Рисунок Праски Витти
Автор перевода - член Союза писателей РФ, поэт, автор ряда книг на русском языке – Алексей Хабаров.
При содействии:
кандидата филологических наук, редактора "Домашней газеты" Станислава Убасси (Александрова) – научная концепция;
члена Союза писателей РФ, автора предыдущего перевода «Нарспи», поэта-песенника Улатимера Мишши – литературно-художественная, лингвистическая подготовка подстрочника.
Краткая рецензия
Чувашский язык по праву считается учеными-лингвистами жемчужиной в семье тюркских языков. Поэтому и поэма «Нарспи», рожденная в самом начале ХХ века юным Константином Ивановым, стала уникальным явлением в культуре, вызвавшем широкий интерес.
Настоящим чудом назвал автора поэмы башкирский поэт Мустай Карим, отмечая «свет, звучание, аромат» его поэтических строк: «В Иванове я вижу высшее проявление раскованного творящего духа нации. Он дал беспредельную свободу чувашскому слову и долговечную жизнь ему». Обучаясь в школе просветителя Ивана Яковлева в Симбирске, Константин Иванов много читал, изучал образцы мировой литературы, самообразовывался, проявил себя в художественном творчестве. Уже тогда он начал заниматься переводами с русского языка на чувашский. Он переводил библейскую «Песнь Песней», стихотворения и поэму об удалом купце Калашникове М.Ю.Лермонтова, стихи Н.Огарева, А.Кольцова, Н.Некрасова и даже К.Бальмонта. В те далекие годы переводил Иванов, теперь переводят его. Так совершается великое дело взаимопроникновения культур. Переводя прекрасные образцы поэзии, он учился и совершенствовал свое творчество. С увлечением писал свои баллады, трагедию. И, наконец, была создана поэма, его шедевр. История Нарспи – это предание, услышанное им то ли на родине в Белебеевском уезде Уфимской губернии, то ли в Симбирске, которое очень взволновало его.
Общество в те времена рождало идеи нового справедливого гуманистического мира. Константин Иванов с увлечением разделял революционные настроения 1905 – 1907 гг., написав «чувашскую Марсельезу» – «Вставайте, поднимайтесь, чуваши!». А в поэме «Нарспи» выражена не только мечта об освобождении от оков морали старого общества, но, прежде всего, горечь трагической судьбы прекрасной девушки, рожденной для счастья и любви. По выражению одного из столпов национальной литературы, переводчика поэмы П.Хузангая, «Нарспи» – это «поистине глубокое народное произведение», стоящее «на уровне лучших образцов».
Поэтому переводчик Владимир Васильев-Мишшан, издав перевод поэмы «Нарспи» к 125-летию К. Иванова, решил, что необходимо тщательнейшим образом литературно обработать перевод, чтобы добиться в русском изложении и близости смысла, и красоты звучания слова.
Возникла прекрасная идея сотрудничества с русским поэтом Алексеем Хабаровым, уроженцем города Зеленодольска (Татарстан), автором нескольких книг, изданных в Чувашском книжном издательстве, творчество которого отличают классический русский слог, пушкинская ясность и звучность; ему подвластны и четверостишия, и эпические поэмы.
Получился замечательный тандем. Владимир Михайлович делился своим знанием особенностей чувашского языка, стал своеобразным путеводителем по чувашской культуре для Алексея Васильевича. Как утверждают эти прекрасные переводчики, вместе они прошли весь путь главных героев поэмы – Нарспи и Сетнера, от радости весны и вспыхнувшего высокого чувства до их трагического конца, старались воссоздать эмоциональный фон, природу во всех ее проявлениях, бытийность чувашского народа с его особым колоритом. Действительно, в переводе точно переданы собственные имена героев, языческих богов, названия деревень, предметов быта, одежды и украшений женщин. Особое внимание уделено исконному ударению в чувашских именах и названиях.
В самом начале работы Алексей Хабаров отметил, что необходимо избежать формально-монотонного перевода, показать жизнь в поэме яркой, живой, кипящей событиями, чтобы можно было не просто прочитывать ритмический текст, но и образно представлять происходящее, сострадать любимым героям.
Может возникнуть вопрос – чем так привлекает поэма «Нарспи»? Почему она так любима, так волнует поэтов-переводчиков, художников, композиторов и режиссеров? В замкнутом мирке, словно бы вне времени рождается история любви и смерти с вечным сюжетом, который понятен человеку любой нации и который выражен поэтом с такой пронзительной искренностью.
Владимир Васильев-Мишшан и Алексей Хабаров убеждены – поэма и о том, что сам человек может быть источником добра и зла, и об особенно важном осознании, что ответное зло только умножает зло. Трагическое завершение жизни героев служит тому доказательством. Но на фоне безысходности ярко вспыхивает звездой явление чудесного мальчика Сентти, как залог доброго будущего, как нравственная основа жизни народа, как надежда. Тщательная работа над переводом, его литературная обработка продолжались много месяцев. Вариант следовал за вариантом, отбирались самые лучшие решения. И авторы нового перевода приглашают русскоязычных читателей вновь прочесть поэму, поразмышлять над вечными темами земной человеческой жизни, по-новому понять незабываемую историю любви Нарспи и Сетнера, прочувствовав и оценив музыкальный строй и певучесть стиха великого чувашского поэта.
Лариса Макарова, референт
ПРОЛОГ (от переводчика)
Крылатый конь, неси вперед,
Туда, где царство вдохновенья
И где поэмы перевод
Дает большое наслажденье.
Достойным быть для перевода
И тонко автору внимать,
Когда главенствует свобода –
Словам гармонией звучать.
«НАРСПИ» встает пред нами вновь,
Героев чувства не забыты,
И где проявлена любовь,
Там и желанья не размыты.
И верим: русское звучанье
Не может принести вреда,
Расширит только пониманье
Того, что в памяти
=====================
Примечание: отмеченное звездочкой (*) - см. комментарии в конце произведения.
Н А Р С П И
Поэма
1. В селе Сильби
На исходе месяц пуш*.
Уж в Сильби немало луж:
Там в чувашское село
Солнце красное пришло.
Склоны гор, холмов темнеют,
Тает рыхлый снег кругом,
Травы сочно зеленеют,
Солнце греет их теплом.
Время зимнее ушло,
И зиме куда деваться?
Ей и силы унесло,
Надо спешно убираться.
По оврагам и по склонам
Мчится вешняя вода,
Воздух весь наполнен звоном –
Вот веселие когда!
Шум немалый поднимая,
Воды вниз, к реке бегут.
Здесь и дети, жизнь не зная,
В играх радость познают!
* * *
Всяк на мир теперь дивится –
Благодать сама пришла.
Солнце, радуя, лучится,
Пробуждается земля.
Оживает темный лес
В изумрудном чистом цвете,
Степь – как чудо из чудес,
Что прекраснее на свете?
Ароматом восхищают
И чаруют взгляд цветы,
Птицы пеньем услаждают
С поднебесной высоты.
Манят жаворонков трели,
Птиц не видно в синеве,
А ягнята осмелели
На муравушке-траве.
Здесь же с дудой пастушок
Стадо сельское пасет.
Время к ужину идет,
Потерпи ещё, дружок.
* * *
А в селеньи каждый дом
С непременными садами,
Ивы старые кругом
Ширь заполнили ветвями.
Вдоль околицы стога
С прошлых лет еще стоят.
За селом видны луга,
И леса пленяют взгляд.
Главной улицы дома,
Тесом крытые на век,
Как из сказки терема –
Вот чем славен человек!
Обнесенные забором,
Будто крепости, стоят,
И врата домов с узором –
И во всем так виден лад!
Словно город пред глазами,
Коль взглянуть со стороны.
И достатки в нем – трудами.
Вот чем радости полны!
* * *
Воды вешние резвятся
И в промоинах бурлят,
Струи словно золотятся –
Будто искорки, летят.
Небеса, дивя, сияют
Отражением в воде,
Ивы взоры привлекают –
Будто стражи на гряде.
А поодаль, у моста,
У заветного куста
Удит рыбку старичок,
Где насадкой – червячок.
Тут же рядом детвора
Шумно плещется, кричит.
Бесшабашная игра
В ловле тщетностью грозит.
Через речку по мосту
Кто-то из села шагает.
Не проходит и версту –
Как в лесу он исчезает.
* * *
Как в раю, в Сильби живут!
Жизнь спокойна и приветна.
Дни неспешные текут
Вовсе даже незаметно.
Как прекрасно птичье пенье –
Воедино голоса.
В мире каждое мгновенье –
Это Божия краса.
С барским видом люди ходят,
Вот какой, мол, в жизни лад,
Так покой они наводят
И на том всегда стоят.
А девицы ликом чисты,
Будто лебеди, плывут.
Блещут яркие монисты,
С Наром* словно бы цветут.
Вот когда в Сильби веселье,
Сколько радости вокруг!
Это вовсе не безделье –
Это жизни чистый звук.
* * *
Человека нет сильнее
В этом мире никого,
Ничего-то нет важнее
Быть хозяином всего.
В Калам*-дни кругом веселье,
И всегда лишь только так,
Но в весельи как без зелья?
Без него в селе никак.
Вот когда чуваши пили –
И на то не надо слов,
Всё хмельное выносили
Из холодных погребов.
Сколько зелья выпивали,
Как бы это все в чести,
Все пределы отметали –
Лишь бы праздник соблюсти.
К ночи пьяных уж немало –
Всё шумнее голоса.
Силы пьянство забирало,
Вялы стали телеса.
* * *
И лежит чуваш хмельной,
Грязь весенняя не в счет!
Безрассуден, как шальной,
Где сейчас он – не поймет.
Будто барин, развалился
На исходе Калам-дня:
«Не согласен, что напился,
То не мера для меня!
