Поэт – это сочувствие. Поэт – отражатель радости и боли, антенна, мощнейший улавливатель и транслятор.
Панелька. Грунтовка. Погост. Черёмуха в цвету. Батя хмельной. Мать беспокойная и хлопотливая. Потный солдат на передовой под майским солнцем. Торговка на рынке матерится нежно и весело. Мужик, взявший на руки собаку, чтобы перенести её через лужу. Таксист, мечтающий выпить в Абхазии. Широкая, не прибранная система. Поэту в России – бескрайнее поле для творчества, бескрайняя палитра эмоций, сострадания и сопереживания, сорадости, соликования, согордости.
Все великие поэты творили соборно – с народом и о нём, получалось – для него. Личная боль гения – это личная боль другого, простого. И с радостью также. Но другой всегда - ближе.
Великие не замыкают свой жгучий глагол на себе, они заточены на других людях больше, поэтому в их творчестве – исследование, познание меня и тебя. Знакомство с собой и с тобой, формирование, очищение, преобразование, да и обогащение. Наслаждение мной и тобой.
Близкий пример – Высоцкий, который писал и от лица работяги, и от лица солдата и даже от лица самолёта – Яка-истребителя. Эта великая способность творить в разных «Я» и в разных «Мы», чувствовать чужую шкуру, как свою и даже сильнее. Четче, ярче, горше – чужую, чем свою.
Но есть другой объем работы - другие поэты, которые смотрят исключительно внутрь. Не соборные, а личные у них масштабы. Когда все радости и боли замыкаются на себе, любимом. Классическая черта графомана: только моя тоска. Вот, например, поэт Д.Быков. О чем бы он не говорил, он продвигает только своё собственное травматичное и травмирующее существование. Даже его романы о великих других подтасовывают этих других под мировоззрение Быкова. Такой вариант.
Спецоперация, которую начала наша страна в феврале – это как раз про соборное, а не про травматическое тоскливое личное какого-то конкретного индивида. Спецоперация – это про житие простых человеков у нас в стране. И для простых человеков. Спецоперация – это чтобы человек не превратился в лицемерного робота без Родины, без пола, без религии, без культуры и даже без своего языка.
А поэты, музыканты и проч, которые не приняли спецоперацию, себя от простого человека отделяют. В этом вся их недолга.
Возьмем для примера Земфиру. Её поэзия – о себе, о своём метущемся неприкаянном депрессивном эго. Можно красиво смаковать свои боли, это смакование торкает тоже. Но в нём нет никого другого, кроме Земфиры. Даже в хите о Цветаевой нет Цветаевой, только Земфира, которая пытается цветаевские страдания сравнить со своими. Талантливо, но крайне локально.
Становясь знаменитым, есть риск скатиться в самолюбование, в неоспоримость своей правоты. Поэтому у всех великих поэтов всегда было велико и сомнение в своей правоте. Гоголь об этом много писал. После опьянения славой здорового гения всегда подтачивала мысль о собственном несовершенстве. Гений очищается мучительной самоцензурой, сомнениями, тем самым поддерживается и подтверждается его гениальность. У гения нет вопросов, претензий к народу. У него претензии к себе. Через эту гнетущую ответственность достигается соборность – слово стучит в чужое и даже далёкое сердце. Твоё и моё.
Творческие люди, как дети. Они могут заиграться. Талант – волшебная палочка. Но, если размахивать ей от балды, на потребу, ради мелочных удовольствий, можно не только в чужое сердце попасть, но и своё собственное разбить вдребезги. Мне кажется, это сейчас происходит с Юрием Шевчуком.
В младые годы талант, как гормон, играет напропалую. Младой драйвовый талант собирает миллионы поклонников. В старости на младые гормональные вдохновения рассчитывать не приходится. Слово «жопа», например, из уст шестидесятилетнего человека звучит не драйвово и адреналиново, а бесстыдно и пошло. Юноша, поющий про призрачные рок-н-рольные смыслы и ради них призывающий на бой, в некоторых произведениях может выглядеть героически. Старик, поливающий грязью солдат, которые воюют сейчас и за его Родину, откровенно агитирующий на бунт и восстание, омерзителен. Борьба ради борьбы? Борьба ради хайпа? Борьба, лишь потому что рок-н-ролл по определению должен бороться?
Поэзия и битва взаимосвязаны. Там и сям адреналин. Но на одном адреналине далеко не уедешь, как и на одном сексе-драксе-рок-н-ролле.
Что может предложить поэту запад кроме колбасы и мальчика в перьях? Уже все давно заметили, что всё современное западное искусство – это про сугубо индивидуальное самокопания поэта, про его тоску. Потому что, когда поэт оторван от народа, он обязательно тоскует и разрушается. В сытости и комфорте, не сопереживая и не сорадуясь другим, разлагается и подыхает. Еще два века назад это состояние французы назвали красивым словом – декаданс. Умирание.
Не нужно своё личное умирание проецировать на других, на народ.
Те творческие личности, которые сейчас вопят против нашей армии, вопят про свой декаданс только. В психологии это называется «перенос». Перенос своих личных страданий на страдания народа. А если народу не нужны твои личные страдания, то очень легко обвинить народ в бесчувственности, назвать его толпой орков, быдлом, стадом, как еще они нас называют?
Талантливые люди, которые сейчас не вписались в спецоперацию, требуют от народа сопереживания к себе, любимым. Верю, что Земфире, Шевчуку и еще другим творческим людям, которые сейчас собирают деньги на уничтожение нашей армии, а по сути – нашего народа, верю, что им сейчас тяжело. Хотя когда Земфире было легко? Когда Земфира не страдала? Но это её личная тоска и проблема. Она будет страдать и в Лондоне и в раю, наверное, тоже.
И я смотрю на наших мальчиков, которые сейчас воюют за наши земли. На людей, которые столько лет живут в бою. Я читаю блог писателя, который постоянно вот уже который месяц пишет про людей в Донбассе. Читаю стихи поэтов, которые – не о себе, любимых, а – о тебе и обо мне, о всех нас. Они нам сочувствуют, хвалят нас, нами гордятся, и они нас любят. Их работа – о любви к людям. Вот, что важно. Пушкин любил своих героев больше, чем себя, он ими жил. И Высоцкий бесконечно любил даже самого распоследнего алкаша – героя своих песен. Он не отделял себя от этого алкаша. И Достоевский любил всех своих героев, даже негодяев, и только поэтому они у него живые, настоящие, истинные. Гений учит любить.
Быков учит презирать, презирать свой народ в первую очередь.
Земфира – культивирует свои личные травмы и сбегает от своего народа. Её ли это народ? Шевчук, который когда-то так крепко пел про капитана Колесникова, сейчас этого капитана убивает сам?
Наступило время без вранья, момент истины. Не обманешь больше! И не дашь себя обмануть. Самовлюбленные поэты о личном сбежали в укрытие – подальше от народа. Если личное не станет соборным, оно самоликвидируется.
Как разрушающий храм, собор, разрушает только самого себя.
1
