С одной стороны, какой же он забытый, если его выставка проходит в Третьяковке? С другой, часто ли мы слышали о нём до открытия этой выставки? Об этом художнике всегда помнили знатоки и историки искусства, коллекционеры, а широкой публике он долгое время был совершенно неизвестен. Сейчас его звезда вспыхнула вновь, мало того, как минимум две страны оспаривают право именовать художника «своим» - Россия и Польша. Ведь по национальности он был поляком, родился в Российской империи, близ Харькова, в 1843 году. Учился в Санкт-Петербурге, в Российской Императорской Академии художеств. А вообще-то он большую часть жизни провёл в Риме. Так уж получилось.
Рассказать о Семирадском и о текущей выставке стоит и ради того, чтобы упомянуть, хотя бы вскользь, Академию и академическое направление живописи в целом. На выставке представлен, помимо Семирадского, ещё ряд живописцев. Для кого-то это - повод сожалеть о том, что, возможно, в силу известных событий, ряд картин самого Мастера не удалось показать в экспозиции. Но, по-моему, в этом есть и положительный момент - а именно, возможность сопоставить фигуру художника с другими
представителями той же академической (и салонной) живописи, и, тем самым, лучше оценить особенности и масштаб именно его творческого наследия.
Генрик с юных лет проявлял склонность к занятиям искусством, и отец, Ипполит Семирадский, врач и, между прочим, офицер, удостоенный потомственного дворянства, эти интересы сына одобрял. Однако, как водится, считал, что заработать искусством на жизнь невозможно (увы, и по сей день, чаще всего, так оно и есть). Поэтому Генрик вынужден был поступить на естественное отделение Харьковского университета. В 1864 году он его закончил со степенью кандидата. И впоследствии образование, научная подготовка скажутся на его творчестве — он будет художником-интеллектуалом, художником-эрудитом, отлично разбирающимся в историческом контексте сюжета, в его «предметной» составляющей, в реалиях, деталях, в географическом и природном окружении.
Закончив обучение, молодой человек немедленно отправляется в Санкт-Петербург поступать в Академию Художеств.
Нюанс заключался в том, что ему уже исполнился двадцать один год, и в Академии, согласно тогдашнему возрастному цензу, он мог быть только на положении вольнослушателя. А это означало не только необходимость платить за учёбу, но и невозможность участвовать в конкурсах на соискание золотой медали. В Императорской Академии медали были для студента своеобразным пропуском для участия в выставках, для знакомства с меценатами, а главное — для вожделенной многими стажировки за границей, в основном — в Италии.
Первую медаль — пока малую серебряную — Семирадский получил за эскиз программы «Ангел смерти истребляет первенцев Египта».
Если бы я писал о Семирадском не статью на Дзене, а, скажем, книгу, то, наверное, я бы назвал её «Художник, который опоздал родиться». Такое случается, и чаще, чем это можно себе представить. Бывают художники, опережающие своё время. Современники в большинстве своём их не понимают, и лишь потомки начинают ценить по достоинству. У Генриха Ипполитовича всё сложилось наоборот.
По своим интересам — к истории, к работе с натурой — он полностью вписывался в учебную программу Академии. Мало того — в её идеологию. Беда была в том, что эта идеология уже отживала свой век. Он, как и многие академисты, считал жизнь прежних эпох, в первую очередь, античности, более достойной кисти художника, чем современность. Его привлекала античная «возвышенность», близость к природе, героический пафос и «простота нравов». И, говоря чуть проще, ему больше нравилось то время, его антураж. Он охотно создавал картины не только на сюжеты масштабных и известных исторических событий, но и просто с изображениями сцен из жизни — и надо сказать, они удавались ему лучше всего. Можно сказать, он был художником бытового жанра, но на материале древней истории.
Неудивительно, что талантливого — а он был необычайно талантлив, —образованного и старательного студента вскоре отметили. В 1866 году его перевели из вольнослушателей в ученики.