Меру знаю я свою –
Нет предела никакого.
По труду я ем и пью!
И не ведаю другого.
Если кончилось хмельное –
У соседа попросить.
Дело это ведь благое –
Как же тут не удружить!
Нет хмельного – пить уйран*.
Он не редок средь сельчан.
Если пуст соседа дом,
Тура* в помощь призовём!»
* * *
Время Кáлама проходит,
Солнце пятна снега сводит.
Вот уж чистые поля –
Оголилась вся земля.
Но чуваши все ж желают
Праздник дальше продолжать
И как будто бы не знают,
Что пора уже пахать.
Где же разум ваш, чуваши?
Встаньте на ноги быстрей!
И телеги, сохи ваши
Приготовьте поскорей.
Уж все меньше в речке вод,
А поля людей заждались.
Вы б от пьянства воздержались,
Каждый день ведь кормит год!
Укрепите ваши силы,
Помощь божию призвав,
Напрягите в теле жилы,
Мысли темные прогнав.
2. Красная девица
Чудом рос меж трав цветок –
Взор восторженный пленяет,
Красоты живой исток,
Ярко золотом сияет!
С ним Нарспи в селе сравнится –
Солнцеликая девица.
В ней живая красота
И изящные перста.
Очи черные блестят,
Душу сладко ворожат.
Волосы же вьются сзади,
Ловко собранные в пряди.
Коль она проходит рядом,
То своим чарует взглядом.
Как пред ней не преклониться? –
Красота ее светится.
Как не станешь любоваться
Этим редкостным цветком?
Если с нею повстречаться –
Сердце вспыхнет огоньком.
* * *
Все темнее небосвод,
Где-то звездочки горят.
Чтобы выйти в хоровод,
У Нарспи готов наряд.
Все продумано в уме,
Как прекрасно шельгеме*!
Надо будет и надеть
Ей красивую теветь*.
Алый шелк – платок сияет,
По-девичьи украшает.
В хороводе голос в песне
Словно трели соловья.
Ничего-то нет чудесней –
Песнь Нарспи всегда своя.
Развлекает со стараньем
Дотемна сельчан она,
Помогает ей сияньем
Очень яркая луна.
Вот Нарспи уж дома спит,
Сон в ней красочный разлит.
* * *
Просыпается с зарею,
К рукоделию спешит,
С тихой песенкой простою
Шелком вышивку творит.
Над шитьем она цветным
Шов, как бисером, выводит –
Пес* стальной с хвостом льняным
В ткань заходит и выходит.
А когда холстину ткет,
То челнок* в руках играет,
Если ж скальницу* возьмет,
То и цевку* наполняет.
На скамье пушистый кот.
Если лапкой рыльце моет,
То желанный гость придёт –
Стол тогда Нарспи накроет.
… Время девичье ушло,
Потрясенье принесло:
Разом кончились мечты,
Как нагрянули сваты.
* * *
Михедер к тому стремился,
Чтоб в богатстве твердо встать,
Он и дочерью гордился –
Здесь ей равных не видать.
– Дочь никто тут не затмит, –
Говорил он неспроста, –
Не один сундук набит –
Это давняя мечта.
– Не родится никогда
Красота еще такая! –
Михедера верх всегда
Для себя не знает края.
В чем богатство Михедера?
Дом его – так загляденье!
В сундуках добра без меры.
Жизнь его для накопленья.
Он работает ретиво:
Хлебушком амбар забит,
Много масла, меда, пива –
Сколько погреб поместит.
* * *
Если правды нет в тебе,
Не ищи ее в других.
Михедер богат в судьбе
И не промах для других.
Двор постройки окружают,
И над всем вознесся дом.
Куры даже не взлетают,
Им не взять такой подъем.
Сколько всякого добра!
Как не стать рабом всего?
Сколько злата, серебра –
Нет важнее ничего!
Жизнь давно сложилась так:
Нет в селе такого стада,
В нем не редок аргамак* –
Михедера сердце радо.
В Туригасе* видно ясно,
Как высок был этот дом.
Михедер не мог напрасно
Так хвалиться бы добром.
* * *
Михедер всегда при деле:
Жажда выгод горяча,
После масленой недели
Принял свáтов богача.
Пребывая в нетерпеньи,
Он уже и свадьбу ждет,
И причину, без сомненья,
Знает в истине народ.
Вот когда Синьзé* настанет,
Михедер тогда воспрянет,
Род свой свадьбой укрепит,
Кто за это укорит?!
Дни заполнены работой:
Свадьба требует затрат;
Михедер с большой охотой
Надо всем вершит догляд.
А Нарспи переживала,
Дрожь души ей не унять,
Все Сетнера вспоминала,
Слезы не могла сдержать.
* * *
Эта ветхая избушка
На краю села стоит,
В ней Сетнер и мать-старушка –
Жизнь размеренно бежит.
В сыне мать души не чает,
Только им она живет.
Он, конечно, это знает,
Ей тепло свое дает.
Конь Сетнера – аргамак,
С ним – куда поманят взоры.
Вот когда он не бедняк,
Коль степи пред ним просторы!
Руки сильные при нем,
Чтобы мог сполна трудиться.
Сердце полнится огнем,
Может с недругом схватиться.
Михедеру дела нет
До Сетнера никакого.
Для Нарспи – потухнет свет
Без любимого такого.
* * *
Ветки к желобу склоняя,
Словно замерла ветла.
Чувства светлые рождая,
Родника вода текла.
А Сетнер уже с утра
Ждет любимую, в печали,
Ей прийти давно пора –
Мысли разные витали.
И пока он в ожиданьи
Пóит верного коня…
Вот и кончились терзанья,
К роднику спешит она.
Быстро с ведрами идет,
Издали улыбку шлет,
И Сетнер в ответ сияет –
Сердце юноши пылает.
Губы тронуты пушком,
Будто ярким серебром,
Шепчут нежные слова –
Вот любовь тут какова!
3. Вечер перед Симеком*
Этот памятный родник
Незатейливо журчит,
Всяк его на солнце блик
В красках радужных блестит.
А на ветке гибкой, тонкой –
Пташка с песней светлой, звонкой,
Утро трелью прославляет,
Чистым пеньем покоряет.
Как тухьи* прекрасен звон,
Будоражит душу он.
Ведра полнятся водою
Родниковой, ключевою.
Конь же воду пьет и пьет,
А Сетнер так речь ведет:
– Неужели, жизнь моя,
Счастья уж лишился я?
На чужбину очень злой
Увезет тебя с собой!
Где мошна* столь велика,
Там стыдятся бедняка!
* * *
– Но родителей моих
Упрекать ни в чем не надо!
Сил во мне нет никаких,
Чтоб добиться с ними лада.
Нужен им жених богатый,
Не хотят другого знать,
Ум их – выгодой объятый.
Мне куда теперь сбежать?
Солнце только как уйдет,
Вечер сразу и подступит.
Свадьбу мой отец начнет.
Но богач души не купит!
Говорят между людей,
Что он жесткий в жизни всей.
Он же вовсе мне чужой –
Как же быть с бедой такой?
Как спастись мне от него?
Дай совета твоего!
О, Сетнер, мой дорогой,
Что же делать нам с тобой?
* * *
– Вот чего сейчас имею:
Головой своей владею,
Мать-старушка утешает,
Конь как будто окрыляет,
Это все, чем я богат,
Но всегда тому был рад.
Мне теперь всего дороже
Это – ты, любовь моя!
Только вот уже, похоже,
Что тебя теряю я.
Дело сделать я смогу,
Дни закончатся врагу.
Будет, видно, и расплата
За злодея-супостата.
Чтобы свадьбе не бывать,
Нам бы лучше убежать!
– Ой, Сетнер, езжай скорей,
Женщина идет сюда,
Говорить нельзя при ней,
Какова у нас беда.
* * *
– Ну, прощай, любовь моя,
Навсегда несчастный я!
Конь взметнулся перед ней,
Поскакал домой быстрей.
Грусть Нарспи невыразима,
Милому смотрела вслед:
«Я с тобой неразделима –
Без тебя мне жизни нет.
Ты прости меня, любимый,
Как тебя забуду я?
Пусть судьба неумолима –
Сердцем все же я твоя»…
Женщина её спросила:
– Что за грусть тебя скрутила?
Недовольная дарами
Или стар жених годами?
Но Нарспи не отвечала.
Чтоб её не донимала –
Воду быстро подняла
И домой, скорбя, пошла.
* * *
Вновь в старухе гневный пыл –
То вошло, видать, в привычку.
Михедер же ладит бричку,
Кузов кожей обновил,
Ловко бричку украшает.
Несмотря на блеск седин,
Дело плотницкое знает,
С топором он двуедин.
– Дочкой с малых лет горжусь,
Долго ждал я свадьбы дней
И с желанием тружусь
Для кровиночки своей.
Вот уже невестой стала!
Мужа долго не искал:
Вся округа верно знала,
Кто богатством обладал!
Вот и Симек наступил,
Будет всё, как я решил!
Надо сверстников собрать –
Свадьбу вечером начать.
* * *
Бочки пенистого пива
Достают из погребов
И с усердием, и живо
Все готовят для пиров.
Печи жаркие пылают,
Яства разные пекут,
А зеваки наблюдают,
Молчаливо праздник ждут.
В плясках главный – шыбырист*,
Праздник скрасит он любой,
Прежде звукам даст настрой,
Будет шыбыр* голосист.
Свадьбы пышной ожидая,
Суетливо все спешат.
А Нарспи – одна, страдая,
Мысли сердце холодят.
И блины уж маслом мажет,
Сидя с грустью в летнике,
И никто того не скажет,
Как ей жить теперь в тоске.
