На тихой костромской улочке расположился небольшой домик. В его стенах поселилась история традиционных для Костромского края ремесел – производства льна и плетения из бересты. История со всеми ее тонкостями и переплетениями…
Текст: Зоя Мозалева, фото: Александр Бурый
В уютном Музее льна и бересты два этажа, на каждом – по залу. Один зал посвящен льну: здесь посетители могут узнать, какой путь лён проходит от хрупкого стебелька до роскошных гобеленов. Второй зал посвящен ремеслу, которое традиционно считалось мужским занятием, – плетению из бересты. Хотя жизнь показывает, что и женщины не могут оставаться равнодушными к этому теплому и душевному материалу. Впрочем, обо всем по порядку.
«Наша экспозиция открывается снопом льна», – начинает экскурсию в мир льняного ремесла администратор музея Галина Черная. На самом деле можно сказать, что старт экспозиции начинается раньше, еще до входа в музей: в теплое время года посетители могут увидеть растущий вдоль забора лён. «Мы по традиции сажаем его в мае, а собираем в конце августа, – объясняет Галина Черная. – Как в старину, выдергиваем лён из земли руками, потому что ниточка прячется на протяжении всего стебелечка, вплоть до самого корешка. Сейчас, конечно, все процессы автоматизированы, но мы делаем так, как работали со льном крестьяне в далекую старину». А крестьянам льняные изделия доставались непросто. Современным людям, которые могут в любой момент отправиться в магазин и купить все необходимое, этого не понять. Хоть чуть-чуть прочувствовать все тяготы льнопрядильного дела можно в уголке крестьянского быта костромского музея. «После того как лён с корнем выдернули из земли, его везли на обмолот и отделяли коробочки с семенами от соломки. Потом соломку возвращали снова в поля, чтобы она вылежалась под действием погоды и смены температуры: дождь намочил, роса выпала, солнышко высушило – и жесткая часть стебля стала более мягкой и податливой. А дальше соломка встречалась с таким приспособлением, как мялка: ею соломку проминали много раз, разрушая жесткую часть стебля, которая называется «костра». Некоторые говорят, что название нашего города созвучно с этим словом, и нашему музею это особенно приятно», – улыбается экскурсовод Елена Шахова. На самом деле лингвисты называют разные версии происхождения названия города: по мнению ряда филологов, в основу легло слово «костер», по другой версии, город назван в честь легенды о Купале и Костроме. Существует предположение и о финно-угорском происхождении названия: «Кострома» переводится с мерянского языка как «земля искупления» или «земля возмездия». И хотя в основных топонимических версиях не упоминается возможность происхождения названия города от льняной костры, такой вариант исключать нельзя, ведь вся история Костромы тесно переплетена со льном. Так что все может быть…
СТАРАНИЯ И СТРАДАНИЯ
«Пока лён мяли, приговаривали: «Мни лён доле, волокна будет боле». Еще говорили так: «Недомнешь на мялке, ох, наплачешься над прялкой». Сядет девица за прялку, а тут соломина попадется жесткая и колючая. Мастерица пальчик уколет – волком взвоет, ведь нужно обязательно избавиться от внутренних соломин, которые в стебелечке прячутся, а льняное волокно идет по верху», – продолжает Елена Шахова рассказ о тяготах льняного промысла. Чем больше слушаешь, тем больше удивляешься, сколько труда приходилось прилагать нашим предкам, чтобы обеспечить себя самым необходимым. И невольно ловишь себя на мысли: если нам все это достается намного проще, почему у нас ни на что не хватает времени? Но нашим прапрабабушкам некогда было задумываться о таких материях, надо было работать. Перерывов в нелегком труде почти не было: после мялки лён ждала трёпка. «Девушки садились, клали на колени лапоток, который называется «шептун» – в нем по дому ходили так тихо, словно шептали, – показывает Елена Шахова старинный тапочек, который служил и обувью, и основой для обработки льна. – Мастерица вооружалась деревянным трепалом, вот оно какое – заостренное словно меч. Кто-то говорит, что на язык похоже. И от души трепали лён. Кстати, отсюда и многие хорошо знакомые нам выражения: трёпку задать, языком трепать, трепать нервы… Вот так выбивали изо льна остатки костры и пыли, чтобы лён стал мягким и податливым». Но на этом старания, а заодно и страдания девушек не заканчивались.
