оглавление канала
Мы уже подходили обратно к нашим лошадям, когда погода резко поменялась. В горах подобное случается часто. Небо в одно мгновение затянуло тучами, подул сырой порывистый ветер. Усевшись в седла, мы стали поспешно спускаться вниз с горы. Но, все равно, не успели. Ветер вдруг совсем разозлился и стал завывать и подвизгивать словно голодный волк, щелкая зубами в голых ветвях берез. Ели начали клонить свои вершины вниз, будто покоряясь воинственному владыке. И только могучие кедры не склонили своих голов под напорами сильных порывов. И вдруг, с неба огромными сырыми хлопьями повалил снег. Зима не собиралась уступать свое место весне без боя.
К середине склона мы уже были похожи на какую-то невозможную помесь кентавров со снежными бабами. Я порадовалась, что мы были верхом на лошадях, а, не скажем, пешком. Потому что не было никакой возможности поднять глаза, чтобы увидеть путь, по которому мы сейчас шли. Лошади отфыркивались, продолжая упрямо следовать дорогой, которая вела вниз по склону, руководствуясь не столько своим зрением, сколько звериным чутьем, помогавшем безошибочно находить дорогу к дому.
Только когда лошади остановились, мы поняли, что уже находимся внизу, рядом с конюшней. Видимо, нас ждали. Потому что, не успели мы спешиться, как двери дома отворились, и появился Виктор. Без единого слова, он принял у нас поводья лошадей и повел их в конюшню, бурча себе под нос что-то не совсем лицеприятное по отношению к «бестолковым туристам, шастающим в неурочное время по горам». Посему, так как мы себя таковыми не ощущали, то и обижаться не стали. В дом решили не заходить. Все что было необходимо сообщить Хранителям, мы уже сказали. А нарываться на очередные хмурые взгляды, нам совсем не хотелось.
Машина Игоря уже почти превратилась в сугроб. Кое-как расчистив его, мы медленно, чтобы не съехать с дороги в овраг, направились в сторону дома. Я с усмешкой заметила, комментируя наше медленное и осторожное продвижение.
- Жаль, что машина – это не лошадь, которая чует куда надо поставить свое копыто.
Игорь, не отрывая глаз от белой пелены, за которой где-то скрывалась дорога, только усмехнулся мне в ответ. К дому Игоря мы подъехали, когда сплошная пелена превратилась в редко падающие снежинки. Будто зима, прогнав нас с горы, успокоилась и смирилась, сменив свою лютость на насмешку, словно говоря нам: «Ну что, нагулялись, как вам мои прощальные подарки?»
На открытой веранде дома Игоря нас ждал сюрприз. Замотавшись в плед, который я забыла занести в дом, в плетеном кресле дремал Сергеич. Он был похож на ребенка-сиротку, которого злые люди увели в лес, да там и бросили. Увидев прораба, больше похожего на бесформенный куль, я замерла с открытым ртом. Идущий по моим пятам Игорь, чуть не сбил меня с ног, натолкнувшись на мою спину.
- Ты чего? – С легким возмущением, на которое я, впрочем, не обратила ни малейшего внимания, проговорил он, глядя на меня.
Я молча ткнула в замотанную нахохлившуюся фигуру Сергеича. Игорь при виде этой картины, тоже выразил свое удивление негромким «твою дивизию…!». Мы быстро зашли на террасу, я дотронулась до куля в красную крупную клетку, и тихонько потрясла его.
- Сергеич!! Ты чего здесь? Как ты…? Почему не позвонил? – Вопросы так и сыпались из меня.
Сергеич подпрыгнул от неожиданности и захлопал на нас перепуганными глазами. Игорь проявил больше выдержки. Он просто подошел к несчастному, помог ему подняться.
- Сергеич пошли в дом.
Я шла за мужчинами, сетуя на свою бестолковость. Прав Игорь. Человека сначала надо в тепло, напоить, накормить, а потом уж и спрашивать. Заглаживая свою вину, я кинулась к плите. Игорь, усадив Сергеича в кресло, которое стояло рядом с печью, а сам занялся розжигом дров. Я приготовила быстренько суп из фрикаделек. Самое то, после холода похлебать горячего супчика. Разогрела остатки лагмана, и поставила чайник. Потом, накрыла на стол, и позвала мужчин. Сергеич скинул наконец с себя плед и я, во второй раз за последний час, широко открыла рот. Почему-то, мне вспомнилась картина Иллариона Прянишникова под названием «Французы в 1812 году, плененные партизанами», которая в учебниках по истории демонстрировала побежденных французов под Москвой в лютые морозы русской зимы. А вспомнилась мне эта картина, потому что Сергеич выглядел так, будто, шагнул с этого известного полотна прямо в дом к Игорю. На нем была какая-то драная куртка черного цвета, с оторванными карманами и двумя оставшимися пуговицами, из-под которой совсем нелепо торчала больничная пижама. Он был обут на босу ногу в какие-то калоши, которые соорудили из обрезанных старых резиновых сапог. Штаны пижамы были ему коротковаты. Это выглядело настолько жалко, что я бы заплакала, если бы не мое полу шоковое состояние. На Игоря его вид тоже произвел неизгладимое впечатление. Видя наши взгляды, Сергеич смущенно шмыгнул носом и обратно потянул на себя плед, стараясь закрыться им. Потом, слегка заикаясь и неловко оправдываясь, проговорил:
- Я… того… В общем, я с больницы сбежал. – Потом он сам оглядел себя, погрустнел еще больше, и закончил. – Свою одежду не нашел, а эту в котельной больницы у сторожа спер. Что, как говорится было, то и взял. – Он тяжело вздохнул и виновато опустил голову, которая все еще была замотана бинтами.
Я строго глянула на Игоря.
- Веди его срочно в горячий душ, иначе, нам его опять придется в больницу везти. Еда – потом.
Сергеич покорно потопал в ванную комнату, а Игорь кинулся в свою спальню за чистой одеждой для Сергеича. Я решила зря время не терять, и не страдать любопытством, а сварганить на скорую руку сладкий песочный пирог к чаю. А то у Игоря кроме меда и сушек ничего не было из сладостей. А мужчины, я это доподлинно знала, очень сладкое любили.