* * *
«Из чужбины со сватами
В отчий дом чужак пришел.
И, с немалыми деньгами,
Красну девицу обрел.
Я молила – не спешите,
Нрав свой твердый умягчите,
Подождите хоть бы год,
Отложите свой расчет.
Только вы в хмельном угаре
Как не слышали мольбу.
Торопясь, как на пожаре,
Поломали мне судьбу.
К старости душа черствеет,
Как засохший войлок, станет.
Кто из вас, когда стареет,
Душу нежную не ранит?
Птицей если бы была,
Смех иль слёзы ни к чему,
За спиной бы два крыла,
Не поймать бы никому».
* * *
Солнце тусклое скатилось
До утра за лес густой,
Стадо с горочки спустилось –
Тяжело идет домой.
А девчата торопливы,
Им бы скот скорей пригнать.
Парни с ними шаловливы –
Невозможно их унять.
Своевольная скотина
На подворье не спешит,
И истошно животина*
Где-то во дворе визжит.
Стадо густо пыль вздымает,
От нее спасенья нет.
Еле-еле ковыляет
Тут же бабка старых лет,
Пиво в туесе* несёт
И под нос себе поёт:
– Хоть и ноша тяжела,
Пить – всегда легка была.
* * *
– Сверстники* мои, друзья!
Вас зову на свадьбу я!
Надо свадьбу начинать –
Это только вам подстать.
С Михедером и жена,
Очень важная она.
С пивом ходит – приглашает,
Непременно угощает:
– Дочку замуж выдаем,
Потому-то и зовем
Вас на свадьбу в Туригас,
Не обидьте, просим, нас.
– Как же можно не прийти, –
Всякий раз ей отвечают, –
Это значит – быть в чести!
Пиво чинно выпивают:
– Тура с нами, будем здравы!
Сохраним чувашей нравы!
… Мать хлопочет и по дому –
Чтоб не быть столу пустому.
* * *
–- Добры сверстники честные,
Свадьбу время начинать!
Дочь любимую, родные,
Замуж надо отдавать.
Много пива наварили,
Чтоб его на радость пили.
И теперь зовем мы вас
Пировать на Туригас.
Так сложилось испокон:
Перед свадьбой, как закон,
Предков с просьбою почтить,
Да и хлеба отломить:
«Деды с бабушками, вы
Всякий раз во всем правы!
Хлеб да соль от нас примите,
Благо рая обживите.
Для Нарспи же дорогой,
Всем известной добротой,
Пожелайте светлых дней,
Только счастья в жизни всей».
* * *
Всех покинувших почтили,
Ритуалы соблюли.
Вот и к свадьбе приступили:
В клеть старейшины вошли
С чаркой пенистого пива.
Как лицо Нарспи тоскливо –
Слезы горькие текут.
А родители дают
Ей свое благословенье:
– Мы напутствуем тебя
С мужем жить, его любя.
Проявляй всегда терпенье,
Будь послушной, угождай
И худых людей не знай,
А на мужа не серчать,
Все в хозяйстве примечать.
Мать с отцом благословляли,
Дочки слёз как не виали.
Шыбыр пляской уж увлек –
И никто стоять не мог!
* * *
Воздух теменью залит,
Свадьба ночью отдыхает,
Высоко луна висит,
За покоем наблюдает.
К ночи девушки с парнями
С хороводов разошлись
И с потухшими глазами
Спать неспешно подались.
Воздух ночью остывает,
Тронут лунным серебром,
Где-то пёс бессонный лает,
Видно, выспался он днём.
В полночь голос дал петух,
И утихло все опять.
Месяц словно бы потух,
Он за лес скатился спать.
Тишина теперь кругом,
И Сильби во власти сна,
А в одной душе надлом,
Разрывается она.
4. Свадьба
Звонко утро наступает,
Темнота уйти спешит.
Кто-то глаз не раскрывает,
Только в бане уж сидит:
В Симек-день заведено
Всем селянам знать одно –
Обязательно помыться.
Чистым в люди появиться.
Парились полынь-травой –
Так им деды завещали,
Чрез обряд такой простой
Хворь и грязь с себя смывали.
Чтобы лучший вид иметь,
Надо новое надеть.
Кто-то будет пировать,
Кто-то свадьбу наблюдать.
По селу с утра летит:
Вот так свадьба, вся бурлит!
Нет приятнее молвы –
Наши свадьбы таковы!
* * *
Михедера дом, бесспорно,
Отличался от других,
И подворье так просторно,
Что вместит гостей любых.
Собралось пришедших много,
И они начала ждут,
Старики хотят хмельного,
Им отдельно подадут.
Шыбыр пляску начинает,
Плясуны сорвались в круг,
Словно в них огонь играет,
И ритмичен дроби стук.
В пляске бурной, огневой
Гости все же устают.
Смолк и шыбыр заводной,
Потому они поют:
«Безголосыми, друзья,
Разве можно нам сидеть,
Да и в стороны глядеть?
Не птенцы мы соловья!»
* * *
Шыбырист опять за дело,
В пляске резвость добавляет.
Пыль от топота висела,
Пол как будто бы стенает*.
Гости весело пируют,
Полны яствами столы,
С удовольствием смакуют –
Сколько вкусного нашли!
«Вам желаем жить счастливо,
Чтобы было всем на диво.
И детишек целый рой
Да не знать молвы худой.
Пейте, ешьте, дорогие,
Век нам вместе доживать!
Если любы молодые,
Отчего не пировать!»
Ах, какой отец тут был!
Он на волнах счастья плыл –
И не с пива, не с вина,
Он купался в нем до дна!
* * *
Парни бравые устали,
Значит, время отдохнуть,
А девчата в центре встали,
Чтоб частушками блеснуть.
* * *
Шелк изящный, с бахромою,
Вниз приспущенный волнами,
Свет рассеян полутьмою,
А вся занавесь – с цветами.
Слезы под накидкой тонкой,
День и ночь Нарспи скорбит,
А подружки песней звонкой
Оживляли девы вид.
Песни радости звучали
И невесту восхваляли.
Бородатый Тыхтаман
Будет мужем ныне дан!
С милым ждет ее разлука,
О, какая будет мука!
Счастья ей уж не видать,
Коль Сетнера потерять.
«Как прибуду на чужбину
Без Сетнера моего,
Разогнуть смогу ли спину
Я без счастья своего?»
* * *
Шыбыр в плясках не смолкает,
Словно устали не знает.
От веселья столько шума –
Кто бы мог сидеть угрюмо?!
Свадьба выше всяких дел,
Есть ли ей какой предел?
Гости к сродникам идут,
Много их, что и не счесть,
А на то и бричка есть,
И гостей на ней везут,
Но, конечно, не без песен,
С песней Божий мир не тесен.
И в восторге детвора
Вслед за бричкою бежит.
Будто мертвый, у двора
Старичок хмельной лежит.
Потому что до упаду
Пил на свадьбе этот дед,
И ему б подняться надо,
Но на это мочи нет.
5. У знахаря
Очень темная избушка –
Волоковое* окошко,
А на знахаре одежка
Вся в заплатках, из ремушки*.
В избу дверь с утра открыта,
Чтобы солнышко впустить,
Луч запрыгнул деловито,
Проявив большую прыть.
Старика главу седую
Поначалу осветил,
А потом избу глухую
Он вниманием почтил.
Лапоть чинит свой старик –
В дело это углублен.
Солнца ближе, ближе блик,
Вот виска коснулся он.
Симек шум в селе наводит,
По дворам как будто ходит,
Сердце знахаря волнует.
Солнце ж радостью балует!
* * *
Продолжает дед работу,
Как привычную заботу.
И бормочет, и пыхтит,
Сам с собою говорит.
Вот шаги к его избе,
Не слыхал их – был в себе.
То пришла Сетнера мать,
Ей хотелось бы узнать,
С сыном что сейчас творится,
От нее зачем таится?
Утеряла свой покой,
Стал Сетнер ей как чужой.
Что же с сыном ныне стало,
Мать того не понимала,
Что за хворь его взяла,
Может, это козни зла?
* * *
И они вели вдвоем
Разговор совсем неспешный,
Только больше неутешный,
Но и вспомнив о былом.
Вот решился все ж мудрец
Наконец-то погадать.
Справедливым счел, хитрец,
Чтоб носки с рубахой взять.
Он подальше свое дело
Ненадолго отложил,
Кочергою дверь умело
До упора заложил;
В шубу влез (совсем не к лету),
Шапку под руку берет,
Лемех старый и монету
На пол под ноги кладет.
Гладит бороду седую:
– Как найти ей весть благую?
Только можно ли не лгать –
Все придется рассказать.
* * *
Молвил знахарь, что-то зная
И в душе подозревая:
«Лоб пробит – не заживёт,
Рану в сердце не закрыть,
Это Тура жизнь берет:
Суждено тому и быть.
Жар в крови с душою тонкой –
Это Пюлех* дал ему.
Век короткий в жизни звонкой,
Вот чем кончиться всему.
Дни студеные придут,
Кровь горячая остынет,
Душу холодом сожмут,
И ее огонь покинет.
Дни палящие нагрянут,
И они вне жизни станут.
Кровь замерзшая вскипит –
В небеса душа взлетит».
* * *
В замешательстве старик –
Что же сам сейчас постиг?
Шубу с шапкою снимает,
На скамью их покладает.
Постоял в раздумьи чуть
И сказал такую суть:
– То на духов не похоже,
Не при чем и Киремéть*,
И не хворь Ерéха* тоже –
Это надо разуметь.
Никакой тут ворожбы,
Это, мать, удар судьбы:
Мысль греховная бывает,
Тура это не прощает.
И, старушка, по судьбе –
Не противиться тебе.