Теперь лён надо чесать. Экскурсовод Елена берет в руки гребень с железными зубьями – инструмент, который именуется «чесало». За неимением специальной расчески можно было воспользоваться и своим гребнем. Утром девушка косу расчешет, вечером – лён, правда, чесать лён приходилось намного дольше, чем свои волосы. Чесание льна вообще процесс длительный, надо много потрудиться, пока из желтой пакли он не превратится в серебристую, мягкую, легкую и пушистую кудель. Когда смотришь на исходный материал, трудно представить, что из него может получиться нечто подобное – если только по волшебству. А на самом деле тайна этого волшебства – в долгом и кропотливом труде. Впрочем, он еще не завершен, и нашим мастерицам-волшебницам еще долго надо колдовать…
Итак, теперь на смену мялке и чесалке приходит прялка. «На прялочки привязывали льняную пряжу, брали в руки веретено и пряли ниточку. А самую первую прялочку отец мастерил, когда дочке исполнялось 5–6 лет – именно в таком возрасте начинали приучать девочек к работе, – продолжает рассказ Елена Шахова. – Труд был скучный, монотонный, однообразный, вот девчонки постарше и организовывали посиделки. В одной избе собиралось по 12–15 человек – песни пели, сказки рассказывали, сплетни деревенские переговаривали. Конечно, и женихов обсуждали. А парни тоже на посиделки заглядывали, только у них своя цель была – невесту приглядывали. Выбирали не на гулянке да в хороводе, а смотрели, как девица работает, ровно ли ниточка получается, не ленива ли девушка. Жили-то в ту пору натуральным хозяйством, магазинов не было – что соткали, то и надели, что вырастили, то и поели. Попадется хозяйка ленивая, останешься голодным да раздетым».
СУНДУКИ ПРИДАНОГО
Когда экскурсовод объясняет все этапы создания льняных изделий, понимаешь, насколько терпеливыми были наши прабабушки, которые могли изо льна сделать одежду. Ведь прежде чем дойдешь до финального этапа, надо выдержать столько испытаний. Вот и после того, как нитки перепрядены, рано успокаиваться, теперь надо их покрасить. Красители в то время, конечно, были только натуральные.
Ягодные соки, листья деревьев, кора дуба… Все это помогало нашим предкам стать наряднее. А чтобы получить праздничную красную одежду, женщины отправляли своих мужей и сыновей на болота, причем не за клюквой, как многие могут подумать, а за… личинками комаров. «Мотыля ведрами приносили домой, делали отвар, клали нитки и ткани, смачивали, а наутро получали заветный красный цвет для праздничной одежды, – объясняет Елена. – Еще один краситель, который использовался тогда, мы применяем до сих пор с большим успехом – красим на Пасху яйца, а наши предки с помощью луковой шелухи получали благородный коричневый цвет повседневной одежды». Слушаешь все это и думаешь, до чего же люди в то время были изобретательны. Как вообще можно было догадаться сделать краску из мотыля? А вот пришло же такое в чью-то светлую голову.
Когда нитки были окрашены, наставало время разворачивать ткацкие станки. Хранили их раньше на чердаках, в разобранном виде. К моменту, когда лён был готов к ткачеству, станки спускали с чердаков, собирали и натягивали вдоль станка нити основы. «Это была очень тяжелая и хлопотливая работа, которую умела выполнять, как правило, одна женщина в деревне. – Елена Шахова демонстрирует, как обращались со станком, на образце, который стоит в музее. Кстати, образец этот действующий, на нем в самом деле можно ткать. – За станок садились уже не 5-летние малышки, а девочки постарше, те, у кого ножки доставали до педалей. И весь световой день они сидели и ткали». На музейном станке ткется половичок, и вместо тонкой нити на челноке крученая тряпочка: так и быстрее получается, и посетителям проще рассмотреть каждый рядочек. А вот нашим прабабушкам приходилось ткать не из таких ниток. Когда на утке стоит тонкая, с волос толщиной, нить, да еще и станок пошире, готового полотна выходило за день не более 50 сантиметров. Долго сидели девушки за такой работой, ведь к 14 годам каждая из них должна была приготовить себе целый сундук приданого! А в том сундуке одних рушников полагалось не менее 40 штук. Да каких – сказочных, расшитых… Кроме того, когда девушка выходила замуж, ей надо было одарить многочисленную родню мужа, каждому сделать подарок, показывая этим, насколько она трудолюбива. Каждый подарок стоил невестке серьезных трудов, но мастериц это не пугало: они хотели создать семью, быть счастливыми – все, как и сейчас. Вот только сундуки с приданым остались в прошлом. А тогда все эти сундуки с рушниками, рубахами, скатертями, половиками, наверное, и составляли крестьянское счастье. Только добывалось оно очень кропотливым и изнурительным трудом.
