"Не случайно сердце России - простая Москва, а не великолепный Самарканд." (Николай Степанович Гумилев, из выступлений и рецензий).
Хотя Николай Степанович Гумилев и родился в Кронштадте (15 апреля 1886), а постоянно проживал в Санкт-Петербурге и Царском Селе, но он много путешествовал по миру, и в его сердце всегда оставалось место и для "простой Москвы", которую он посещал достаточно часто.
В 1897 году отцу поэта - корабельному доктору Степану Яковлевичу Гумилёву был предписан курс лечения в Железноводске, и семья Гумилевых отправилась летом на Кавказ через Москву, но скорее всего встреча с Москвой ограничилась переходом с одного вокзала на другой - с Николаевского на Казанский.
Однако и этого перехода с вокзала на вокзал не мало. Николаевский (затем Октябрьский, а ныне Ленинградский) является памятником архитектуры, который охраняется государством. Здание вокзала построено на Каланчевском поле (Каланчевская площадь) в 1844-1849 гг по единому проекту архитекторов К.А Тона и Р.А. Желязевича для Санкт-Петербурга (Николаевский, затем Московский вокзал) и для Москы.
Но если Николаевский вокзал для семьи Гумилевых был знаком и привычен, то уникальное здание Казанского вокзала в Москве наверняка поразило воображение. Каменное здание вокзала по чертежам архитектора Матвея Левестама, было отстроено в 1864 году, на месте деревянного здания Рязанского вокзала. И когда Гумилевы проезжали через Москву, они видели именно это здание вокзала. А здание по проекту архитектора Щусева начали строить только в 1912 гг.
В 1900 году семья Гумилевых поехала в Тифлис лечить сына Дмитрия и тоже через Москву (те же переходы с вокзала на вокзал), в Тифлисе задержались на 3 года.
А в 1903-06 гг мать поэта Анна Ивановна Гумилева купила усадьбу под Рязанью - "Березки", и семья ездила в эту усадьбу тоже через Москву.
Точно известно, что в более-менее сознательном возрасте Николай Степанович Гумилев был в Москве в период 15-20 июня 1906 гг, потому что хотел встретиться с поэтом Валерием Яковлевичем Брюсовым, который написал отзыв на его первый сборник стихов "Путь Конквистадоров" (завоевателей). После этого Гумилев переписывался с Брюсовым и считал его своим учителем. Но поэты в 1906-м в Москве не встретились, поскольку Брюсов в тот день уехал в Швецию.
А в июле 1906 Гумилёв уехал в Париж, учиться в Сорбонну. Здесь в Париже Николай познакомился с поэтессой Елизаветой Ивановной Дмитриевой (которая взяла псевдоним Черубина де Габриак). У них завязался легкий флирт, но сердце его было безнадежно занято Анной Ахматовой. Позже с Черубиной поэт окажется в Москве.
В апреле 1907 года Николаю Степановичу исполнился 21 год, поэтому Гумилев был обязан явиться из Франции в Россию в Военное присутствие, чтобы оформить документы (и "тянуть жребий" - очередь на медкомиссию). И в мае 1907 года Гумилев приехал из Царского Села в Москву. 15 мая поэт посетил Брюсова в редакциях журнала «Весы» и издательства «Скорпион». Кабинет Брюсова размещался в двух комнатах на пятом этаже только что построенного здания гостиницы «Метрополь». Само по себе здание "Метрополя" до сих пор своей архитектурой поражает воображение москвичей и гостей столицы. А кабинет Брюсова поразил воображение Гумилева.
Затем сам Брюсов посетил Гумилёва в гостинице "Вокзальная" на Домниковской улице, ныне ул. Маши Порываевой, частично гостиница стояла в начале проспекта Сахарова, сейчас ее уже нет.
В дневнике Брюсова сохранилась запись: «15 мая (1907). Приезжал в Москву Н. Гумилёв. Одет довольно изящно, но неприятное впечатление производят гнилые зубы. Часто упоминает «о свете». Сидел у меня в «Скорпионе», потом я был у него в какой-то скверной гостинице, близ вокзалов. Говорили о поэзии и оккультизме..."
