже носил невест на руках? Дальнейшая судьба новобрачной неизвестна, а я ломаю голову над тем, какой национальности Ги Ролан.
Роман, меж тем, динамично движется дальше. Сразу же после похорон некоей Мари де Резан возникает Стёпа де Джагорьев. Весьма колоритный персонаж, высокого роста с крупным, мясистым аристократическим носом. Не знал, что аристократы носят такие носы. Всегда думал, что признак аристократической породы — тонкий нос. Возможно, — это вследствие малообразованности. У ну его, этого Стёпу. Важно, что с его помощью Ги выходит на след Гэй Орловой, дочерью русских эмигрантов. Друг за другом следует перечисление известных фамилий, подкреплённое фотографиями: Трубецкой, Орбелиани, Шереметев, Голицын, Эристов, Оболенский, Багратион, Чавчавадзе, — ни дать ни взять — главари этнических преступных группировок. Я уже забываю, что читаю роман о Париже и жду, как какой-нибудь молодчик крикнет в бешеной ярости:
— Карету, мне карету!
Или вспомнит о том, как он вешал красную сволочь на фонарных столбах.
Нет, этого не происходит. Возникает настоящее имя Орловой — Галина. Выясняется, что она родилась в 1914 году в Москве. Её родители эмигрировали после Революции. Во Францию мадемуазель Орлова прибыла в 1936 году, из США, где была замужем за мистером Уолдо Блантом. Вела роскошную богемную жизнь. До приезда во Францию была, как-будто танцовщицей. В общем, понятно, что за штучка. Скончалась у себя дома в Париже от передозировки снотворного в 1950 году.
Я снова смотрю на себя в зеркало. Угораздило же меня связаться с такой особой. Наверное, симпатичная была. И что? Мы с ней целовались, может быть? Потом вспоминаю, что роман не про меня и снова углубляюсь в чтение.
Ги Ролан находит бывшего мужа Орловой Уолдо Бланта. Тот живёт в Париже и подвизается в качестве пианиста в различных заведениях. Для того, чтобы встретить Уолдо Ги приходит в бар отеля «Хилтон», где выступает Блант. Я уже начинаю сожалеть о том, что не работаю частным детективом в Париже 50-х годов. В финале концерта, когда в зале уже почти никого нет, молодая женщина (это не её ли тень я видел в 2017 году на улице Блондель) бросает хриплым голосом:
— «Sag warum».
И уже слышу слова:
« Скажите почему,
Нас с вами разлучили?
Зачем навек ушли вы от меня?...»
В то время, пока в романе, женщина и краснолицый толстяк страстно целуются под музыку, а потом уходят в номера, я мысленно подпеваю Владимиру Трошину:
«Ведь знаю я, что вы меня любили,
Но вы ушли, Скажите почему?»
Конечно, голос Трошина — это наследие моего советского бытия. Петра Лещенко я тогда не слышал. Да и сомневаюсь, что именно эту мелодию имел в виду Модиано в тот вечер в баре отеля «Хилтон». Но в моём воображении Ги знакомится с Уолдо именно под эти строки:
«Нахлынули воспоминанья, Воскресли чары прежних дней. И пламя прежнего желанья Зажглось опять в крови моей.»
Хорошо, что ни одна любящая меня не бросала. А то бы я сейчас мучился: зачем, да почему?
Они приходят домой к Уолду, но там молодая жена пианиста. Она в халате, который небрежно запахнут и открывает её грудь. Только рисуй! Женщина не пускает мужа с Ги. Слишком рано пришли. У неё гости. Один из гостей, брюнет с матовой кожей, высовывается из комнаты и говорит Бланту:
— Приходи часа через два-три.
— Могла бы предупредить меня. — Сокрушается Блант.
Блант и Ги уходят. Вслед им несутся женские крики и требовательный возглас мужчины:
— Дани, открой мне!
Хлопает дверь, звучит смех.
— Дани — это моя жена. — Говорит Блант.
Они идут над Нью-Йоркской авеню. Живописное место! Оттуда отличный вид на Эйфелеву башню. Она незыблема и походит на груду железного дома. А я — заканчиваю писать, потому что, увы, делаю это, быстрее, чем рисую.
(продолжение следует)