* * *
Все сказал старик, что знал,
Ничего не утаил:
– Что такое рассказал?
Я ли это говорил?
Жалкой и совсем поникшей
Побрела старушка-мать,
А старик, к делам привыкший,
Взялся лапоть вновь латать.
И растерянно бормочет,
И вздыхает, и пыхтит:
– Кто такое знать захочет?
Сам с собою говорит:
«Я ведь людям до сих пор
По их просьбе колдовал,
Ворожба, я думал, вздор,
Всех с обманом отпускал.
А сегодня как понять? –
Свыше Божья благодать!
Тура истину открыл!
Чем такое заслужил?»
6. Побег
Вот уж солнце исчезает,
Сумрак свадьбу распускает.
У Нарспи же сердце жмет,
Свадьба душу ей гнетет.
Молодежь же, как обычно,
Хоровод спешит водить,
А Нарспи не безразлично,
Чтобы это пропустить.
У нее одно желанье:
Прежде чем замужней стать –
Ей Сетнера повидать,
Прикоснуться на прощанье.
И Сетнер, конечно, тут,
Будто старше по летам.
Слезы девицы текут
По припухнувшим щекам.
А когда все разошлись –
Не могли наговориться!
Друг на друга опершись,
Поспешили вместе скрыться.
* * *
Небо под вечер чернеет,
Звёзд не видно в вышине,
Хладом непогоды веет
Напряжение извне.
Ливень хлынул, льют потоки,
Все бурлит, ручьи глубоки,
Хлябь разверзлась из небес,
Заревел, затрясся лес.
Блещут молнии струями,
Даль лесная, как в огне,
И тернистыми путями
Двое скачут на коне.
Дальше ехать невозможно,
У коня нет больше сил,
От всего теперь тревожно!
Дуб-юман* же их почтил.
Великаном он стоит
И во тьме в ветвях шумит:
«В добрый путь» – промолвил он
И качнулся на поклон.
* * *
Брезжит явственно рассвет,
Зорька яркая пылает,
Суеты в округе нет,
Свадьба люд свой собирает.
Только некому плясать,
Песни тоже не звучат,
Нет парней и нет девчат –
Как все это понимать?
Шыбырист куда девался,
Что-то пусто на столах,
Михедер с женой ругался –
Вот кошмар, как в жутких снах!
В чем причина? Все молчат,
И растерянность не скрыть.
Вот так свадьба, вот так лад –
Лучше б свадьбе и не быть!
Ясно все само собой:
Свадьбы здесь конец другой,
Коль с Сетнером скрылась дочь
С хоровода в эту ночь.
* * *
Всадники в лесу втроём
Беглецов пропавших ищут,
Как собаки, напролом
Тут ли, там ли – всюду рыщут.
Ищут хоть какой-то след,
Но и звука даже нет.
Солнце яркое сияет –
Помогло бы путь найти.
Где искать, никто не знает,
Может, глубже забрести?
Гнев и ругань – толку в них!
Если лес густой вокруг
И следов-то никаких,
Ничего тут, кроме мук!
Где же беглых все ж искать,
Как бы это разузнать?
Всадники в лесу втроём
Беглецов пропавших ищут,
Как собаки, напролом
Тут ли, там ли – всюду рыщут.
* * *
А Сетнер под дубом спит.
Рядом с ним Нарспи сидит,
Да борясь притом со сном,
Что дается ей с трудом.
Вдруг в глазах ее виденье:
Перед ней в лесу густом,
Обернувшись злобным псом,
Вызвав страх и изумленье,
Сам отец, рыча, стоит,
Наказанием грозит:
– Дочь, злодейку такову,
Как найду, так разорву!
Ей виденье было адом,
И она очнулась тут,
Верховые вовсе рядом,
Окруживши, стерегут.
«Ах, Сетнер, вставай скорей,
Нас нашли, и мы пропали,
Уж не скрыться от людей,
Все на свете мы проспали!»
* * *
Шыбырист в поимке той
Был с парнями тих на страже,
Беглецов вернул домой,
Пальцем их не тронув даже.
Вихрем вылетела мать,
Дочь за волосы хватая,
А старик, не размышляя,
Начал парня избивать.
– Матушка, прошу терпенья,
Думать разве не пора,
За такое наставленье
Можно ль ожидать добра?
– О, почтенный Михедер,
Есть ли толк от ваших мер?
Женщина теперь она,
Может быть, уж не одна!
Михедер, как пес взъяренный,
Резко плеть свою хватает.
Местью черной упоенный,
Он Сетнера избивает.
* * *
Во дворе народ толпится,
Будто пир ещё кипит,
А Сетнер не шевелится,
Словно мертвый, он лежит.
Плачет мать его, страдая,
Как ей быть с такой бедой?
Вот кручина ныне злая!
Сына просит снесть домой.
А Нарспи в избе курной
Моют – снять налет лесной.
И накидкой накрывают
Да за занавес сажают.
Надо свадьбу начинать!
Все, как прежде, закрутилось,
Но жених не должен знать,
Что такое приключилось!
Вот так свадьба, вот так пир,
Вот так срам – на весь-то мир!
7. Две свадьбы*
Солнце клонится все ниже,
Воздух меркнет понемногу,
Лес, какой к селу поближе,
Шумом выказал тревогу.
Зятя ждет давно народ
Возле нижних их ворот*.
Вот уж рысью, на коне,
Принаряженный вполне,
Прибыл он, в конце концов,
Впереди своих сватов.
Люди видят Тыхтамана –
Вся одежда без изъяна:
И какой на нем кафтан
Облегает плотно стан!
Плоский нос, глаза – не в лад,
По-недоброму глядят,
Шапка светлая с монетой,
Борода к картине этой.
Рыжим видом наделен.
И в лаптях, онучах он.
* * *
Свадьба движется мужская
Вдоль по улице, благая.
Труд не малый у ворот,
Чтоб впускать всех без хлопот.
А навстречу, с Туригаса
Свадьба девичья пылит.
Для Нарспи нет горше часа –
Под платком она грустит.
Сердце бедной, как в огне:
«И за что такое мне?»
Опечалилась над тем –
Стар жених ее совсем!
«Вы зачем меня на муки
Чужаку отдали в руки?
Всей душой я вас молю –
Не губите дочь свою.
Эх, жених мой, Тыхтаман,
Без любви добра не будет,
Без нее один обман,
Смерть моя лишь нас рассудит!»
* * *
Свадьбу пивом сват встречает,
Речь при этом говорит.
Молодых он прославляет
И гостей благодарит,
Из ковша он плещет пиво,
Речи важность придает.
Пляшет вороной игриво,
Зять тут плетке ход дает.
Рядом семеро гарцуют,
Кони гривами трясут.
Действо всадники смакуют,
Песню громкую орут.
Но какая теснота!
Уж не счесть телег, людей,
И трещали ворота
Под ударами плетей.
Михедера состоянье
Пир давало дорогой.
И с невестою прощанье,
Был обряд на день второй.
* * *
Хужалгинские сваты
Трое суток пировали,
До понятной полноты.
В путь обратный пожелали,
В Хужалгу вдруг заспешили:
– Время ехать, – говорили, –
На мужскую свадьбу надо,
Там теперь их ждет отрада.
– Вы, сватья, не торопитесь,
В дом один еще зайдем:
Вдоволь, славно веселитесь!
Знать не надо, что почем.
И продолжили опять
Мир весь свадьбой затмевать.
Но потухли в них огни,
Отдохнуть хотят они.
Потому-то гости зятя,
Время более не тратя,
Вышли, чтобы уезжать,
Их выходят провожать.
* * *
Свадьба стала у погоста,
К зятю выехав домой.
Как родителям не просто
Ладить с дочерью такой!
Люди свадьбу окружили,
Молчаливые, стоят.
Предков памятью почтили
И на девушку глядят.
С матерью своею рядом
И Сетнер стоит, больной.
Ищет милую он взглядом:
Все-то было в ней одной.
Мать с отцом благословляют
Дочь норовистого нрава,
Слезы жалости роняют –
Ей теперь какая «слава»!
Дочери своей ни слова
Не промолвили за срам,
Свадьба – жизни всей основа,
Что за гранью может там?!
* * *
Свадьба с миром удалилась,
Предков сотворив обряд.
У Нарспи слеза скатилась,
Милого увидев взгляд.
Вторил звуки гулкий лес
Долго после свадьбы той.
Поезд свадебный исчез,
И вернулись все домой.
Мать с Сетнером входят в дом,
Скорбь тяжелую не скрыть,
Боль теперь навеки в нем –
Враг сумел их разлучить.
«Эх ты, доля, что за доля!
Лишь осталось умереть.
Над Нарспи чужая воля,
На чужбине ей скорбеть.
Без Нарспи куда деваться,
С омраченной головой?
Как по миру мне скитаться,
С беспредельною тоской?»
* * *
Для Нарспи чужбина – кара,
Без Нарспи – Сетнера нет.
Две души, друг другу пара,
Не спаслись от всяких бед.
Сокровенность беглецов
Тёмный лес не сохранил,
Тыхтаман без лишних слов
Красну-девицу купил.
Ничего нет у Сетнера.
Хоть любовь его сильна,
Но отцу она – не мера
И бессильная она!
А селяне толковали,
Думали и так, и сяк,
Все, что знали, смаковали.
Только все понять-то как?
Дочки жизнь сгубил отец,
Предрекая тем конец.
Что заставило его
Дочь лишить теперь всего?
8. В Хужалге
Праздник ныне – пир горой.
Свадьбу правит Тыхтаман.
В Хужалге жених такой –
Самый важный из сельчан!
Он в Сильби себе девицу
Очень быстро подцепил.
Для прекрасной молодицы
Пир богатый закатил.