Не всё, конечно, складывалось гладко. Несмотря на успехи в учёбе, Семирадский жил очень бедно, так как стеснялся просить денег у родных и вынужден был подрабатывать. Немного спасали денежные премии за этюды — в Академии было и такое явление. Уклад тогдашней Академии — это был особый мир, даже со своим лексиконом. «Оригинальный» класс — это совсем не то, что можно было бы себе представить, а класс, где копировали с оригиналов - хранившихся в Академии образцов работ прежних учеников, то есть, самый низший, начальный этап подготовки. «Головной» класс — это тот, где рисовали гипсовые головы. Натурный класс, куда зачислили Семирадского — это уже высшая ступень, работа с живыми натурщиками. «Программы» - это темы для создания эскизов, поиска натуры, писания этюдов. «Получить первый номер» - значило, что твой рисунок признан лучшим среди всех, кто рисовал данную постановку.
Не заставили себя ждать и медали. Сначала серебряные. Потом, в 1868 году — конкурс на малую золотую. Тема - «Диоген, разбивающий чашу». Сюжет, если в двух словах — согласно преданиям, Диоген, бывший большим минималистом в быту, увидев, что мальчик пьёт из пригоршни, разбил собственную чашу — ведь без неё можно было обойтись. Вообще, чтобы по достоинству оценить Семирадского, нужно хотя бы в общих чертах знать ряд сюжетов из истории и мифологии.
Работа не особенно понравилась академикам, но у соперника — Ильи Репина — она получилась ещё хуже, поэтому медаль досталась Генриху Ипполитовичу. Вообще, параллельное существование в стенах Академии этих двух титанов — отдельная тема. Они сначала были дружны, потом Репин к античности охладел и мало-помалу о Семирадском стал отзываться как о «чуждом русскому искусству» явлении.
А тот еще имел несчастье столкнуться в непримиримой битве интересов с великим Стасовым. «Итальянщина» - это самый безобидный из эпитетов, применённых критиком к творчеству Семирадского. Впрочем, даже он признавал дарование художника.
Наконец, представленная Семирадским "программа" «Доверие Александра Македонского врачу Филиппу» принесла ему большую золотую медаль и право стажировки за границей за казённый счёт. Эта картина — самая ранняя из представленных ныне на выставке, — конечно, ещё не «подлинный Семирадский», но уже содержит в себе ряд характерных для него особенностей. Технически она безупречна. Точный рисунок, передача объемов и глубины пространства, освещения, текстур поверхностей — всё сделано мастерски. Чтобы оценить всё это в полной мере, конечно, нужно видеть картину в оригинале. Композиция пока ещё традиционна — фигуры действующих лиц крупные и заполняют практически весь объем картины.
Но уже в следующей значительной работе, исполненной в Мюнхене (до Италии художник тогда ещё не добрался), принцип компоновки меняется и становится характерным и неизменным для Генриха Семирадского практически в течение всей его последующей жизни.
"Римская оргия блестящих времён цезаризма" - это немного претенциозное название полностью соответствует сложной, многоплановой, многофигурной композиции. В богатую игру силуэтов и пятен вовлечены не только живые действующие лица, но и скульптуры, и архитектурные детали интерьера. Вдобавок, словно художнику всё ещё недоставало сложности мотива, в картине два источника света - искусственный тёплый идет от светильников, скрытых фигурами первого плана, холодный свет луны проникает сквозь колоннаду. Уже здесь заявила о себе одна из главных особенностей стиля Семирадского: пространство картины, её предметное наполнение - не менее важны для него, чем живые персонажи. А ещё одна особенность - это изображение обнаженных и полуодетых фигур среди толпы, задрапированной вполне благопристойно. Есть мнение, что этот приём он "подсмотрел" в картине Александра Иванова "Явление Мессии", которая в целом ему не нравилась, но произвела впечатление изображениями нагих фигур на переднем плане. (Считается, что именно эти фигуры Иванов дорабатывал, уже владея принципиально иным навыком работы с моделью на пленэре, чем был у него при работе над прочей людской массой в картине).
С этим полотном, "Оргией", связана также история обретения Семирадским важнейшего в его жизни заказчика и покровителя – ни много, ни мало, Императорского Дома Романовых. После отправки в Петербург и показа на академической выставке картина была продана великому князю Александру Александровичу (будущему императору Александру III). Следующее крупное полотно художника – «Грешница» - также стало собственностью великих князей, а приобретя впоследствии картину «Фрина на празднике Посейдона в Элевсине» император Александр заявил о своем намерении создать Русский музей в Петербурге, где работы Семирадского должны были стать важной частью экспозиции.
