300 лет назад, в мае 1722 года, был издан указ, который обязывал священников сообщать о «преднамеренных злодействах» открытых им на исповеди. При этом церковные каноны запрещали священнику раскрывать тайну исповеди и священнослужители оказались перед непростым выбором. Как и на что жили приходские священники до введения твердых зарплат — в материале «Ъ».
К началу XX века 23 тыс. из 37 тыс. церковных приходов получали денежные средства от государства. И хотя этих средств катастрофически не хватало, появление твердых зарплат у церковнослужителей сильно облегчило им жизнь. Ведь в течение предшествующих 200 лет сельские священники должны были либо пахать землю вместе с крестьянами, либо выпрашивать деньги у помещиков, либо вести сложные и унизительные переговоры с общиной. Постоянные поиски средств, чтобы прокормить семью, с выполнением священнических обязанностей сочетались плохо.
В ожидании зарплаты
Говорить о сельском духовенстве, не касаясь финансов, просто невозможно. Открыв любые мемуары, сразу натыкаешься на описания, связанные с деньгами. При этом жалобы священников на страшную нищету чередуются с жалобами прихожан на жадность клириков. Причины этих жалоб и взаимного недовольства в том, что в России отсутствовал нормально работающий механизм обеспечения церковнослужителей. Традиции, когда прихожане отдают в пользу церкви десятину, то есть 10% доходов, здесь никогда не было. Если кто и платил десятину, так это князь (на десятину князя Владимира была, как известно, построена Десятинная церковь в Киеве).
В течение долгого времени основой финансового благополучия церкви были принадлежащие ей земли. Они жертвовались на помин души, приобретались в результате так называемой монастырской колонизации, когда рядом с отшельником, ушедшим подальше от людей, появлялся монастырь, которому в конце концов и отходили окрестные территории. В монастырских владениях подати были сравнительно небольшими (так что их можно рассматривать как аналог современных офшорных зон), поэтому крестьяне стремились перебраться туда с государственных и частных земель. В результате переселений к середине XVII века во владении у церкви было 118 тыс. дворов, а по свидетельствам иностранных наблюдателей — треть всех сельскохозяйственных угодий страны. Подати, которые платили крестьяне, жившие на церковных землях, были финансовой основой существования церковной организации. Правда, до приходских священников доходила лишь незначительная часть этих средств.
С церковным землевладением покончила, как известно, Екатерина II, которая своим знаменитым манифестом 1764 года перевела все церковные земли в собственность государства. Считалось, что после этого финансирование церковной организации станет обязанностью государства. Однако прокормить священнослужителей государству явно не удавалось. Государственные деньги доходили до городов и монастырей, но не до сельских приходов.
Первый проект решения финансовых проблем сельских батюшек родился в 1808 году. Предполагалось разбить все церковные должности на пять классов и в соответствии с этими классами составить твердую зарплатную сетку в пределах от 300 до 1000 руб. в год. Сейчас уже не имеет значения, была ли эта сумма большой или маленькой, поскольку начало выплат планировалось на 1815 год, но в 1812-м началась война, а после нее об этом проекте забыли.
К идее подобной реформы вернулись при Николае I. Согласно утвержденному плану, зарплата священников должна была зависеть от количества прихожан (подобно тому, как сейчас зарплата учителей оказалась связанной с количеством учеников). В зависимости от численности прихожан приходы были разделены на семь категорий, и священникам назначена фиксированная зарплата. Эта реформа вызвала огромное недовольство, поскольку большие священнические семьи не могли прожить на выплачиваемые государством суммы, а условием получения зарплаты был отказ брать с прихожан деньги за требы. Но это условие священники изо всех сил старались обходить.
«Приход со взятием...»
В XVIII веке духовенство было особым сословием, имевшим ряд привилегий,— например, оно освобождалось от военной службы. Оставаясь сравнительно немногочисленным по отношению к крестьянам, это сословие быстро приобрело характер замкнутой корпорации. Должность приходского священника передавалась от отца к сыну, а если у священника были только дочери, его преемником становился муж одной их дочерей. Приходы, где священническое место можно было получить таким образом, полуофициально назывались "приходами со взятием". Кандидат должен был взять в жены дочь покойного священнослужителя. При этом он обещал пожизненно содержать тещу, а сестер жены — до того, как они выйдут замуж.
Читайте лучшие статьи «Коммерсантъ» на kommersant.ru
Теоретически занятие священнической должности связывалось с образовательным цензом. Условием рукоположения было окончание соответствующего учебного заведения. При этом семинария оставалась школой сословной, куда принимали исключительно выходцев из поповских семей. Власти довольно тщательно следили за тем, чтобы не допускать на священнические должности лиц без специального образования. Так, в Московской епархии еще в екатерининские времена в священники рукополагали "богословов", то есть окончивших последний, "богословский" класс семинарии, а в дьяконы — "философов", выпускников предпоследнего, "философского". Кстати сказать, именно "философом" был гоголевский Хома Брут, не выдержавший встречи с Вием.
Крестьяне видели в священниках бар, дворяне — мужиков, но священнослужители не были похожи ни на тех, ни на других.