Свадьбу пляской зажигают
Парни, в этом ключевые*,
Песни вовсе не смолкают,
Заводные, плясовые.
Из Сильби вчера мужская
Свадьба к вечеру вернулась,
Снова в свадьбу окунулась,
Уж девичью ожидая.
А под вечер молодым
Клеть готовится пустой,
Чтоб вольготно было им,
Коль невесте – встать женой.
* * *
Хужалга – между холмами,
С давних пор село стоит.
Между будними делами
Свадьба весело кипит.
Тяжесть яств прогнула стол,
Жениха висит подол.
Он – с хмельною головой,
Все в ней кружится, мелькает,
Даже сидя, напрягает,
Будто сам себе не свой.
Голова его все ниже –
Время к полудню уж ближе.
Перепел в степи пропел,
Да на время присмирел.
Солнце ярко ныне светит,
Но когда ж невесту встретит?
Нетерпение растет
И покоя не дает.
О, с каким же он волненьем
Ждет невесты появленья!
.
* * *
Колокольчики звенели
И на солнышке блестели.
Свадьба девичья спешит,
По селу уже катит.
Десять женщин – звезды, блестки –
Едут в кожаной повозке.
Все в хушпу*, прекрасней нет!
Сорок три телеги вслед.
Прерывал свой путь не раз
Поезд свадебный подчас,
Подносила им сполна
Пиво новая родня.
В жениховые врата
Наконец они въезжают.
А в подворье – широта!
Их с дороги угощают.
Скоро полдень наступает –
Свадьба действо продолжает,
Все друг другу здесь подстать.
Много времени гулять!
* * *
До потёмок пировали,
Не забыв воды обряд*,
Молодых же в клеть послали,
До утра там быть велят.
Старцы, дело это зная,
Дверь защелкнули замком
И, ухмылок не скрывая,
Возвратились сразу в дом.
Вот какой-то прохиндей*
Возле клети рьяно рыщет,
Верно, он не лиходей*,
Только щёлочку вот ищет.
А пяток совсем юнцов
Стайкой вьется тоже тут,
Им, бесстыжим, мало слов –
Их прогонит только кнут.
* * *
Звуков нет. Однако, все же
Вот уж голос там звучит.
Голос женский, и, похоже,
То невеста говорит.
Что-то тихо там сказала –
Пищей для молвы не стала.
Тыхтаман же ей, грубя:
«Зануздаю я тебя!
И, Нарспи, твоя узда
С этих пор в моей руке,
С нею будешь ты всегда,
Все былое – вдалеке!»
Он во гневе продолжает,
Да и голос повышает:
«Свадьба только как пройдет,
То настанет твой черед!
И узнаешь ты меня, –
Что получишь все сполна!
Знать нельзя тебе всего,
А пока что – ничего!»
* * *
Прочь скорее побежали
Все мальчишки по домам,
Что тогда они узнали,
Слух пустили тут и там.
Ну а парень, самый рьяный,
Быстро к лесу зашагал
И качался, словно пьяный,
Что ж такого он узнал?
Словно искорки мелькали
В затуманенных глазах,
Люди как не замечали
Парня, крепкого в плечах.
– Рады мы всегда кому? –
Дуб соседу своему –
– Кто идет там стороной?
То Сетнер наш дорогой!
* * *
В доме напоследок каша
Вкусным запахом манит,
Для гостей прощанья чаша –
С нею гордый муж стоит.
И, обряды соблюдая,
Пред дорогой угощая,
Тыхтаман, почтенный зять,
Просит речи этой внять:
«Вы, сватья, не обессудьте,
Может что-то и не так,
Только пейте, сыты будьте,
Вместе жить нам ради благ».
Выпили сваты изрядно,
Спьяну начали галдеть,
Отвечают все же складно,
Знают, что сказать суметь:
«Тыхтаманушка, родной,
Всё, как надо, в свадьбе всей!
Будь ты счастливым с женой,
Но приглядывай за ней!»
* * *
Кони у ворот стояли –
Свáтам трогаться пора,
Песню громко распевали,
Выезжая со двора:
«Едем, едем мы домой,
С медовухи ендовой…»
Только пыль стоит столбом,
Густо стелется кругом.
Колокольчики звенят,
О веселом говорят.
Путь теперь домой ведет,
Пир окончен, отдых ждет,
А возница под хмельком
Убыстряет бег кнутом.
Всяк прохожий свадьбу чтит,
Ей вдогон «Тавси!»* кричит.
Звуки свадьбы уходящей
Для Нарспи – печальный звон.
С пылью, в воздухе висящей,
Стерся след благих времен.
9. После Симека
Симек, свадьба позади,
И исчезли праздны лица.
У Нарспи лишь боль в груди –
Как подстреленная птица.
Землю во широком поле
Режет острая соха,
А Нарспи в несчастной доле
И безвольна, и тиха.
Валит звонкая коса
Травы сочные в степи.
Сникла вся Нарспи краса.
Каждый скажет ей: терпи!
Солнце ярко дарит свет,
Греет всюду и любого,
Для Нарспи же жизни нет,
И не ждет уже другого.
Что ни день – то саламат*
Вдруг срывается с гвоздя,
Бьет жестоко, словно град,
И нисколько не щадя!
* * *
Есть Сентти, он не простой,
Мальчик славный, удалой.
Коромысло оседлав,
С ним в лошадку он играет,
Пыль на улице вздымает,
Цыганенком черным став.
Этот маленький Сентти
На «коне» к Нарспи прискачет,
Разговор начнёт вести,
Если та от горя плачет.
Что-то он лепечет ей,
Чтобы стала веселей.
А Нарспи здесь все-то внове,
И к чему быть наготове?
Как же все тут необычно,
Потому и непривычно.
Только с деверя сынишкой,
Этим ласковым мальчишкой,
Чаще хочется бывать,
Грусть с тоскою забывать.
* * *
Тура малого почтил –
Душу светлую вложил,
Чтоб смеялся и играл,
Словно птичка бы, летал!
Семь годков ему всего,
Но душа легка его.
В нем упрятана душа
Будущего чуваша!
Он, конечно, егоза,
Но добры его глаза.
Забежит когда, бывало,
Если тетя горевала,
– Ты не плачь – ей говорит,
Слезы вытереть спешит. –
Прогони печаль быстрей,
Жизнь настанет веселей!
* * *
Тыхтаман – крутого нрава,
В клети ночь не забывал,
Над Нарспи свое он право
Саламатом подтверждал.
Он бедняжку истязает –
Терпит все она, молчит,
Тыхтаман того не знает,
Что судьба ему сулит.
Гость однажды появился,
Что Нарспи нет – убедился.
С Тыхтаманом рядом встал,
Что-то вкрадчиво шептал.
А Нарспи несёт уж пиво,
Угощает им учтиво.
Гость как только исчезает,
Муж жену уже стегает:
«Ишь, какая ты девица!
Правда до меня дошла:
Ты от свадьбы, как блудница,
В лес с Сетнером убегла!»
* * *
Над женою издеваться –
Это властью упиваться,
Знает каждый из сельчан,
Как бушует Тыхтаман.
Все бывает так и сяк,
Но всегда ли надо так?
В темноте творится зло,
Что при свете – не могло!
Дочь в любви своей растят.
Годы юные уйдут –
Воли дочке не дают,
А покорности хотят.
Выбор зятя-богача
Важен матери с отцом,
Коли так рубить с плеча –
Без любви в душе надлом.
Если в жизни мир да лад,
Птица счастья – для двоих,
Жизнь счастливей во сто крат,
Хоть богатства нет у них.
* * *
Тыхтаман, сильнее бей,
Чтобы было худо ей,
Как с собакой, поступай
И за все ее карай!
Чтоб состарилась скорей,
Ты жалеть ее не смей,
Из нее ты душу вынь!
Сам при этом не остынь.
Чтоб она сама с собой
Не смеялась над тобой.
И такое надо знать –
Чтоб себя не потерять!
Три недели пролетели
Друг за другом чередой,
На душе они висели
Для Нарспи сплошной бедой.
Вам, должно быть очень скоро,
Как придет урочный час,
Мы укажем вред раздора,
Но не в этот только раз.
10. Преступление Нарспи
Над высокими холмами
Солнце яркое сияет,
Лето ясными деньками
Души светом наполняет.
В Хужалге погожий день,
Людям это все – отрада.
Голубая неба сень,
Что еще для счастья надо!
Заливались звонко птицы,
Прославляя лес густой,
Словно лебеди, девицы
Вышли к речке за водой.
А Нарспи сидит одна,
Как застыла за окном,
Давит душу тишина,
Ей враждебен этот дом.
Тыхтаман же встал чуть свет,
В поле сразу поспешил,
А Нарспи он, взяв обед,
Взглядом словно придавил.
* * *
«Замуж вышла поневоле,
Вы зачем меня, родные,
Будто нелюди дурные,
Отказав от лучшей доли,
Света белого лишили,
Старику меня вручили?
И теперь, в расцвете лет,
Стало так, что жизни нет!
Ваша дочь теперь, бедняжка,
Вся в страданиях живёт,
С мужем–извергом ей тяжко,
Он ее нещадно бьёт.
Ваша воля разлучила
Дочь с любимым навсегда,
Как же раньше не сгубила
Я себя в Сильби тогда?
Мне за что такая мука,
Разве можно с этим жить?
И бояться даже стука –
Надо что-то изменить!»
* * *
«Если замуж поневоле,
Быть скотиной на приколе –
Это значит, не к добру.
Счастьем будет, что умру.
Породнилась я с бедой,
Чем жила – то потеряла,
И того, кто стал родной.
Все кругом погано стало!
Став женою поневоле,
Долю горькую познав,
Что имею, кроме боли
И лишенья всяких прав?
