— Николай, ты уверен, что мы правильно идём? – спросила женщина.
— Да, улица Фабричная, — кивнул мужчина, всматриваясь в заросшие сиренью заборы. – Только я номер дома не знаю.
— А документы не сохранились?
— Таких, где номер дома указан – нет. Ведь бабушка уехала отсюда ещё в конце войны.
— Как же ты найдёшь её дом?
— Она рассказывала, что у них ворота очень приметные были – железные створки на кирпичных столбах. Она всё мечтала побывать здесь снова, но так и не собралась. А я вот решил съездить, всё-таки в этом году бабушке исполнилось бы 100 лет.
— А какие-то другие её родственники были? – продолжала расспрашивать женщина.
— Оля, я же тебе рассказывал, — ответил Николай, продолжая неторопливо шагать по улице. – Тут жили бабушкины родители, мои прадедушка и прабабушка. Они умерли ещё в 50-е годы. У них было трое детей – старший сын, он пропал без вести на войне; моя бабушка; и её младшая сестра, она умерла в войну от воспаления лёгких. В конце войны бабушка вышла замуж и переехала в Москву. Работала на стройке, потом окончила институт, и дальше работала на стройке, но уже инженером…
— Посмотри, эти ворота? – перебила его жена.
Ворота действительно выглядели очень солидно – столбы из потемневшего от времени красного кирпича и кованые железные воротины с многочисленными заклёпками. Сам забор скрывался за зарослями сирени. Деревянный дом на высоком кирпичном фундаменте стоял правее. Чувствовалось, что он ровесник ворот, и что прежние хозяева были людьми состоятельными. Пластиковые окна и крыша из металлочерепицы говорили о том, что и нынешние его жильцы не бедствуют. На это же намекала и свежая иномарка, стоявшая на обочине перед домом.
— Твой прадед был непростым человеком, если он жил в таком доме, — уважительно заметила Ольга.
— Да какое там! Обычный слесарь на фабрике, а прабабка – нормировщица, — разочаровал её Николай. – Работа на фабрике была очень тяжёлой, бабушка была очень довольна, что уехала в Москву, говорила – на стройке было легче.
— А что сейчас с фабрикой?
— Ничего. Видела руины в начале улицы? Это всё, что от фабрики осталось. И название улицы – Фабричная. А ведь фабрику построили ещё до революции…
Продолжая рассказывать, Николай достал фотоаппарат и нацелился на ворота. Но не успел он сделать несколько снимков, как из калитки выглянула моложавая женщина:
— Фотографировать стоит пять рублей.
Николай растерялся. С одной стороны – сумма смехотворная, с другой – голос у женщины звучал строго.
— С чего вдруг?
— Да ладно... Это шутка. Что это вы тут фотографируете?
Ольга нашлась быстро.
— Ну, для нас бесплатно. У моего мужа в этом доме бабушка жила!
Теперь уже растерялась боевая женщина.
— Это когда же она здесь жила?
— Ещё до войны, — стал рассказывать посмелевший Николай. – Она отсюда в 44-м году уехала. А её родители здесь остались, они уже в 50-е годы умерли. А вы давно здесь живёте?
— С самого рождения, — ответила хозяйка. – Все свои 35 лет тут прожила. А до этого тут мои родители жили, вечная им память. А ещё до этого – мой дед. Вы точно ничего не путаете?
— Да вроде нет, — растерялся Николай. – Бабушка тут родилась, но ведь в свидетельстве о рождении адрес не указывают. А других документов с адресом у меня нет. Просто бабушка очень много рассказывала о своём детстве, как война началась, как немцы к самому городу подошли, но взять его так и не смогли… И очень подробно описывала эти старые ворота. Я как увидел – сразу узнал их по её рассказам.
— А как фамилия вашей бабушки? – задумчиво спросила хозяйка.
— Девичья – Филиппова.
— Зайдите-ка! – распахнув пошире калитку, потребовала хозяйка.
Недоумённо переглянувшись, Николай и Ольга шагнули во двор.
— Вот здесь подождите! – хозяйка кивнула в сторону беседки. – Я сейчас.
