Найти тему
ГРОЗА, ИРИНА ЕНЦ

Рябиновая долина: Когда замолчит кукушка. Глава 47

фото из интернета
фото из интернета

моя библиотека

оглавление канала

начало здесь

Он заговорил тихо, как обычно, чуть шелестящим голосом.

- Беда у нас, Алеша. Верст тридцать отсюда выше по течению, Наш схрон вскрыли, а тамошнего стража убили и всю семью вырезали, чтоб значит, свидетелей не осталось. А перед смертью пытали их жестоким пытом. А что они под пытками этими-то рассказали, нам не ведомо. Хотя, много сказать не могли, посему как сами мало чего знали. Стражами были. А стражам много знать не полагается. Братья сейчас туда поехали, да, думаю без толку. Супостатов тех уж и след простыл. Благо в схроне том ничего важного не было. Больше, как запасной держали, на всякий случай. А людей жалко. Думаю, ироды эти сейчас будут рыскать, другие схроны искать. Нам бы только понять, как они на тот-то вышли!! О предательстве не помышляю. Быть того не может. Веками все проверены. А теперь скажи, может заметил чего, может кого чужого, или еще что необычное вокруг твоей пасеки?

Алексей слушал старца, затаив дыхание. А у самого сердце так и екало. Не так давно, людей пришлых он неподалеку от пасеки встретил. Аккурат, когда в лес ходил, колоды искал новые. Все на конях, да с оружием. Он в молодом пихтаче притаился, пропустил их мимо себя. Мало ли…Но, шли они не таясь и не в сторону пасеки, а по виду, вроде как, охотники. Поэтому, и не предал значения. А сейчас, после рассказа Онисима и вспомнилось вдруг. А старец, будто почуял что-то, так глазами в него и впился.

- Ты, Алешенька, все сказывай, даже самую малость, что заметил. Все может в дело.

Ну Алексей ему и поведал про тех чужаков. Онисим задумался глубоко, даже, вроде, как про Алексея и позабыл. Парень сидел, дышать боялся, чтобы не помешать старцу думу думать. А старик ему и говорит:

- Вход в схрон хорошо ли замаскирован?

Алексей плечами пожал.

- Да, как еще при батюшке было, так и есть. Я туда несколько раз ходил. Все, как ты говорил. Проверить, не обсыпались ли стены в проходе, да заменил кое-какие доски, да ловушки проверить, веревки кое-где заменить, смазать петли. Спускался ночью, когда Катюха спала, чтобы она чего ненароком не углядела.

Старец головой покивал.

- Ну, да… Ну, да… Все правильно. - Помолчал немного и добавил. – Нам теперь затаиться надобно, Занимайся своими делами, будто и не ведаешь ничего. Сестре не вздумай сказать. У девок что на уме, то и на языке.

Алеше за Катюху-то обидно стало.

- Напрасно ты, отче, так думаешь. Катерина девка смышленая, языком сызмальства болтать не приучена. Да, и не знает она ничего вовсе. Батюшка, когда жив еще был, мне одному тот лаз тайный и показывал. А Катюха совсем малая была, и не помнит она вовсе ничего, да и не видала она того лаза.

Старик его выслушал молча, но, чувствовалось, что мыслей своих не сменил. Проговорил строго:

- Умница, не умница, а тайна схрона тебе одному доверена. И сестру в это посвящать не смей! – Алексей согласно голову склонил перед строгим старцем, А Онисим уже чуть мягче продолжил. – Схрон бди!! Жизнью своей отвечаешь! Ох, чует мое сердце, что-то те Радельщики затевают. Да, и Гришка-Разбойник не зря в наших краях объявился. Ласковый по деревне ходит, добрый такой. А у самого взгляд звериный, да и чутье такое же. Так по сторонам и рыскает. Думает, не вижу я… Хоть и стар стал, а сноровки не утратил, и топор еще рука крепко держит. Ладно Алеша, ступай. Да, не забывай, что я тебе сказывал. Ступай с Богом…

Алексей низко старцу поклонился, дождался благословения и вышел прочь из избы. По дороге домой заехал на мельницу, договорился насчет обмена муки на мед. Задержался там ненадолго. Мельник его к столу позвал. Отказаться сил не хватило. А уж потом и к дому поехал неспеша. День клонился к вечеру, а гроза так и не пришла. Угнал ветер-озорник тучи куда-то в другую сторону. У них тут такое случалось. Вроде уже и гремит, и вот-вот ливень начаться должен. Ан, нет. Тучи, будто на какую стену натыкались, и стороной обходили, по самому краюшку неба жались, будто напуганные чем. На мельницу-то Алексей не просто так заезжал. Муки у них с Катюхой еще вдоволь было. Глянулась Лешке дочка мельника, Ольга. Ох, и хороша была!! Не девка, чистый пламень. Глаза черные, как ночь безлунная, а внутри зрачков, будто звезды мерцают. А как взмахнет ресницами, так, навроде, и не ресницы вовсе, а два крыла ласточкиных. Коса толстая, в руку. Голос тихий, да певучий. будто ручеек по камушкам журчит. На Алешку быстро глянет, и опять глаза вниз опустит, а у него от этого быстрого взгляда сердце в груди остановится, а потом, словно молот бухать начинает, и в жар всего бросает. Дядька Митяй, мельник, давно замечал, что Ольга ему нравится, да и ей парень тоже не противен был. Алексей ночами мечтал, что по осени, может и сватов зашлет. Вот мед на ярмарке продаст, там и на свадьбу хватит. От подобных мыслей у него в груди что-то сладко ныло. И все наказы старца, как-то сами собой отодвинулись на задний план. Дорога шла через лес, напоенный густыми запахами нагретой смолы, и зацветающих трав. Где-то, в густой листве, подала голос кукушка. Он остановил свою лошадь, и поддавшись воспоминаниям детских лет, когда еще был жив отец, и мир был ярким и разноцветным, шепотом спросил:

- Кукушка, кукушка, сколь годков мне счастливу быть…

Птица продолжала куковать, затаившись в кроне старой березы, а он с каким-то детским восторгом и упоением, считал напророченные птицей года.

Когда к дому подъезжал, не лице его все еще блуждала мечтательная улыбка. У самого дома на коновязи были привязаны две чужие лошади. Алексей насторожился. Людей видно не было. А что самое тревожное, не было видно верного пса Роя. Юноша соскочил со своей чалой и кинулся к дому. Двери в сени были распахнуты настежь, запор выломан. В сенях все было перевернуто. Лавка валялась на полу, ведра с водой разлиты, следы яростной борьбы и капли крови. Не останавливаясь, влетел в избу. На полу, возле открытой крышки погреба лежал мертвый человек. Горло было перепахано мощными собачьими клыками. А рядом, с ножом в боку, лежал в луже крови Рой. Он еще был жив. Завидев хозяина, он слабо заскулил, будто просил прощения. Мол, прости, хозяин, не уберег. Глаза его заволокло пленкой, кобель дернулся и затих, вытянув лапы. А на лестнице, ведущей в погреб, лежал платок Катерины, белый, в мелкий синий горошек, который он привез ей в прошлом году с осенней ярмарки из города.

продолжение следует

Птицы
1138 интересуются