- Максим, я хотел бы спросить, как ты попал в «Арию»? И почему ты пошел играть именно в «Арию»?
- А куда же еще? - вопросом на вопрос ответил Максим. – Это был 1987 год. Самое начало…
- Ты ведь уже репетировал в «Круизе»?
- Да, репетировал… Дело в том, что от них ушел Ефимов. Но было понятно, что ушел он не навсегда, потому что тот «Круиз» был создан, вернее, воссоздан и Ефимовым. Хотя Монин и Гриша ушли, но название-то осталось у филармонии, то есть у Аничкина, название они забрать не могли, поэтому они сделали «ЭВМ». Ефимов уехал тогда за границу, освободилось место барабанщика и, видимо, Гаина хотел утереть нос Ефимову, показав, что они могут играть и без него. Но очевидно Гаина понимал, что Ефимов на тот момент был незаменим, да и я понимал, что выучить такую программу очень сложно, потому что коллектив накатанный, совершенно концертный, они много гастролируют, и я догадался, что однажды Ефимов вернется – и его возьмут. А того, кого возьмут временно на барабаны, просто попросят. Так и случилось. После меня там был Андрей Баранов… А меня эта ситуация не устраивала, я все время спрашивал: «Так вы меня взяли или не взяли?» Но конкретного ответа все не поступало. И тогда я позвонил Сергею Маврину, с которым мы вместе играли в «Черном Кофе» и вообще были в нормальных взаимоотношениях, и я даже принял участие в его группе «Металлаккорд». Но мое участие свелось только к тому, что когда барабанщик Алексей Ляхов не смог вовремя уволиться с завода, а гастроли уже были заряжены, то я съездил вместо него и отыграл какую-то часть гастролей. Вот это было мое участие.
И я услышал, что после «Металлаккорда» Сергей репетирует с «Арией». И в тот момент, когда с «Круизом» была непонятка, я позвонил Сереже и говорю:
«Сергей, вы определились уже с барабанщиком?»
«Пока у нас барабанщика нет», - ответил Маврин.
Поскольку я в то время как раз репетировал с «Круизом», а там нужно было угнаться за Ефимовым, то я был в отличной форме. И эти репетиции с Гаиной мне очень помогли, потому что он был очень требовательным. Благодаря им я вышел на уровень требований профессиональной сцены. Ему за это спасибо большое! И отчасти благодаря этому, после того, как меня прослушали, относительно недолго решался вопрос о зачислении в «Арию».
Векштейн спросил меня: «А что у тебя с «Круизом»?»
Я рассказал и добавил: «Все-таки мне хотелось бы работать в хорошей группе и, как говориться, хотелось бы играть в «высшей лиге», чтобы люди приходили на твои концерты, чтобы делать музыку, чтобы круто было!» Деньги меня тогда не очень интересовали. Меня волновал успех.
И через некоторое время мы начали делать новую песню «1100». Текста еще не было, но уже была форма, и она уже начала получаться.
Об этом можно долго говорить, но все произошло как-то быстро и логично. Как будто лучник на тебя вышел, прицелился – и попал. Но говорить об этом можно целый день: как ждал, как готовился. А получилось все очень быстро.
- А что у тебя было до «Круиза»?
- Мы ездили с «Черным кофе», где и познакомились с Мавриным. На самом деле «Черный кофе» сделали ребята из Гнесинки: Варшавский, Шатуновский и Васильев. Втроем они играли. Дима Варшавский подумывал о том, чтобы ездить на гастроли, но имени еще не было, пластинки не было, популярности не было, в «Утренней почте» не показывали. Куда можно было поехать? Только в Казахстан. И получилось так, что Андрей Шатуновский отказался от этой поездки, потому что он работал у Ксении Георгиади. И Федя тоже по каким-то причинам не поехал.
…И потом Варшавский позвонил и сказал, что нашел басиста. Но басист сказал, что если он и придет, то только с гитаристом. Но гитарист, говорят, клевый. «Так что выезжаем!» И таким образом я познакомился с Мавриным.
