Пока один из друзей не был наделен властью, между ними наблюдалось подобие братских отношений. Ибрагим внимал своему другу, стараясь дорасти до него, в чем и преуспел.
Став правителем, Сулейман продолжает благоволить к своему фавориту, награждая его должностями и подарками. Он ожидает в ответ преданности со стороны друга и брата, не объясняя конкретно, что ему можно, а что нельзя.
Придворный музыкант оказался в сложной ситуации - он должен вести себя, как близкий к падишаху человек и в то же время придерживаться берега, который не виден.
Сулейман ни разу не обозначил что он считает абсолютно недопустимым для своего единственного камрада.
С одной стороны - отделывай дворец, как тебе нравится и расписывай стены неодетыми тетеньками. Вот тебе скульптуры в подарок, пользуйся, несмотря на протесты жены и тещи.
С другой - не моги делать свой бюст потому что я сам не знаю почему.
Для повелителя известие о бюсте Ибрагима стало продолжением мысли о мечте своего Великого визиря сравняться с ним в славе. В гневе Сулейман сносит изваянию башку.
Пламенная речь падишаха, со словами о том, что приятелю хочется еще больше, несмотря на то что с ним и трофеями от завоеваний делятся и должностей напихали полную запазуху, направлена на получение раскаяния со стороны Ибрагима.
Но все это говорится в адрес близкого друга и где-то даже брата. Естественно у паши в глазах недоумение и обида. Он предвидел такие ситуации и успел приготовиться.
Ибрагим отвечает, что никогда и ни о чем не просил повелителя, подразумевая, что и своим братом тот назвал его не под воздействием шербета.
Позиция знатного рыболова в отношении своего покровителя была верной. Он регулярно напоминает Сулейману о совести, говоря не о себе, а о Мустафе или Махидевран.
В извилинах султана оседает мысль о том, что сделав что-то нехорошее близкому человеку, он будет выглядеть в своих глазах последней скотиной.
Сулейман сам себе приобрел короткий поводок тем, что возвысил друга и разделил с ним власть. С его подачи Ибрагим мог принимать решения о государственных делах без согласия шефа. О каких разрешениях на установку бюста в таком случае идет речь?
Обиженный зять в очередной раз сдает печать и уезжает куда глаза глядят. Все это сопровождается истериками Хатидже и недоумением Мустафы.
Реакция родни провоцирует быстрое раскаяние падишаха. Сулейман жалеет о том, что произошло, запуская очередной виток переживаний.
Ибрагим ведет продуманную но очень опасную игру под названием «А что ты мне сделаешь?» Он будет провоцировать повелителя, в тех случаях когда уверен в том, что для принятия решения о казни нет оснований.
Роман с влюбчивой калфой один из таких эпизодов. Загулявший зять династии не мог не понимать, что рано или поздно его отношения с Нигяр станут известны повелителю.
В этом случае бегство концертмейстера было рассчитано на то, что Сулейман выпустит пар за время его отсутствия и простит своего приятеля, что и произошло.
Давя на совесть Сулеймана, его Великий визирь вел беспроигрышную игру до тех пор, пока не заигрался сам.
Прием послов с использованием атрибутов власти тоже прокатил. Падишаху явно было не по себе, но крамолы в том, что Ибрагим уселся на трон он не увидел.
Излишеством нехорошим стали слова о льве и дрессировщике. Ибрагим раскрыл свой способ общения с повелителем, причем это откровение было высказано не в случайной беседе, а в адрес европейских послов.
В этой ситуации султан выглядел очень несимпатично. Его первый министр фактически объявил всем, что правит не только государством, но и повелителем.
В том, что Ибрагим стал позволять себе такие вещи виноват не только он, но и султан. Сто раз уже было сказано о ненужном братстве и разделении власти. Но и в этих условиях Сулейман мог повлиять на отношения со своим Великим визирем.
Вместо пафосных размахиваний саблей и иносказательных речей с последующими рыданиями в подушку стоило четко обозначать границы дозволенного.
Учитывая то, что Ибрагим так и не стал восточным человеком, он не до конца осознавал серьезность намеков, притч и прочей словесной мишуры.
Постоянно грозить казнью тому, кого не можешь казнить, не имело смысла. Сулейман мог воздействовать, уменьшая вознаграждение, или просто говоря, что можно делать, а что не очень.
Как раз с «просто говорить» у султана были проблемы. В сложных ситуациях он предпочитал отложенные решения, избегая откровенных разговоров.
В таких случаях не только с Ибрагимом, но и с Хюррем и с сыновьями он переходил на притчи и мифы древнего мира. Все это делалось для того, чтобы любой вариант принятого впоследствии решения можно было приписать ранее высказанной глубочайшей мысли падишаха.
Еще об этих персонажах:
Братство Ибрагима и Сулеймана
Мог ли кто-то остановить Ибрагима
Трогательная ложь