«Грешница» была написана Генрихом Ипполитовичем уже в Риме. Этот город он избрал своей резиденцией сразу же после того, как оказался там в первый раз. От первоначального намерения обосноваться во Флоренции отказался не задумываясь. По части наличия вдохновляющих на творчество античных памятников и руин с Римом мало мест могло сравниться даже в Италии. Флоренция – город с богатым наследием средних веков и эпохи Возрождения. Но Рим! Рим стал для Семирадского тем местом, где «всё сложилось» - природа, архитектура, история, замыслы, натурщики – всё готово было соединиться во множество новых картин. И неважно, что действие «Грешницы», по сути, должно было разворачиваться в Палестине. Рим мог сыграть роль и этой страны, и Греции, и иных стран Средиземноморья. То же пронзительно-голубое небо, те же серебристые оливы, те же лиловые дали над гладью моря, те же выветренные и опаленные солнцем камни древних построек.
Сюжет «Грешницы» достаточно прост. Послужившая основой поэма А.К. Толстого базировалась на апокрифическом эпизоде, не входившем в основные Евангелия. Под воздействием личности Христа блудница отказывается от ведения порочной жизни. Соответственно, достаточно проста, (в частности, по сравнению с предыдущей «Оргией»), и композиция картины. Слева – Христос и его Апостолы. Справа – праздные, развратные гуляки. Но дело не столько в этом противостоянии, сколько во множестве «дивных деталей», обогащающих эту композицию. А также в том, что в этой картине Семирадский впервые «организует» всё действие на открытом воздухе. Это было новым для академической живописи словом. Ушли глухие битумные тени, темный «музейный» колорит сменился яркими красками. В картине появилась «пленэрность», воздушность, естественность освещения. И это также станет излюбленным приёмом Семирадского. Солнечный свет или полумрак сумерек – такие же герои его последующих картин, как и люди.
Хочется добавить: и вещи.
Да! Это – едва ли не главная особенность его картин. Материально написать окружающий мир было одной из главных установок художника. Эти полотна хочется разглядывать, любоваться отдельными кусками, каждый раз находить в них для себя что-то новое. Утварь, украшения, античные одежды персонажей, красиво изогнутые стволы и ветви деревьев, мраморные рельефы, игра пятен света и тени – всё это важно для художника, и, соответственно, представляет интерес для зрителя.
Можно ли сказать, что антураж столь же важен для Семирадского, как и лица, характеры, действие, сюжет? Пожалуй, да. Он писал о своей работе, что мог бы выполнять её с меньшими денежными затратами (натурщики и антураж во все времена стоили денег), но это неминуемо привело бы к снижению качества. То есть, верность натуре была для него одним из важнейших критериев качественного исполнения картины.
У художников, составлявших оппозицию Академии, подход был принципиально иным. Репин, уже взявшийся в то время за «Бурлаков на Волге», называл «Грешницу» «альбомной вещью», Крамской – «блестящей и шумной игрушкой», Стасов напирал на «эффекты» и считал, что герои картины "состоят из одного костюма"…
Чтобы понять вкусы, например, Стасова, достаточно сказать, что он впоследствии считал одной из лучших вещей Репина «Отказ от исповеди» - картину, вообще лишенную деталей, максимально лаконичную, пронизанную ощущением драматизма происходящего. Николай Ге в поздние годы своего творческого пути считал, что писать надо «без эскиза и без натуры». Его работы этого периода - действительно, крайне
обобщенные по форме, производят незабываемое впечатление именно накалом эмоций, экспрессивной манерой письма, отсутствием лишних элементов. Я специально привожу их здесь для сопоставления - всё это находилось в абсолютном противоречии с подходом Семирадского.
За картину «Грешница» Генрих Семирадский был удостоен звания академика живописи. При этом обошли Репина с его «Бурлаками», и тем закрепили неприязнь художников на долгие годы.
Здесь я, пожалуй, сделаю паузу. Материала по творчеству Генриха Ипполитовича оказалось немного больше, чем я рассчитывал, поэтому я разделю его на две публикации. Ожидайте окончания!
Вы можете прочитать другие мои публикации о художниках:
Также рекомендую Вам каналы, на которые сам я подписан и которые всегда с интересом читаю:
Буду, как всегда, признателен за комментарии, лайки и подписки.