Это бросалось в глаза даже внешне. В отличие от дворян они носили бороду, а в отличие от крестьян одевались по-городскому и ходили в шляпах (при невнимательном взгляде на старые фото священника "в штатском" легко спутать с раввином). С этой субкультурой связан прекрасно узнаваемый "поповский" юмор, на котором построены многие рассказы Николая Лескова. Вспомним хотя бы байку про то, как дьякона уговорили назвать щенка Каквасом, чтобы, когда приедет архиерей и спросит, как зовут собачку, ответить: "Каквас, владыко!" Многие семинарские шутки до такой степени вошли в русский язык, что про их происхождение уже давно забыто. Например, слово "куролесить" восходит к греческому выражению "Кюре елейсон", то есть "Господи, помилуй!". Была еще загадка: "Идут лесом, поют куролесум, несут деревянный пирог с мясом". Отгадка — похороны.
«Напоить попа и начать палить ему бороду...»
Сельский священник зависел от прихожан куда больше, чем прихожане от него. Крохотного государственного жалованья не хватало, чтобы прокормить семью (как правило, большую). Да и это жалованье получали далеко не все. По закону клиру выделялась земля, которую можно было обрабатывать самостоятельно, а можно было сдавать в аренду. Оба варианта имели куда больше недостатков, чем достоинств. В первом случае жизнь священника оказывалась жизнью крестьянина, который в свободное время совершает богослужение и требы. Об этом еще в петровские времена писал экономист Иван Посошков: "У нас в Руси сельские попы питаются своею работою и ничем они от пахотных мужиков неотменны. Мужик за соху — и поп за соху, мужик за косу — и поп за косу, а церковь святая и духовная паства остается в стороне. И от такого их земледелия многие христиане помирают, не только не сподобившися приятия тела Христова, но и покаяния лишаются и умирают яко скот".
Второй вариант не решал всех финансовых проблем (сдача в аренду небольшого участка давала мизерную сумму), и священник становился полностью зависимым от своих прихожан. Предстояло выстраивать непростые хозяйственные отношения с крестьянами или же с помещиком. И трудно сказать, какая из этих двух задач была проще.
В священнических мемуарах имеется немало рассказов про то, как молодой батюшка с женой приезжает в село, где ему объясняют, что он должен проставиться и угостить наиболее состоятельных жителей. Угощая дорогого гостя и подливая ему, священник выясняет, чем тот сможет помочь приходу. На таких переговорах обсуждалось, сколько зерна, овощей, масла, яиц будет выделять священнику сельская община. Для идеалистически настроенных молодых людей, видевших в своей деятельности служение, а не средство заработка, такие переговоры были мучительны.
Еще одним вариантом была организация спонсорской помощи со стороны помещиков, что предполагало еще большие унижения. Особого уважения к священникам помещики не испытывали. Это была старая традиция, восходящая к временам крепостного права, когда помещик был всесилен и плохо понимал, чем священник отличается от лакея и прочего обслуживающего персонала. Вот одна из историй, рассказанных в мемуарах. Помещик требует, чтобы священник шел служить литургию поздно вечером. Клирики собираются в храме, посылают на колокольню дозорного, чтобы встретить помещика колокольным звоном и начать богослужение в тот момент, когда он переступит порог. Я уж не говорю о личных издевательствах.
Как писал один мемуарист, "напоить попа и начать палить ему бороду, а потом дать ему за это 10 рублей было самым излюбленным делом".
При этом отказаться от участия во всех этих безобразиях священник не мог, поскольку в материальном плане он целиком зависел от барина. К тому же у помещиков были огромные возможности влиять на назначение и увольнение священников. Жалоба помещика сулила как минимум нагоняй от архиерея, а как максимум — запрещение в священнослужении.
И с государством сельского батюшку связывали весьма странные отношения. Не обеспечивая священника материально, государство тем не менее видело в нем своего агента, в обязанности которого входила, например, запись актов гражданского состояния — регистрация смертей, рождений, бракосочетаний.
К тому же через священника оно доносило до подданных официальную информацию об объявлении войны, заключении мира, рождении наследников престола и о других важных событиях. Чтение в храмах царских манифестов было единственной формой коммуникации центральной власти с крестьянством. Именно поэтому после того, как государственное делопроизводство перешло на гражданскую азбуку, священнических детей сразу же обязали ее изучить. Чтобы не было проблем с транслированием манифестов. И с манифестом Александра II об отмене крепостного права большую часть населения страны познакомили именно священники.
Церковная проповедь активно использовалась для разъяснения государственных программ и проектов. Так, в течение долгого времени по всем храмам России произносились проповеди о прививании оспы. Дело в том, что крестьяне видели в следе от прививки печать антихриста, а разубеждать их в этом должны были священники. Одна из опубликованных проповедей так и называлась: "О том, что оспопрививание не есть "печать антихристова", и нет греха прививать оспу".
Исполнение обязанностей перед государством могло вступать в прямое противоречие с долгом священника. Хрестоматийный пример — печально известный указ 1722 года "Об объявлении священником открытых им на исповеди преднамеренных злодейств, если исповедующиеся в оных не раскаялись и намерения своего совершить их не отложили", предписывающий священнику раскрывать тайну исповеди в тех случаях, когда речь идет о государственных преступлениях.
При этом церковные каноны однозначно запрещают священникам сообщать кому бы то ни было то, что они слышали на исповеди, поэтому священник оказывался перед непростым моральным выбором. Трудно сказать, работал ли этот указ в городах, но в деревне он был точно неактуален. Идеи антиправительственного заговора не пользовались популярностью у крестьян, и они сами охотно выдавали агитаторов властям.
Как бы то ни было, весьма показателен сам факт существования подобного документа.
Больше о жизни священнослужителей — в журнале «Коммерсантъ Деньги».
Александр Кравецкий