Из Москвы Гумилёв съездил на несколько дней в Березки, к кому-то из знакомых или родственников, поскольку имение уже Гумилевым не принадлежало и было продано в 1906 году. А затем Гумилев вернулся в Москву, и оттуда поэт опять отправился в Царское Село. Явился в Военное присутствие, вытянул жребий для прохождение медицинской комиссии и зачисления в армию. Но окольными путями уехал в Париж. Осенью 1907 Гумилёв на месяц приезжал в Россию, а 30 октября ему было вручено «бессрочное» освобождение от прохождения воинской службы по состоянию здоровья.
20 апреля 1908 Гумилёв окончательно покинул Париж и отправился в Россию. Сначала он приехал в Севастополь, где отдыхала его возлюбленная Аня Горенко, получил от нее очередную порцию презрения и решительный отказ. Они вернули друг другу личные вещи, он ей - ее письма к нему, а она его подарки - браслетики, кольца. Он попросил вернуть только чадру, поскольку она ее носила и чадра пахла ее духами, но она не вернула. Из Севастополя Гумилёв заехал в Москву к Валерию Брюсову домой. До 1910 г. Брюсов жил на Цветном бульваре, дом 22. Дом сохранился, сейчас в нем какая-то контора. Как раз в 1908 был издан сборник Гумилева "Романтические Цветы". А в свой приезд в Москву Гумилев договорился об издании в «Скорпионе» новой книги стихов «Жемчуга».
Около середины июня 1908 Гумилев уехал в имение Березки к друзьям, а 19 июня он из Березок вернулся в Москву, где еще раз повидался с Брюсовым. В сентябре того же года Гумилев отправился в путешествие по Европе, а затем в Египет, Александрию, Каир, где у него внезапно закончились деньги, и он, подхватив "африканскую лихорадку", отравился через Киев (чтобы все же повидаться с Ахматовой после разрыва и потерпеть очередное фиаско) в Царское село (вернулся 9 ноября 1908).
В начале 1909 года Гумилев познакомился с поэтом Максимилианом Волошиным и опять же встретился со своей давней знакомой по Сорбонне и Парижу Елизаветой Дмитриевой (Черубиной де Габриак). Волошин пригласил Гумилева и Дмитриеву к себе в Коктебель. В Крым Гумилев и Дмитриева ехали через Москву... И 26 мая 1909 Гумилёв с Дмитриевой остановились на один день в Москве, в гостинице «Славянский Базар», № 100, на Никольской улице, д. 17. Вечером с 9 до 12 ночи они заехали в гости к Брюсову, где пили чай. А 27 мая Гумилёв с Дмитриевой выехали поездом до Феодосии. В Коктебели Дмитриева металась между Гумилевым и Волошиным. Гумилев плохо отозвался о "некой даме" (скорее всего о ней), сведения дошли до Волошина. В итоге в 1909 г и состоялась знаменитая дуэль Гумилева и Волошина из-за проказницы Черубины.
После дуэли в апреле 1910 Гумилев "в растрепанных чувствах" уехал в Киев, где сделал 5-е отчаянное предложение Анне Горенко-Ахматовой, неожиданно он получил согласие, был безмерно счастлив и венчался с ней в церкви, получив разрешение ректора университета. А в сентябре уже отправился в гордом одиночестве в Одессу, а оттуда предпринял свое длительное путешествие в Африку.
Поэт завершил свое путешествие по Африке в марте 1911 года в Момбасе. На обратном пути из Африки Гумилёв был, проездом через Москву, у Валерия Брюсова, который тогда проживал по адресу 1я Мещанская (пр. Мира), 30, сейчас там музей В.Я. Брюсова.
А 7 августа 1911 Гумилёв с Ахматовой гостили в Слепневе (часть имения досталась по наследству) и отправились оттуда в Москву. Анна Ахматова тогда впервые попала в Москву. Первые два дня супруги жили в гостинице «Метрополь», затем переехали в другую менее дорогую гостиницу. В Москве Гумилёв встречался с Поляковым, Андреем Белым, бывал в редакции «Скорпиона». Вместе с женой осматривал Третьяковскую галерею. По воспоминаниям Ахматовой, «в августе 1911 года Николай Степанович и я поехали из Слепнева в Москву. В ресторане «Метрополя» завтракали с С. А. Поляковым (издателем "Весов")...Потом у нас в гостинице был сам Белый. Брал у Гумилёва стихи в альманах «Мусагет»».
Анна Ахматова, пробыв в Москве 4-6 дней, уехала. А Николай Гумилев остался еще на несколько дней, ездил с визитом к В. Я. Брюсову и познакомился у него с поэтом Николаем Клюевым. Из Москвы приблизительно 16-18 августа Гумилев отправился в Слепнево, где оставался до конца августа 1911. Мать Гумилева получила часть усадьбы "Слепнево" в наследство от покойного брата - крестного Николая Степановича.