Выйдя замуж поневоле,
Я утратила покой
И смогу нести доколе
Этот груз тяжелый свой?
Вы в моей повинны доле,
Волю твердую чиня.
Если замуж поневоле,
Что возрадует меня?»
* * *
«Есть любимый у меня,
Но найду ль спасенье в нём?
Хоть рука его сильна,
Вряд ли справится со злом!
Мне с судьбою не смириться –
Лучше б мужа погубить,
Чем страдать и колотиться –
Так его остановить…
Только будет ли возможность
Наказанья избежать?
Пюлех, дай мне осторожность,
Чтоб самой уж не пропасть.
Лучше пусть я пропаду,
Чем с тираном вместе жить,
Как все сделать, я найду:
Чтоб самой мне все решить».
Нынче бедная Нарспи
В муках всю себя терзает,
Как собака на цепи,
Что ей силы напрягает.
* * *
Солнце красное, сияя,
Дарит миру Божий Свет,
Люди, солнышку внимая,
Забывают горечь бед.
Вместе с солнцем мир ликует!
А Нарспи в избе тоскует.
Как же жить ей без него –
Без Сетнера своего?
Тетю снова захотел
Навестить с утра пострел.
Шум немалый поднимая,
Прискакал, лицом сияя,
На лошадке будто он,
Смех его – как чистый звон.
А «коня» Сентти притом
Хлещет тоненьким прутком,
Тетю ножкою достал,
Как лошадка, он заржал,
Только тете все не в лад,
Повернулся – и назад.
* * *
А девица-молодица
Суп готовит с ворожбой,
Пламя жаркое змеится,
И котел бурлит с едой.
«Семьдесят морей минуя,
Бабка Шабадан* спешит,
Дуй и плюй ты в суп, колдуя,
Смерть тому, в ком зверь сидит!
А за шестьдесят морей
Скачет медный истукан,
Ты скачи, скачи скорей –
Чтобы умер Тыхтаман!
На горе тридцать одной
В медном ты котле крутись.
Жизнь уходит стороной,
В этом супе, змей, варись!»
Вот подула, поплевала –
Молодица ворожит.
Было супом – зельем стало,
Как змея, еда шипит.
* * *
Муж под вечер возвратился,
Вызвав тем в Нарспи испуг.
На столе же суп парился,
Колдовских принявший рук.
Тыхтаман, всегда сердитый,
С ложкою за стол садится:
«Суп сегодня духовитый», –
Он, попробовав, дивится.
Взглянув грозными глазами,
Процедил почти без губ,
Словно гирями, словами:
«Сядь, поешь, отменный суп!»
– Ты поешь, а я потом, –
От волненья в горле ком.
Надо это превозмочь!
И она метнулась прочь.
Во дворе Нарспи льет слёзы,
Как все скажется в судьбе?
Что хотела, уж не грезы:
Муж отравленный в избе.
* * *
Ты, как муж, ей не был нужен –
Ешь отраву, Тыхтаман!
Для Нарспи ты не был сужен,
Потому судьбой не дан.
Ты теперь совсем пропал,
Белый свет теперь не твой!..
«Постели, Нарспи, устал,
Я не знаю, что со мной.
Плохо мне, как никогда,
Все внутри, как жгучий ком.
После супа и вода
Будто стала мне огнем».
В дом Нарспи послушно входит,
Муж, страдая, на полу:
Боль всего его изводит,
Суп отравой был ему.
Мужу ровно постелила,
Уложила, не спеша.
В корчах тело как забило –
Плоть покинула душа...
* * *
А злодейское деянье –
То отмщенье за терзанье,
Рок трагичным оказался –
Век чуваша оборвался.
Вещи в доме, словно звери,
На Нарспи наводят страх,
Им подобные потери –
Как уверенности крах.
Вот и ночь настала в доме,
Всё сокрылось жуткой мглой,
Нервы словно на изломе,
Ночь пугает тишиной.
Не живой чуваш отныне,
Никогда ему не встать.
Ненакормленной скотине
Некому кормов давать,
Кони с поля голодают,
В стойлах беспрерывно ржут.
Бедные, ещё не знают,
Что овса напрасно ждут.
* * *
Шелестит слегка листва,
В дреме своенравный лес,
Звезды светятся едва,
Нет сияния небес.
Ночью в Хужалге народ
Спит глубоким, крепким сном,
А сова, наоборот,
Кружит с криком над гумном.
Появился из-за леса
Ранний месяц, он двурог,
А Нарспи из-под навеса,
Словно тень, не чуя ног,
Незаметно проскользнула,
Прошмыгнула вдоль гумна.
На околицу свернула,
К лесу кинулась она.
И куда-то торопилась,
Каждый звук ее пугал.
Трепеща, остановилась –
Лес внезапно затрещал.
* * *
По лесу Нарспи идёт,
Не спокойна, суетится,
Гулкий лес её гнетёт,
И всего она боится,
А густые дерева
Машут лапами ветвей.
Пробирается едва,
И сучки мешают ей,
Видно, лешие играют
В вековечных деревах
Да и за руки хватают,
На Нарспи наводят страх.
Вдруг и буря поднялась,
Лес дремучий – леших стан.
Смехом чаща залилась:
«Вот злодейка, Тыхтаман!
Ты хватай свою жену,
Счастья ей уж не видать!»
Бесы воют хрипло: у-у-у!
Ей куда теперь бежать?
* * *
Утро раннее встает,
А Сентти «конек» несет.
Хочет тетю навестить
И ее развеселить.
Тети нет – так где она?
Дядя весь во власти сна.
Разбудить хотел его –
Не добился ничего!
Вот сосед явился в дом,
Но и он был удручен,
В состоянии немом
Выскочил из дома вон.
Что в селе потом творилось!
Сколько люда набежало!
– Как же это все случилось
И куда Нарспи пропала?
Знать причину вы хотите,
Мертвый может ли сказать?
А Нарспи в лесу ищите,
Но её не разыскать.
11. В Сильби
А в Сильби же все, как прежде,
Время буднично течет,
Радость Симека, надежды,
Как не помнит уж народ.
Домотканые рубашки
Полю пестроту дают,
Не привык чуваш к поблажкам,
Ведь в основе жизни – труд.
Он встает всегда чуть свет
И спешит скорее в поле,
Взявши косу и обед,
С тем и трудится на воле.
А с моления Учук*
Зерновые уродились,
Копнам и стогам вокруг
Очи радостно дивились.
А когда коса звенит –
Трáвы вовсе не жалеет,
Спелый колос как налит,
В поле золотом желтеет!
* * *
Много слухов возникает:
Языки-то без костей,
Все ли правдою бывает,
Ложных мало ли вестей?
Люди много говорили
О Нарспи и Тыхтамане,
Как известном всем тиране.
И в народе не забыли
Всей жестокости его,
А другого – ничего!
Разговоры все – тайком,
И печалились при том.
А когда под вечер с поля
Возвращался люд домой:
– Вот какой бывает доля, –
Говорили меж собой.
Эти слухи, что витали
По селу среди людей,
Боль Сетнеру добавляли –
Вот и он сорвался к ней.
* * *
Только думая о ней,
По лесу Сетнер бежит,
Мысли жалят все сильней!
Он злодею смерть сулит:
«Ночь желанье не отринет
На моём пути к врагу,
Скоро жизнь его покинет,
Это сделать я смогу.
Перед тем как пробудиться,
Солнце на восход пойдет,
Сон врагу уж не приснится,
Он того и не поймет.
Солнце только лишь взметнется,
Буду я уже в лесу,
Враг в постели не проснется,
От него Нарспи спасу!»
Но Нарспи и без Сетнера
Всё решила в эту ночь
И ушла от изувера.
Милый не успел помочь.
12. Сетнер в лесу
Лес утратил свой покой,
Дикий зверь в нем пробудился,
Нестерпимый, жуткий вой…
То не бес ли разъярился?
Гром раскатисто гремит,
Ветер бешеный лютует,
Тьма застывшая стоит.
Может, кто-то так колдует?
Ветра ярые порывы
Ничего не берегли,
Могут ли остаться живы
Те, кто скрыться не могли?
По-над лесом низко тучи,
Стрелы молний вниз летят,
Кто, всесильный и могучий,
Может вызвать этот ад?
Громовые бьют удары,
И земля в ответ дрожит.
Кто источник этой кары?
Преисподняя бурлит!
* * *
«Ой ты, добрый, мудрый лес,
К нам всегда благоволил,
Сколько ты дарил чудес,
Мир нам красочный открыл.
Друг наш верный и хранитель
Нас всегда оберегал
И волшебную обитель
Всею щедростью давал.
А теперь главу шальную
Не пойму, куда девать?
Душу грешную, дурную
Можно ли кому понять?
Где найти мне уголок
В этой жизни нестерпимой?
Да и был бы в этом прок,
Если нет моей любимой».
По тропе лесной, приметной,
Страх пытаясь подавить,
Шел он с песнею заветной,
Силясь бурю заглушить.
* * *
«О, густой и темный лес,
Почему ты не спокоен,
Иль беду задумал бес,
Потому ты и расстроен?
Ах, печаль моя, треклята*,
Ты зачем мне душу жжёшь,
И за что такая плата,
Сердце на кусочки рвешь?
Лишь на муки и страданья
Появился я на свет,
За грехи ли в наказанье
Мне теперь и жизни нет?
Нищета меня сгубила,
Только в ней причины нет!
Дурость чья-то – тоже сила,
Но и здесь не важен след.
Враг заклятый предо мною.
Это он всему виною!
Знать, судьба определит,
Чем она меня почтит!»
* * *
Снова буря поднялась –
Песнь Сетнер свою поет,
С бурей песнь его сплелась,
Каждый звук печаль несет.