И направилась в дом. Оглядевшись, Ольга спросила у мужа:
— Ты что-нибудь понимаешь?
В ответ Николай только пожал плечами.
Из дома хозяйка вышла со стопкой фотоальбомов.
— Меня зовут Ирина, — наконец представилась она. – Какая сейчас фамилия – неважно, а вот у деда фамилия была Филиппов. Он полковник Советской Армии, и приехал в этот дом в конце 50-х, когда вышел в отставку. По его словам, тогда дом пустовал. А почему он захотел поселиться именно здесь, он рассказал только перед самой смертью. По его словам, этот дом построил его дед, который был управляющим фабрики Куракина. Это из-за его фабрики наша улица называется Фабричная. Фамилия деда моего деда тоже была Филиппов.
— Получается, что мы родственники? – растерялся Николай. – Но мне бабушка ничего о своих предках не рассказывала.
Ирина усмехнулась.
— Дед тоже об этом рассказал уже в восьмидесятые. Он всё говорил, что до полковника дослужился только потому, что его отец в тридцатые годы прервал все связи с роднёй и уехал на Дальний Восток. А после войны с этим уже было попроще, и дед вернулся в дом предков. Но его отец, мой прадед, похоронен на Сахалине. А ваша бабушка что рассказывала?
Николай пожал плечами.
— Ничего особенного. Её родители работали на фабрике на рядовых должностях. Она про них особо не рассказывала, всё больше про жизнь до войны – как хорошо тогда было. И почему-то вспоминала эти ворота.
— А семейные фотки у вас сохранились?
— Только с того времени, как бабушка вышла замуж и переехала в Москву.
Ирина принялась листать альбомы, бормоча: «Где же это было?»
Наконец она воскликнула:
— Вот же она! Посмотрите.
На плотном картоне с тиснением «Фотоателье уездного города…» наклеена большая фотография – солидный мужчина в строгом сюртуке сидит, а за его плечами стоят двое молодых парней. Снизу подписано ещё с ятями: «Николай Филиппов с сыновьями Иваном и Василием. 1903 год».
— Моего деда звали Пётр Иванович, — объяснила Ирина.
— А мою бабушку – Мария Васильевна, — ответил Николай.
— Значит, это мой прадед, а это твой, — незаметно перешла на «ты» Ирина. – А это наш общий прапрадед.
Она повернулась к Ольге:
— Погляди внимательно!
— Встань прямо, — Ольга повернула мужа за плечи. – Точно! Одно лицо!
— Вылитый прапрадед! – согласилась с ней Ирина.
Потрясённый Николай вглядывался в лицо предка на древней фотографии. Давнее прошлое неожиданно оказалось совсем рядом. И по всему выходит, что эта боевая женщина – его дальняя родственница. Ирина тоже была под впечатлением от неожиданного открытия.
— Вот так встреча! Ну что скажешь, братец?
— Приятно узнать, что у меня такая симпатичная сестрёнка, — признался Николай.
Разговоров хватило ещё надолго. Когда уже стало темнеть, Ольга спохватилась:
— Нам же ещё в Москву возвращаться!
— Вы без машины? – спросила Ирина. – Тогда я вас до станции довезу. А хотите – оставайтесь. Переночуете и завтра поедете.
— Нет, мы поедем, — смутился Николай. – Слишком много впечатлений для первого раза.
Ирина ушла за ключами от машины, а Николай молча смотрел на уходящую в вечерние сумерки Фабричную улицу. По этой мостовой когда-то ходили его дед, прадед и прапрадед, на которого он так похож, и которого тоже звали Николай.
— Ну что, поехали? – выглянула из машины Ирина. – Ещё приедете?
— Конечно! – кивнул Николай. – Мы ведь родня.
---
Автор рассказа: Дмитрий Леонов
---
Отдать сына
Еще с детства Боря четко усвоил три вещи: никогда ни с кем не спорить, никого не обижать почем зря, радоваться малому. Так его учил отец. Так ему говорила мать.