Весной 1912 года Гумилёв с Ахматовой отправились в путешествие по Италии. На обратном пути Гумилёв с Ахматовой вернулись в Киев, где Ахматова осталась у матери, а Гумилёв поехал в Петербург через Москву. В Москве посетил Брюсова в редакции журнала «Русская мысль» и оставил ему итальянские стихи и только что вышедший сборник «Чужое небо». Редакция располагалась по адресу: Москва, Воздвиженка, Ваганьковский пер., д. 3 (дом Куманина). Сейчас это - угловой дом на пересечении Воздвиженки и Староваганьковского переулка.
Большую часть лета 1912 года Гумилёв провел в Слепневе. В середине июля он из Слепнева поехал в Москву, чтобы встретить жену (Ахматову), приезжавшую из Подольской губернии. Гумилёв с Ахматовой посетили Брюсова, затем Андрея Белого в его доме на Арбате, 55, там, где сейчас помещается «Дом-музей А. Белого». Пробыв в Москве несколько дней, Гумилёвы уехали в Слепнево и жили там до августа. Вскоре, 18 сентября (1 октября н.с.) 1912 года в Петербурге у них родился сын Лев. Надо предупредить, что отношения супругов в то время были натянутыми, они давно разочаровались в браке и напропалую изменяли друг другу. Гумилев кутил всю ночь рождения сына в компании несусветных девиц в Питере... А между тем одновременно от него ждала ребенка и вскоре родила сына Ореста еще одна женщина - актриса Ольга Высотская, которая сбежала от поэта в провинцию из-за его постоянных измен и из-за того, что он не развелся с Ахматовой.
С 1912 г в течение нескольких лет, вплоть до февральской революции, Гумилёв ни разу не был в Москве. В 1914 году он добровольно ушел на войну, будучи непризывным, вначале в чине вольноопределяющегося, после получения двух Георгиевских крестов в чине унтер-офицера Уланского полка, а с марта 1916 года в чине младшего офицера, прапорщика 5-го Гусарского Александрийского полка, воевал на различных фронтах Первой мировой войны. Вернулся в Питер героем, Георгиевским кавалером. В то время единственное свидетельство его краткого посещения Москвы, о котором более ничего не известно, это почтовые штемпели на двух открытках (из Москвы), с двумя его стихами-песнями "Канцонами", посланные и посвященные Ларисе Рейснер 22 и 23 февраля 1917 года. В одной "Канцоне" есть такие строки:
"Волшебница, я не случайно
К следам ступней твоих приник:
Ведь я тебя увидел тайно
В невыразимый этот миг.
Ты розу белую срывала
И наклонялась к розе той,
А небо над тобой сияло,
Твоей залито красотой".
Хотя Рейснер не стоит и мизинца Гумилева или Ахматовой, напомню о ней. Красавица поэтесса Лариса Рейснер являлась студенткой Психоневрологического института в Питере. И поскольку существуют такие девушки из-за которых друзья ломают копья, то друг Мандельштам тоже посвятил Рейснер мадригал, а Сергей Есенин даже звал ее замуж (говорят, в пьяном угаре и настырно по-деревенски). Гумилев познакомился с Рейснер в 1916 г в Питере в подвале "Бродячей Собаки"и тут же отправился под покровом ночи провожать Ларису в дом, где она жила с родителями, вроде бы он сразу подружился с ее родителями. Он назвал ее Лери, она его - Газиф. Она безумно его полюбила и пошла бы за ним на край света. Но...Рейснер отреклась от любимого Газифа во имя Ахматовой, якобы из-за уважения к ней, как она утверждала, но скорее всего это кокетство особого рода. На самом деле ее любовь просто не смогла перевесить его любовь к Ахматовой. И для него Лери была очередной игрушкой, хоть он и предлагал на ней жениться. "Лери и Газиф" растались в апреле 1917, когда Гумилев рвался на Салоникский фронт... Поэт цинично советовал Лери "развлекаться" и не хранить ему верность. Лариса Рейснер затаила злобу и потом мелко, по-женски отомстила Гумилеву, став женой "революционного матроса" и комиссаром штаба Балтфлота, Рейснер в самый разгар голода отдала приказ лишить Гумилева продовольственного солдатского пайка (он читал лекции на Балтфлоте). Но Гумелев не умер с голоду. Вот этой самой Рейснер в февральскую революцию Гумилев прислав в Питер две Канцоны из Москвы.