Слезы рвутся из печали,
Замирают на устах,
И летит в какие дали
Горечь, словно на крылах?
Лес желанья понимает
Тех, кто с лесом побратим,
Он всю сущность очищает
У того, кто близок с ним.
Кто же плачет так, страдая,
Сердце чье сейчас болит?
Чья душа, ему родная,
Так немыслимо скорбит?
Вот уж песенный напев
Где-то рядом слышит он,
Оттого и посветлев,
С бурей петь стал в унисон:
* * *
«Лес дремучий, ты зачем
О Нарспи напоминаешь,
А она мне стала всем,
Ты, конечно, это знаешь.
Но мои лишь множишь муки
И со мной обман вершишь,
Разве милой эти звуки?
Рану в сердце бередишь!
Лес дремучий, вековой,
Правду ты сейчас скажи,
Сохрани рассудок мой,
Милой облик покажи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот так чудо вижу я:
То Нарспи, душа моя!
Тура, славный добротой,
Как велик подарок твой!»
* * *
Двое любящих уж рядом –
И пред ними дуб склонился.
Ветер стих, и лес нарядом
Уж спокойным проявился.
Вскоре тучи разошлись,
Дальше леса улетели,
Птицы утра дождались,
В гнездах весело запели.
Солнце дарит теплый свет.
Как росе тут устоять?
И любимым лучше нет,
Чем на солнце побывать.
Славный день в лучах сверкает,
Что тут делать дню плохому,
Да и пришлому, чужому?
Радость в любящих пылает!
… Чёрной птицы, с глухомани,
Крик летит о Тыхтамане:
Ищет беглую старик –
Жар найти Нарспи велик!
13. Отец и мать
А влюбленные вдвоем,
Домик ветхий – не беда,
Хоть и скудно за столом –
Только было б так всегда!
Мать Сетнера у соседа,
Попросив, уйран взяла,
Вот и все, что для обеда,
А любовь тепло дала.
Оживлённый разговор
За столом они ведут,
Устремивши к милым взор,
Мать с любовью тоже тут.
Вспомнили былые годы,
Игры, песни, хороводы,
Хоть прошло немало лет –
Без того и жизни нет.
Слышен скрип двери сенной,
Звук шагов раздался там,
Вместе со своей женой
Михедер явился сам.
С т а р у х а
Мы совсем того не знали,
Где нам дочь свою искать?
Ну а люди подсказали –
Как все это понимать?
М и х е д е р
Эх ты, дочь, не дочь уж, точно!
Ты, Нарспи, себя сгубила,
Стала дерзкой и порочной,
Род наш славный осрамила.
Нас ни в чем ты не вини,
Но Сетнер нам не сродни.
Что твой разум в нем нашел?
Что в нем есть? – И нищ, и гол!
Наш же род, бесспорно, знатен,
Твой поступок непонятен.
Нас был каждый видеть рад,
А теперь тайком срамят!
С т а р у х а
Что ей, глупой, не хватило?
Мужа со свету сжила!
За Сетнером покатила
И всю ночь с ним провела!
М и х е д е р
Видит Тура: никогда
Слов плохих я не слыхал,
Киреметь же наш всегда
Этих дрязг не допускал.
Также дух наш, Пирешти*,
Был для нас всегда в чести,
Он своею добротой
Сохранял земной покой.
Пюлех, харбан,* белый свет* –
Им замены тоже нет.
Солнце*, небо* возлюбили,
Мне доходы приносили.
А теперь я сам не свой!
Как до этого дожил,
Чтоб с поникшей головой
По селу теперь ходил?!
С т а р у х а (Михедеру)
Проклинай, брани сильней
Безрассудного Сетнера!
Пусть отстанет лиходей,
Нищему – какая вера?
М и х е д е р
С детства все я выполнял,
Что взбрелось душе твоей.
И, конечно, ожидал
Счастья дочери своей.
О покое речи нет,
Для тебя добро копил,
Не всегда глазам был свет,
Кто бы так кого любил?
И одни мечты лишь были,
Замуж как тебя отдать,
Не для нищего растили –
С женихом не прогадать!
Свадьбу справили, что надо,
Только вышло вкривь и вбок,
Вместо счастья или лада
Седину свою обжёг.
С т а р у х а
Даже мать не пожалела!
Сгинуть со свету тебе!
Как, негодная, посмела
Так противиться судьбе?!
М и х е д е р
Я растил тебя, лелея,
Как единственный цветок.
Жил, добро лишь только сея,
А какой постиг итог?
Так родительское слово
Для тебя дурная весть.
На Сетнера ты пустого
Променяла долг и честь.
Ни слова и ни богатства
Не легли на ум тебе.
Труд не терпит святотатства*,
То и скажется в судьбе.
Н а р с п и
Дочку юную зачем
За богатство вы отдали?
Разве лучше стало всем,
Если душу растоптали?
С т а р у х а
Что теперь тебя нам слушать,
Ты, злодейка, замолчи!
Коль сумела все разрушить,
Кару Тура получи!
М и х е д е р
От тебя и шум, и гам,
Пальцем всяк на нас покажет
И при этом верно скажет:
«Как ты терпишь этот срам?»
И стыдят они, стыдят,
Не бежать же из села.
Кто желал таких бы чад?
Даже честь не сберегла!
Из худой лачужки этой,
Доченька, идем домой.
Пусть и честь твоя задета –
Не останешься вдовой.
Не грусти, Нарспи, пойдем,
У тебя ведь есть отец,
Мы концы с тобой сведем,
В добрый верится конец.
С т а р у х а
Я тебе никто, мерзавка!
Только все ж пойдем домой.
Хоть для нас ты, как удавка,
Ты пойми – Сетнер чужой!
Н а р с п и
Эх, отец ты мой родной,
Мне зачем ты душу рвёшь?
Дочку, ставшую дурной,
Снова в дом к себе зовёшь.
С т а р у х а
Слышать мне ее нет сил!
Как она себя тут ставит!
М и х е д е р
Помолчи, умерь свой пыл,
Пусть Нарспи себя проявит.
Н а р с п и
Снова как же воротиться
После свадьбы мне домой?
И на муки согласиться,
В тягость снова быть женой?
Ни к чему мне возвращаться!
Нет, отец, и не зови.
Так недолго помешаться –
Жизнь пустая без любви!
С ранних лет меня растили,
Как ребёнка, вы любили,
А как только повзрослела,
До меня вам нет и дела,
И мольбы мои для вас
Ничего не означали.
Если б только мне внимали,
Бед бы не было сейчас!
Знаю, как меня любили,
Но, однако, вашу дочь
Зверю продали, сгубили –
Поживиться вы не прочь.
В детстве часто признавались
О своей любви ко мне,
Все капризы исполняли –
Жизнь бурлила в стороне.
Я с замужеством хоть год
Подождать вас умоляла.
Ты кричал: «Не мой расчет!»
Мать за волосы таскала.
Почему мое желанье
Ты исполнить не хотел?
Я не кукла без сознанья,
Есть всему, отец, предел.
Чадо ты зачем свое
Волку хищному отдал?
Ведь достоинство твое
Кошелек приподнимал!
Ты меня обрек страдать,
Разве в том повинна я?
Коль Сетнер тебе не зять,
То и я не дочь твоя.
Если б нас благословили,
Нравы бы свои уняли,
Вы меня бы не сгубили,
В жизни горя бы не знали!
С т а р у х а
Вот что мелет наша дочь –
Ей Сетнер стал только люб…
Михедер, пойдём-ка прочь,
Для Нарспи ты душегуб!
М и х е д е р
Что ж, Сетнер, одно запомни:
Дочь мою ты загубил!
И твои желанья темны,
Дом курной Нарспи премил.
Но настанет, дочь, пора,
В отчий дом когда придешь,
И тогда-то ты поймешь,
Что отец желал добра.
Делать нечего нам тут
И пора идти домой.
Силы Тура не спасут
Жизни дочери такой.
С т а р у х а
Как гнилушке, пропадать
И, подобно ей, истлеть,
По-собачьи жить, страдать,
Жизни вам не будет впредь!
Вот какими, проклиная,
Шли домой отец и мать.
И на дочь старуха злая,
Не могла уж помолчать.
… Солнце блекло, перестало
Будто от стыда пылать.
За Сетнера все вздыхала
Жалкая от горя мать.
14. Четыре смерти
После всех дневных работ
Ничего милее сна,
Так всегда из года в год
Жизнь в Сильби текла одна.
Лес дремучий замирает,
Отдыхает сонный люд,
Ветерок же дополняет
Безмятежный сна уют.
… Вот из леса появились
Две повозки чужаков,
Тихо к цели покатились,
Не напутав средь домов.
Дикий крик в ночи раздался,
И рассыпался покой.
Кто-то чуждым не остался,
Побежав на крик дурной.
Стук колес и громкий топот
Удалились снова в лес.
От повозок этих грохот
Где-то там, в лесу, исчез.
* * *
Все метались и кричали:
– Михедера обокрали!
Нет погибели ворам!
Даже Тура не боялись,
Темнотою прикрывались!
Чей-то крик: – Убийство там!
Что за жуть настигла нас?
Люди мчатся в Туригас.
Михедера и жену,
Как они отдались сну,
Зарубили топором.
Не довольствуясь на том,
Их потом и обокрали,
Что смогли, то все забрали,
Слуг сивухой опоили,
Видно, все знакомы были.
Прибежал Сетнер на крики,
Чтоб злодеям дать отпор,
Лишь в глазах сверкнули блики –
Смял убийственный топор.
* * *
Михедера зарубили!
Как внезапен смертный час!
И не только загубили,
Но ограбили зараз.
Мог зажить Сетнер толково,
Но убил его злодей,
А по памяти людей,
Не было в Сильби такого.