Родители у Бори были простыми людьми. Алексей и Катерина работали на торфяных заготовках под Ларьяном, где и познакомились. Сначала Леха, искоса поглядывая на веселую Катюшку, не решаясь завести с ней разговор, просто толкался поблизости, маячил перед ее глазами, стараясь попасть в поле зрения Кати – вдруг заметит, заинтересуется: что за славный парень туда-сюда шныряет? Ничего такого он из себя не представлял, конечно, обычный русский гражданин. Серые глаза, нос картошкой, невеликий рост, незавидная стать, человек, как человек. Но – вдруг?
Катя тоже к писаным красавицам не относилась. Коротенькая стрижка, носик уточкой, белесые бровки, крепенькие ножки – обычная девчонка, уроженка северозападного края, где женщины, в основном, такие и были: маленькие, серенькие, деловитые мышки-норушки. Но вот смех у Кати был – заслушаешься: звонкий, колокольчиком, мелодичный. Такой смех Лешка только в кино слышал, когда раскрасавицы актрисы смеялись. За душу берет. И голос у Кати был мягкий, ласковый, успокаивающий. В общем, Леха Катю за голос полюбил.
Однажды комсорг молодежной бригады Костик Карельский притащил в барак, где это лето проживали ребята, проигрыватель. Из жилой избы местного аборигена провели длинный шнур, подключили музыкальный аппарат и завели музыку. Репертуар был не особо богатый, модные пластинки купишь, разве что, у спекулянта, но песни играли душевные. Соскучившаяся по культурному досугу молодежь устроила веселые танцульки. Парни, раздобывшие в сельпо несколько бутылок «Золотой осени», осмелели и рванули приглашать девушек на «медляк». В числе дерзких смельчаков был и Лешка. Он повел Катю в круг, и та не стеснялась обнимать его за шею.
После торфозаготовок они поженились, потому что «так положено». Погуляли маленько – нечего и мозги друг другу пудрить. Свадьба была культурной, родственники брак одобрили и весело топтались под гармошку в просторном доме Лехиных родителей. Как положено, через девять месяцев родился Борька.
К тому времени Алексей и Катерина устроились на постоянную работу в совхозе, получив от государства однокомнатную, благоустроенную квартиру. Борька пошел в ясли. В общем, потекла у Лехи с Катей счастливая семейная жизнь, где не было места буйным страстям и шумным скандалам. Алексей старательно трудился в котельной и наряду с грамотами получал неплохую зарплату, а Катерина, оттрубив смену на животноводческом комплексе, успевала рачительно вести домашнее хозяйство. И отлично справлялась, несмотря на отсутствие стиральной и посудомоечной машинок, пылесоса, микроволновой печи и прочих полезных вещей, облегчающих жизнь любой женщины в наше время.
Боря рос в спокойной атмосфере. Ему повезло. Почему-то его самые обыкновенные родители сумели жить необыкновенной жизнью. Отец выпивал только по праздникам, а выпив, не зверел, а, наоборот, становился весельчаком и озорником: много шутил, рассказывал смешные анекдоты, показывал (как говорила мать) концерты, в которых представлялся то директором совхоза, то школьной учительницей, то противной соседкой по дестничной площадке, здорово угадывая их манеры и привычки. Хохотали и домашние, и родственники, и гости.
После «концерта» Алексей зевал, отказывался от чая с тортом и уходил спать. А на утро после торжества требовал серых щей и позавтракав, был как огурчик, никогда не опохмеляясь и не превращая опохмел в очередную пьянку. Он таскал Борю за собой всюду: на рыбалку, по грибы-ягоды, на работу, в гости, на огород… Да, кстати, садово-огородные работы Борин отец обожал. Когда другие мужчины увиливали от типичной «бабьей» вошкотни с грядками, Алексей с удовольствием копался в земле: полол картошку, подвязывал помидоры, выписывая диковинные сорта.
- Папа, ну это не мужская работа, - удивлялся Борис.
- Не мужская работа – баклуши бить на диване перед телевизором, - отец вручал сыну ведра, - а это – самая хорошая работа. Коснешься земельки, и она все твои печали-горести заберет, а обратно покой дарит. Еще пару ведер принеси. Капуста, брат, воду любит!