В мае 1917 года Гумилёв был командирован во Францию и Англию, в состав русских экспедиционных войск. В апреле 1918 года вернулся в Петроград и почти безвыездно оставался там до конца октября 1920 года. Единственным исключением были регулярные поездки в Бежецк, куда перебралась из Слепнева его семья и где жил его сын Лев. С Ахматовой они развелись...окончательно... И Гумилёв женился на Анечке Энгельгардт. А 4 апреля 1919 года у них родилась дочь Лена. В ноябре этого же года он отправил семью в Бежецк, где было проще с продовольствием, а сам напрополую кутил в Петрограде с друзьями и богемными девицами-поэтессами, распродавая семейный скарб.
Лишь дважды за период 1919-1921 гг Гумилёв посетил Москву.
В осень 1920 (по другим сведениям 1919) Н. Гумилёв и М. Кузмин командируются в Москву для участия в литературном вечере современной поэзии в Политехническом музее, который состоялся 1 ноября. Уже в конце октября завернула лютая, морозная зима. Москва стояла в развалинах.
На вечере присутствовал Владимир Маяковский. В большой аудитории Политехнического музея по случаю холода Гумилев читал стихи в дохе (из оленьих шкур - подарок от английского лорда), а Кузмин и прочие читали в шубах. Гумилев в своем кругу подтрунивал над одеждой поэтов-москвичей. Во время чтения «Трамвая» в верхней боковой двери показался Маяковский с дамой. "Маяковский прислушался, подался вперед и так замер до конца стихотворения". По другим воспоминаниям, «после концерта Маяковский пришел в артистическую комнату и подошел к Гумилёву. Гумилёв ему сказал: «Я сегодня не в голосе и скверно читал свои стихи». Маяковский возразил: «Неправда! И стихи прекрасные, особенно о цыганах, и читали прекрасно». Сам же Гумилев в глубине души подсмеивался над Маяковским и при близких друзьях шутил над стихами Владимира Владимировича, особенно над тем, в котором Маяковский увидел божество и побежал посоветоваться к своим знакомым...
Гумилёв тогда, помимо «Заблудившегося трамвая» и «У цыган», прочитал ряд африканских стихотворений из сборника «Шатер»
Там в Политехническом Гумилёв встретил поэтессу и переводчицу Ольгу Мочалову, с которой познакомился летом 1916-го года в Крыму, в Массандре под Ялтой. В то время в Крыму Ольга была еще неопытной 17-18-летней первокурсницей. А Гумилев лечился в санатории от воспаления легких и познакомился со старшей сестрой Ольги Варварой. Но Варвара поэту все время отказывала из кокетства, хотя считала, что он влюблен в нее, а не в Ольгу... А Ольга ответила на его ухаживания и влюбилась без памяти.
"Гумилёв пришел к воротам Массандровского парка в офицерской форме, галифэ. Характерна была его поступь — мерная, твердая — шаги командора....Он нес с собой атмосферу мужской требовательной властности, неожиданных суждений, нездешней странности." (О. Мочалова).
Непонятно, что между ними произошло в Крыму...: "были поцелуи. Требовательные, бурные. Я оставалась беспомощной и безответной". (О.Мочалова)
В санатории Гумилев написал и прочел ей стихи:
«...За то, что я теперь спокойный
И умерла моя свобода,
О самой милой, самой стройной
Со мной беседует природа».
Они долго гуляли по Ялте, а утром Ольге передали записку: "...Помните вечер 7-го июля. Я не пишу прощайте, я твердо знаю, что мы встретимся, когда и как Бог весть, но верю, что лучше, чем в этот раз. Целую Вашу руку....". Поэт внезапно уехал, но по поводу новой встречи, он как в воду смотрел.
Они не виделись с Ольгой до его приезда в 1920 (1919) в Москву, Ольга случайно оказалась в тот вечер в Политехническом, а в антракте она подошла к нему и робко спросила: «Николай Степанович, помните ли Вы меня?» Он живо и обрадованно ответил: «Да, да, конечно, вспоминал, думал о Вас часами по вечерам».