Но все это ушло в прошлое. Посиделки при лучинах сменились мануфактурами и фабриками, а на смену деревянным станкам на клинышках пришли металлические, с паровыми двигателями. И началась новая страница костромского промысла. Собственно, та страница, которая и прославила Кострому как льняную столицу.
ЛЬНЯНЫЕ ДЕНЬГИ
Это страница настоящей славы. От костромских берегов отбывали огромные суда, нагруженные ценным товаром. Отсюда увозили в разные уголки мира ткани. А Кострома по праву считалась льняной столицей. И это не преувеличение. Говорят, к концу XIX века Кострома превзошла и Голландию, и Швецию, и Данию – страны, которые славились своими текстильными мануфактурами. Лён стал символом Костромы, ее визитной карточкой.
В 1866 году братья Третьяковы основали Большую Костромскую льняную мануфактуру. Фамилия Третьяков у многих ассоциируется со знаменитой столичной галереей. Самое интересное, что богатую коллекцию картин собрал не родственник и не однофамилец, а именно тот самый Павел Третьяков, один из братьев – владельцев костромской мануфактуры. И деньги на приобретение живописных полотен зарабатывались именно в Костроме. Так что не будь льна, не было бы и одного из главных российских музеев. Именно на костромской фабрике, которая к ХХ веку стала самой крупной в Европе по выпуску льняных тканей, «ткался» фундамент для Третьяковской картинной галереи. «У нас и природные условия оптимальны для льна – климат севера благоприятен для его выращивания. И почва хорошо подходит, – объясняет Елена Шахова. – К тому же русло реки позволяло наладить торговлю – Костромка впадала в Волгу, а по Волге можно было отправлять товар во все концы России. Так Кострома и стала текстильным центром».
Сегодня от былого размаха остались в основном воспоминания… «Часть цехов текстильной фабрики сегодня продолжают работать, но, конечно, не в том режиме, как было при Третьяковых. И тем не менее фабрика все-таки функционирует – на рынке она уже более полутора веков. Сегодня сохранилось здание только первой линии фабрики, остальное разрушено», – показывает Елена на старинную фотографию.
Текстильная слава продолжалась и в советские годы. Две фабрики – имени Октябрьской революции и имени Зворыкина – гремели на весь Союз, а товары, произведенные в Костроме, отправлялись во все уголки огромной страны и за ее пределы. В доме практически каждой советской семьи были гобеленовые покрывала, созданные костромскими мастерицами. Как воспоминание о тех годах на стене музея можно увидеть роскошное полотно с картинками из сказок Пушкина – образец мерного гобелена. Удивительная красота, да к тому же ткань натуральная. Надо сказать, что и сегодня на костромской фабрике выпускают красивые и качественные ткани: простынные, полотенечные, жаккардовые… Но с прежним размахом сегодняшнее производство, конечно, не идет ни в какое сравнение.
Крупицы славной льняной истории бережно хранят в музее, с вдохновением показывая, что можно сделать из льняных нитей и тканей. Здесь и кофточка из льняных ниток, сплетенная на коклюшках, и панно «Цветущий лен» в лоскутной технике, и традиционные народные куклы… Много чего можно сделать изо льна.
ДОКТОР БЕРЕСТЯНЫХ НАУК
Но пора поближе познакомиться еще с одним традиционным для Костромы ремеслом – плетением из бересты. В отличие ото льна, который, можно сказать, был костромским эксклюзивом, береста была распространена во многих губерниях государства Российского. И тем не менее в костромской берестяной истории тоже есть весьма яркие страницы. Береста занимает особое место в жизни основателя музея – Натальи Забавиной. В 1970-е годы преподаватель вуза познакомилась с уникальным мастером – Валентиной Шантыревой.
«Когда я увидела, как она плетет, я была поражена, – вспоминает Наталья Павловна. – Мы познакомились с ней на празднике, и почти сразу я приняла решение учиться плетению. У меня сердце замирало – так хотелось плести. Валентина Евстигнеевна никому не отказывала в обучении, и через какое-то время я стала ее ученицей. Валентина Шантырева была уникальным человеком – в этом нет никакого преувеличения. Я могу рассказывать о ней часами». О мастерице Шантыревой действительно можно рассказывать долго. Удивительная женщина, окончившая четыре класса школы, но при этом обладавшая поразительным математическим умом.