… Отрешённая Нарспи
Слез из глаз не уронила,
Мать с отцом ей, как столпы*,
С ними все ж спокойней было.
Будто жернов на груди
С шумом вертится и гнет,
А душа из-за беды
Разогнуться не дает.
Словно грудь кольнуло жало,
На пол рухнула она,
Приподнявшись, закричала:
«Я кому теперь нужна!
* * *
Для чего же породили
Вы меня, отец и мать,
Свет дневной мне проявили,
Чтобы в жизни так страдать?
Тура-Пюлех, славный мой,
Для чего мне душу дал?
Чтоб избегнуть доли злой,
Счастья в жизни не послал!
Эх ты, юность и печаль,
Эти памятные годы,
Ничего мне так не жаль,
Как утраченной свободы!»
Плача горькими слезами,
Вышла дева из села
И за дальними полями
В конопляник забрела.
Вслед ей жалостно глядели
Сильбияне за плетень,
Сами мало разумели,
Обсуждая этот день.
* * *
По обрядам здешних сел,
Люд по пятницам не в деле,
В поле нынче не пошел,
Лишь вороны там галдели.
Молодые не вставали
В хороводы в этот день,
Пляски тоже не бывали,
Птичья только в небе звень.
У старейшин же – манера:
Очень важно говорят
И хозяйство Михедера
Продавать уже хотят.
Где Нарспи, никто не знает,
Принялись её искать,
В путь последний провожает
Всё село отца и мать.
Добра молодца Сетнера
Рядом с ними положили,
Так в народе порешили,
Хоть и не было примера.
* * *
Весть внезапно разлилась,
Всколыхнув в селе людей,
Наконец Нарспи нашлась,
Только жизни нет уж в ней.
Те, кто сыск тогда вели,
Обыскали все умело,
В конопляник забрели –
На ветле она висела.
Там ее и схоронили,
Из орешника плетнем
Ей могилу оградили,
Все закончилось на том.
Солнце скрылось до утра,
А чуваши – на покой.
И, как вспыхнула заря,
В поле двинулись толпой.
Жизнь и дальше потекла,
А Нарспи в ней больше нет.
Но в преданиях села
Имя – как от солнца свет!
* * *
Юность девицы прекрасна,
Жизнь ее не знала мук.
И казалось очень ясно –
Для добра очерчен круг.
Но родителей опека
Не давала волю ей,
Так от века и до века,
Дочь, противиться не смей!
Чтоб жила она счастливо,
Пюлех щедро ум ей дал,
Но бездушно и ретиво
Жизнь родитель поломал.
В царство тьмы в гробу тесовом
От людей Нарспи ушла.
Не подвластная оковам,
Волю в смерти обрела.
Солнцеликой песни знают,
Им забыться не дают.
А могилу опекают,
Если сухо – то польют.
ЭПИЛОГ (от переводчика)
Но что же вам еще добавить
К тому, что знаете теперь?
Судьбу Нарспи уж не исправить,
Не возместить таких потерь.
То было в прошлом, безвозвратно,
И никого не оживить,
Но тянет нас туда обратно,
Где так непросто было жить.
Сказать по правде, времена
Сейчас совсем другие стали,
Однако в землю семена
Всегда весною засевали,
А чувства яркие не раз
Творили в людях удивленье:
Любовь – не счастье напоказ!
Любовь – то Божье проявленье!
И в благодарность Константину
Дается этот перевод.
Чувашей дивную святыню
В веках забвенье не возьмёт!
19. 02. 2018 – 26 .01. 2021 г. г.
ПРИМЕЧАНИЯ
*Суходол – долина, местность в водоразделах, заполняемая лишь талыми водами (с. 5).
*Кáлам – (чув.) весенний праздник язычников-чуваш, совпавший после перехода в
христианство с Пасхой; проводился в течение семи дней (от среды до среды) (с. 7).
*Шельгемé – (чув.) женское нагрудное украшение, расшитое бисером, увешанное монетами и ужовкой (с. 9).
*Тевéть – (чув.) женский убор – широкая полотняная лента, покрытая кумачом, унизанная монистами разного достоинства и бисером. Надевалась через левое плечо (с. 9).
*Как за псом – в чувашской словесности характерный образ иголки с ниткой (с. 10).
*Цевка – металлический стержень внутри челнока, куда наматывается нить (с. 10).
*Хултарча – (чув.) станок для наматывания ниток на челнок (с. 10).
* Купец – народный обрядовый фольклор: «У нас купец, у вас товар» (с. 11).
*Туригáс – (чув.) название улицы в нагорной части села, аналогичное русским названиям: Нагорное, Верхорядье (с. 17).
*Синьзé – (чув.) обрядовый праздник язычников-чуваш почитания плодородия и охранения земли, когда в течение двенадцати дней, после схода снега до начала пахоты, любые работы, связанные с землей, запрещались (с. 11).
*Для дочки стол – (диалектизм) богатство стола снедью (с. 11).
*Симек – (чув.) весенний языческий праздник, день поминания усопших, совпадающий по срокам с церковным христианским праздником Троица. Обычно в неделю Симека устраивали свадьбы (с. 13).
*Тухъя – (чув.) старинный девичий головной убор с заострённым верхом, расшитый бусами и серебряными монетами (с. 13).
*Шыбырист – музыкант, играющий на шыбыре (с. 15).
*Шыбыр, пузырь – (чув.) музыкальный инструмент, вид волынки (из телячьей шкуры или бычьего пузыря) (с. 15).
*Животина – то же, что животное (обычно о домашнем животном) (с. 16).
*Тýес – цилиндрический берестяной короб, коробок с плотно прилегающей крышкой для хранения жидкостей (с. 16).
*Спесь – надменность, высокомерие (с. 17).
*Действо – то же, что и действие, проявление силы, деятельности(с. 18).
*Стенать – то же, что и стонать (с. 20).
*Волоковое окно – в старину в курных избах, банях: маленькое оконце, через которое выходит дым (с. 22).
*Ремушки – лохмотья (с. 22).
*Кочедык – (чув.) инструмент для плетения лаптей (с. 22).
*Пюлех – (чув.) провидение, божок у язычников-чуваш, раздающее людям счастливую или несчастливую судьбу (с. 23).
*Киреметь – (чув.) у язычников-чуваш злой дух, насылающий болезни и бедствия, а также место, где пребывают злые духи (с. 23).
*Ерéх – (чув.) у язычников-чуваш злой божок, насылающий всякие болезни (с. 24).
*Две свадьбы – в старину по обычаю у чувашей после сватовства молодых играли две свадьбы: в доме жениха без невесты и в доме невесты без жениха. Потом свадьба жениха, со всеми гостями и женихом, посещала свадьбу невесты в доме её отца, где обе свадьбы гуляли вместе. Впоследствии свадьба жениха с женихом без невесты уезжала восвояси, а на следующий день свадьба невесты с невестой приезжали в дом жениха и оставляли невесту жениху (с. 29).
*Нижние ворота – (диалектизм) дополнительные ворота во двор для гужевого транспорта (с. 29).
*Онуча –длинная широкая полоса ткани для обмотки ноги (при обувании в лапти) (с. 29).
*Хужалгинские сваты – сваты из села Хужалга (с. )
*Мул – (чув.) добро, деньги (с. 31).
*Сетнера мера – его жизненные устои (в данном случае его беднота) (с. 32).
*Хужалга – название села, где проживал Тыхтаман (с. 33).
*Ключевые – парни, которые приглашаются на торжества для создания праздничной атмосферы. Свадьба всегда начинается, открывается с их вступительных танцев (с. 33).
*Вавакнуть – звук, издаваемый перепелом (с. 33).
*Хушпу – (чув.) старинный женский головной убор замужних женщин, имеет форму усечённого конуса, расшитый серебряными монетами, бусами и бисером (с. 34).
*Нрав – то же, что характер (с. 34).
*Воды обряд – (чув.) под вечер первого дня свадьбы у жениха, новобрачная вместе с золовкой с вёдрами и с коромыслом ходила за водой на родник, на счастье бросала в воду серебряную монету и набирала воду. На обратном пути она со всеми встречными селянами делала реверансы, а встречные кланялись ей взаимно, уже как односельчанке (с. 34).
*Прохиндей – мошенник, ловкач (с. 34).
*Лиходей – злодей (с. 34).
*Тавси – (чув.) форма приветствия, употребляемая возвращающимися из гостей при встрече со знакомыми, но лишь в том случае, если в гостях угощали вином и пивом (с. 36).
*Записной – отъявленный, известный всем (с. 40)
*Бабка Шабадан – (чув.) злая старуха-колдунья, персонаж чувашской мифологии. В ходе обряда колдования её образ призывают, как сверхъестественную силу, способную уморить живое существо (с. 42).
*Зелье – ядовитое кушанье (c. 42).
*Бирюк – одинокий, угрюмый, нелюдимый человек (c. 43).
*Сужен – предназначен судьбой (c. 43).
*Скрючив – от слова крючок, корчиться (c. 43).
*Учук – (чув.) в старину моление об урожае в поле с жертвоприношениями (c. 46).
*Треклята – проклятый, окаянный, окаянный в высшей степени (c. 49).
*Пирешти – (чув.) добрый дух, ангел-хранитель (с. 52).
*Пюлех , харбан – (чув.) названия добрых языческих божеств (с. 52).
*Белый свет (солнце, небо) – почитание язычников-чуваш как божеств (с. 52).
*Лазоревый – в народной словесности: голубой, лазурный (с. 53).
*Святотатство – поругание, оскорбление чего-нибудь заветного, святого (с. 53).
*Бедлам –неразбериха, хаос (с. 53).
*Столп – опора, сила, крепость, поддержка (с. 58).
\