Это были совершенно ужасные гастроли. За 4 месяца мы дали 98 концертов. Это небольшая цифра, потому что нам обещали 50 концертов в месяц. «Много заработаете!» Поездка была очень тяжелая, так как зимой в Казахстане ничего не отапливается. Летом там настолько жарко, что они думают, наверно, что на зиму ничего не надо запасать. Поэтому все маленькие, районные ДК, в которых мы выступали, были очень холодными. Но мы были счастливы, потому что мы – артисты, и мы выходим на сцену.
- А играли что?
- Играли программу из полуготового альбома, который тогда еще не вышел.
- А советские песни играли?
- Да, такое тоже было, потому что нельзя играть в филармонии рок-концерт. Это только у Векштейна получилось сдать рок-концерт, как сольную программу, когда выходят люди и от начала и до конца играют рок-музыку. А так у нас был и конферанс, и стихи кто-то читал… Был у нас даже певец типа Кобзона, нормальный баритон, который пел советские песни. Мы аккомпанировали ему. Но Варшавский не аккомпанировал. Мы втроем оставались на сцене и аккомпанировали певцу, а потом, когда было отделение рок-группы, мы переодевались и выходили уже вместе с Варшавским.
- А как ты попал в «Черный Кофе»?
- У меня есть хороший друг Саша Дронов. Сейчас он – композитор, пишет музыку для фильмов. Он был чуть постарше меня, и я к нему всегда тянулся, потому что у него было много записей разных стилей, но в основном – рок и металл. Он был не то, чтобы мой учитель, но человек, через которого я познакомился с рок-музыкой.
- Ты играл в его группе?
- Я учился и играл в доме пионеров… Обычная история. Своего инструмента у меня не было, и родители не собирались его покупать, поэтому приходилось заниматься там, где есть база. От завода или от института. А потом пришел во Дворец творчества. Обычная история.
- То есть в «Арии» у тебя началась нормальная профессиональная жизнь, которая, видимо, очень сильно отличалась от жизни в «Черном кофе»?
- Да профессиональной жизни в «Черном кофе» как таковой и не было. Это просто была поездка, в которую мы просто съездили, а когда приехали, то все разошлись. Никто даже слова друг другу не сказал. Разошлись – и даже долго не созванивались. А с Варшавским, даже не договариваясь, просто никто не захотел работать. Никто не договаривался: «Вот мы валим!» - просто приехали в Москву и разошлись. И все…
- Как твоя жизнь изменилась после прихода в «Арию»?
- Очень сильно изменилась. Появилось настоящее дело, серьезная работа, на которую не хотелось опаздывать, которую не хотелось потерять. Мне всегда нравился профессионализм, некий ценз, который не позволял делать на «четверку» или на «тройку», а стараться все делать только на «отлично». Мне всегда нравились высокие стандарты, которые были в «Арии».
- Но в итоге ты проработал в «Арии» два года и ушел. Почему ты ушел? Ведь все было вроде бы нормально…
- Не все было нормально. Но это очень тонкий вопрос. Конечно, не надо было уходить. Но мне показалось, что, уйдя первым, я бы потянул за собой и всех остальных, потому что ситуация была такая, что надо было уходить от Векштейна.
Судьба в результате распорядилась так, что я ушел.
Тут в дверях появился Дубинин и потребовал отпустить барабанщика на репетицию.
- Последний вопрос! – взмолился я. – Макс, как ты вернулся в «Арию»? И какое у тебя ощущение от сегодняшней «Арии»?
- Ощущения очень хорошие. Как будто бы нашел вещь, которую потерял, а потом долго искал. Бывает так, что теряешь вещь, которая очень нужно, ты ее долго ищешь и вдруг находишь – вот лучший пример. И все становится так, как будто бы так и было всегда.
- А звонил тебе Холстинин?
- Мне позвонил Володя. История же оставляет следы. Я узнал, что назревает конфликт, и Володя даже говорил, что непонятно, что будет с названием. Он сказал, что если название отберут, то они с Виталиком будут делать новый проект. Тогда не то, чтобы было конкретное предложение, но я говорю: «Если что, возьмите меня! Я постараюсь!»
2008 год