Ее вполне можно назвать доктором берестяных наук. «Она могла сплести все, что угодно, словно береста – податливый, как пластилин, материал. Просто раскладывала все на клеточки и плела, – говорит экскурсовод Елена Шахова. – А помощником в этом деле для нее служил кубик Рубика – она его не просто собирала по цветам, на его гранях она составляла множество цветовых комбинаций – сотни орнаментов, узоров». Однажды она даже стала победительницей игры-конкурса «Составляем каталог вращений кубика», который проводил журнал «Наука и жизнь». У скромной костромской бабушки из деревни со временем образовался целый круг последователей и учеников, с которыми она охотно делилась всеми своими знаниями и умениями.
Одной из преданных учениц была Наталья Забавина. «Валентина Евстигнеевна открыла новую страницу в судьбе берестяных изделий, вдохнула новую жизнь в ремесло. Раньше плетение было возможно только на четыре угла, она придумала, как плести на пять, на шесть углов, – с восторгом рассказывает Наталья Павловна о своей наставнице, которая, по сути, совершила берестяную революцию. – При этом сама Валентина Евстигнеевна жила очень скромно – ей было достаточно, чтобы был чай да плавленый сырок «Дружба». А свои работы она всегда раздаривала. К ней приезжали корреспонденты из Москвы, видно, что люди с деньгами, а она дарила им шкатулки, над которыми работала неделями. У меня коммерческая жилка, я всегда очень переживала: как же так – ведь сама она жила очень небогато, работала за столом, застеленным рваной клееночкой. При этом она говорила: «Для меня подарить – это счастье, а продавать я не могу». Она была совершенно уникальным человеком, и я очень рада, что мне повезло с ней общаться». Наталья Забавина ходила к Валентине Евстигнеевне несколько раз в неделю, осваивала тонкости берестяного искусства. Благодаря этим урокам будущая хозяйка музея смогла стать виртуозным мастером. «Я смотрела на изделия Валентины Евстигнеевны, на произведения ее учеников, своих друзей и подруг и понимала, что это надо показывать. Так появилась идея создания музея, – вспоминает Наталья Павловна. – К счастью, власти меня поддержали в этой задумке. В 2002 году мы начали строить музей. Это был первый частный музей в Костроме. Мы ездили за опытом в Ярославль, к владельцу музея «Музыка и время», он подробно нам все рассказал, его опыт нам очень пригодился. Так, постепенно, удалось создать музей. Жаль, Валентина Евстигнеевна не узнала о его открытии. Если бы она знала, была бы счастлива».
Думается, этот музей – своего рода память учеников о своей учительнице. Их произведения – настоящие шедевры берестяного творчества. К примеру, стены музея украшают два масштабных панно – птицы и кони. Это работы еще одного интересного ученика Валентины Шантыревой. Александр Гавриков был известным фотографом, однажды пришел делать фоторепортаж про бабушку-мастерицу и, увидев ее работы, сам влюбился в бересту, стал брать у Валентины Евстигнеевны уроки и вот уже два десятилетия занимается этим ремеслом.
ПЕРЕПЛЕТЕНИЯ ВРЕМЕНИ
В костромском музее можно проследить всю историю берестяного искусства. Рассказ о мужском промысле, как и о женском, тоже ведется с истоков. «В старину говорили: срубил дерево – дай ему вторую жизнь. Ничего не должно зря пропасть – ни ствол, ни ветки, ни корни, ни тем более такая ценная вещь, как береста, – продолжает экскурсию Елена Шахова. – Бересту собирали в июне, после сокодвижения, когда она была более эластичная, гибкая, податливая. Сматывали в клубочки и убирали в прохладные места, чтобы она не рассыхалась. Так в подвалах и погребах она ждала своего часа до зимних вечеров. Зимой отец и сыновья брались за плетение. Если девочки в 5–6 лет садились за прялку, то мальчики в том же возрасте начинали осваивать азы плетения».
Самым простым делом считалось плетение лаптей. На полках музея есть разные образцы берестяного искусства, хотя искусством это в старину не считали – плести лапти умел каждый мальчишка. «Вот такие лапти, светленькие, плели из лыка – коры липы. Их называли прямыми и носили каждый день. Это была повседневная обувь. Семьи-то были большими, не менее шести-восьми человек, а то и более – сколько лаптей надо. Да и носились такие лапти очень недолго – всего около недели, – проводит Елена Шахова экскурс в прошлое. – Поэтому заранее заготавливали много таких лаптей – делали их одинаковыми на левую и правую ногу, чтобы при необходимости легко было заменить износившиеся». Позже стали плести модельные лапти. Их именовали «ступни», «поршни», «босовики». До сегодняшнего дня из тех далеких времен дошли выражения «поршнями шевели», «это тебе не лапти плести». Кстати, как ни странно, обувь из бересты могла защитить даже от воды. «Береста, когда соприкасается с влагой, немного набухает и расширяется, расстояние между лычками смыкается – в таких лаптях не промокнешь, – объясняет Елена Шахова. – Так что в этой обуви можно было смело ходить и в лес, и на болото».