И в тот же вечер в 1920 (1919) после Политехнического Гумилев повел Мочалову ночевать к знакомым - Коганам, любителям поэзии и поэтов. Но Мочалова испугалась быть ославленной ("вместе нас положат спать или отдельно"), ей не ясен был ее статус при женатом поэте, и в последнюю минуту она свернула ночевать к своим кузинам на Трубную, оставив Гумилева в полном недоумении. Они договорились встретиться на другой день в Брюсовом институте на чтениях. Но Мочалова не застала там поэта, он уехал до ее прибытия, был страшный мороз, он подумал, что она не придет, а она просто опоздала.
В этот приезд в Москву Николай Степанович читал стихи во многих литературных организациях (Союз Писателей, Поэтов, литературные кафе и прочее).
3 ноября 1920 был последним днем пребывания поэтов в Москве в тот приезд. Кузмин возвращался в Петроград, а Гумилёв, получивший свою часть продовольственного и вещевого пайка, в тот же день отправился с ним в Бежецк к матери, жене и детям, где провел три дня. Из Бежецка Гумилёв вернулся в Петроград.
Последний раз Гумилёв побывал в Москве в начале июля 1921 года, ровно за месяц до ареста. В июле 1921 года, отдав в печать сборник "Шатер" в Севастополе, Гумилев проезжал из Крыма в Питер и на 5 дней задержался в новой столице - Москве. Дело в том, что его поезд на Питер прибыл в Москву 2 июля и по техническим причинам простоял там несколько дней на путях, до 6-го июля.
Кстати, о сборнике "Шатер"...Как известно, Гумилев много писал об Африке и о Леванте, часто упоминая их в стихах, но у поэта почти нет упоминаний в стихах Москвы и Питера.
Однако все же нашлось одно стихотворение "Сахара", опубликованное в 1920 году в журнале "Москва" и затем в его сборнике "Шатер" (апрель 1921), в котором хотя бы звучит слово Москва:
Средиземное море засыпят они (пески - прим. АЛ),
И Париж, и Москву, и Афины,
И мы будем в небесные верить огни,
На верблюдах своих бедуины.
О Москве Гумелев еще отозвался так: "У вас в Москве нет легенд, сказочных преданий, фантастических слухов...У вас никто не знает соседней улицы... Спросим прохожего наудачу, как пройти...не ответит" .
Итак, со 2-го по 6 июля 1921 г. в Москве...В новой столице Гумилёв участвовал в многочисленных незапланированных поэтических вечерах, спонтанно встречался с поэтами и писателями. Основным местом жительства все эти дни оставался стоявший на запасных путях его вагон, но появлялся он там достаточно редко, чаще останавливаясь в различных домах у знакомых, но иногда все же и приводя кое-кого в вагон, в основном девушек, якобы для «дружеской» беседы.
В день приезда, 2-го июля, состоялось его выступление в «Кафе поэтов» («Домино»), располагавшемся на Тверской улице, дом 18. Интересно, что на втором этаже висела вывеска лечебницы для душевнобольных. При расширении улицы в 1930-е годы большинство домов по правой, четной стороне, были снесены, и от кафе ничего не сохранилось. Неподалеку на Тверской, 37 располагалось еще одно литературное кафе «Стойло Пегаса» (на углу Мал. Гнездниковского пер, левая сторона, ближе к центру, сейчас — Тверская, 15), тогдашняя вотчина имажинистов, здесь поэт выступал 2 и 3 июля.
В кафе «Домино» Гумилёв вновь повстречался с Ольгой Мочаловой, в этот раз уж точно совсем случайно, поскольку его приезд был не запланирован. Мочалова попала на этот вечер ближе к его концу, и самого выступления Гумилёва там не слышала. Затем он по обыкновению пошел ее провожать, но она опять испугавшись серьезных отношений ускользнула от него в районе библиотеки им. Ленина. Или просто хотела проверить серьезность его намерений, ведь он был отъявленным ловеласом, приходилось терпеть, что девушки сами вешаются ему на шею. А он пошел ночевать во Дворец Искусств. И там у него случились серьезные отношения с поэтессой Адалис - Аделаидой Ефимовной Ефрон (1900-1969), которая ему понравилась с первого взгляда. Он взял ее штурмом, забыв в ту минуту про Мочалову, он перелез через забор, сначала долбил в ее дверь, потом попросил открыть окно и влез к ней по водосточной трубе. "Пленив сердце Адалис, он просидел у ее ног всю ночь в изысканных разговорах."