Еще одно удивительное изделие из прошлого – берестяная фляжка. В нее наливали холодные напитки – квас, воду, компот, чтобы пить в поле. И, как ни странно, ничего не проливалось – опять же сказывалось свойство бересты набухать при соприкосновении с влагой. Еще один интересный образец – сколотень. Это, можно сказать, прародитель термоса. Делался он по особой технологии. «Внутри слой бересты без шва – она снималась с целого чурбачка без единого надреза. Снаружи еще один слой бересты, который соединен специальным замком. Дно распаривалось и вставлялось плотно, – подробно рассказывает экскурсовод все тонкости изготовления прадедушки современного термоса. – В таком сосуде каша долго оставалась горячей, а молоко не скисало даже в жару». Есть в коллекции и предок кошелька, который именовался лопатником. В старину это был плетеный берестяной карман – его привязывали на пояс и клали туда, например, точило для косы.
Есть здесь и заплечный мешок – пестерь, или короб. В него собирали грибы, ягоды, носили рыбу. Кстати, если рыбу в таком коробе положить в подпол, она могла храниться неделю.
Среди музейных экспонатов есть и детские погремушки из бересты. «Внутрь маленького кубика насыпали сухой горох – называлась такая игрушка «шаркунок», – продолжает Елена Шахова. – Ребенок и погремит, и погрызет – все на пользу будет, ведь в бересте содержатся ионы серебра, и она обладает бактерицидными свойствами – для десен это хорошее стимулирующее средство». Вся эта берестяная старина подлинная, образцы собирались в экспедициях по районам области. И прежде, чем стать музейными экспонатами, эти изделия верой и правдой послужили человеку.
ПАЛИТРА БЕРЕСТЫ
Конечно, украшают экспозицию и работы наследников древнего берестяного ремесла. Современные мастера не уступают своим предшественникам во владении материалом. Чего здесь только нет: и братина, и квасник, и кружки, и самовар, кстати, самый настоящий, из которого вполне можно пить чай, только разжигать нельзя. Есть даже берестяная скатерть, которую за время летних каникул сплела девочка. Сделана скатерть из отдельных элементов, каждый из которых потом собран на тоненькую лесочку. А элементов в этой скатерти 3,5 тысячи… Так что нынешние наследники берестяного дела не менее терпеливые, чем их искусные предки.
Поражают сказочные персонажи, сплетенные из бересты. В книге, которую держит в руках крохотный Буратино, перелистывается каждая страничка, миниатюрные лапоточки снимаются и надеваются. А роза в руках у Мальвины сплетена с помощью специального ювелирного инструмента. Есть игрушки-берестушки, выполненные руками хозяйки музея, Натальи Забавиной, – персонажи известных сказок и басен из этого материала смотрятся очень необычно. Рассматриваешь и удивляешься, как можно сотворить такое из бересты, ведь из нее не слепишь, как из глины, надо рассчитать все изгибы, повороты, переплетения… Но те, кто предан этому материалу, знают его характер и могут творить настоящие шедевры.
Глядя на изделия мастеров, понимаешь, что возможности бересты огромны. Да и оттенков у этого, казалось бы, простого материала великое множество. «Каждая тоненькая пленочка-слой имеет свой цвет, – говорит Елена Шахова. – У бересты множество оттенков – от снежно-белого вглубь к бежевому, розовому, лиловому, песочному, вплоть до темно-коричневого – самого глубокого слоя в коре. И всю эту богатую палитру мастера используют в своих работах».
И лён, и береста – материалы, которые хранят тепло рук мастеров. Наверное, потому и Музей льна и бересты получился таким теплым. «Я уже много лет работаю в музее, у нас есть постоянные посетители – люди приезжают каждый год в Кострому и ежегодно приходят к нам на протяжении нескольких лет, – рассказывает Галина Черная. – Мы хоть и меняем экскурсию, но основа все равно одна. И люди приходят, говорят, что интересно. Приходят сами, приводят детей, внуков – можно сказать, у нас уже есть поколения посетителей. А нам приятно, что мы можем людям рассказать так много об истории Костромы». И хотя сегодня костромичи не плетут на всю семью десятки пар лаптей, а от берегов Костромки не отправляются в разные части света суда с рулонами льняных тканей, это все равно часть Костромы. Часть ее истории, которую костромичи чтут и берегут.