На следующий день, 3-го июля, Гумилёв, как обещал, пришел к Ольге Мочаловой, а затем "притащил" (уговорил прийти) ее к себе в вагон на путях Ленинградского вокзала, они выпили вина, Гумилев ей рассказал, что провел предыдущую ночь с Азалис, но нашел в ней только человека, а не романтическую женщину, в рассказе свел все к тому, что с Азалис они только разговаривали по душам и более ничего. Мочалова не скрывает в воспоминаниях, что между ней и Гумилевым случилась близость. После ОН проводил Ольгу только до паровоза своего поезда и сказал: «Если бы я мог найти здесь пещеру с драгоценными камнями — все было бы для Вас». До дома он Мочалову провожать не стал, да она и не хотела, смущенная убежав по путям в ночь.
4 июля Гумилев провел в Детском театре (ныне здание театра Оперетты на Маяковке), где обсуждалась постановка пьесы "Дерево превращений", но на самом деле Гумилев хотел обсудить постановку не этой, а своих пьес либо "Том Сойер", либо "Царевна Лебедь". Хотя театра Гумилев не любил, равно так же как и музыку, считая музыку "бряцаньем клавиш".
5 июля Гумилев выступал в доме Герцена. Накануне встретившись с Ольгой Мочаловой. Они долго гуляли по Москве, сидели на ступенях Храма Христа Спасителя, были у Союза поэтов - здесь она в шутку сказала ему, что не любит его: "Не люблю!". "Что вы со мной делаете!", - отшутился он, театрально заломив руки. После выступления в доме Герцена Гумилёв, Ольга Мочалова и выступавший на собрании Николай Бруни отправились на Воздвиженку к заранее пригласившему их Борису Пронину - основателю кафе "Бродячая Собака". В этот вечер у Пронина собралось множество народа, стульев не хватало, вокруг самовара сидели Гумилёв, Мочалова, Бруни, Пронин. Позднее пришли Федор Сологуб с Ан. Н. Чеботаревской. И до утра, вкруговую, читали стихи, запивая их чаем и "какой-то терпкой кислятиной" - вином. Мочалова делала вид, что охладела к поэту, отбилась из объятий Гумилева и отправилась ночевать на Знаменку, он назвал ее "Амазонкой", но не пошел за ней (причиной была другая женщина, более доступная, но имени ее не сохранилось) и договорился заехать за Ольгой на другой день в 12 часов. И...никогда уже к Ольге не приехал. Она подозревала, что он переключился на какую-то из девиц, которая пыталась обратить на себя его внимание. Это была их последняя встреча с Мочаловой.
На самом деле Гумилев получил записку от ученицы Ольги Зиф, которая обещала сводить его к другой студийке Одоевцевой. Ольга Максимовна Зиф (1904-1963) была поэтессой, студийкой Гумилёва, участницей организованного им поэтического кружка «Звучащая раковина». Скорее всего, именно Ольга Зиф сообщила Гумилёву адрес Ирины Одоевцевой, и Гумилёв решил сделать сюрприз Одоевцевой, изменив планы встретиться с Ольгой Мочаловой... С утра поэт отправился к Одоевцевой. Настоящее имя красавицы-блондинки поэтессы и прозаика Одоевцевой - Ираида Густавовна Гейнике - латышка по происхождению, родилась в Риге и даже до 1990 сохранила там дом. Забегая вперед, следует сказать, что она на 9 лет моложе Гумилева, а умерла в возрасте 95 лет, в 1990 в Ленинграде, пережив поэта почти на 70 лет. После казни Гумилева, она вышла замуж за их общего друга Георгия Иванова в 1921 ( по другим сведениям в 1931). Эмигрировала. Почти всю жизнь провела в Париже. Одоевцева говорила об эмигрантских писателях: «Более, чем хлеба, им не хватало любви читателя, и они задыхались в вольном воздухе чужих стран».
Одоевцева была любимой ученицей Гумилева. Он уважал ее нежелание подражать кому-либо, Ирина Одоевцева всегда оставалась собой. Хотя о вышедшей тогда книге стихов Ирины Одоевцовой «Двор чудес» Гумилев говорил: "приятно и развлекательно, как щелканье орешков..."
И все-таки, наверное, больше, чем стихи Одоевцевой, Гумилев ценил ее общество, ее «всегда готовые меня слушать уши». Он рассказывал ей о своем детстве, о путешествиях в Африку, о войне, о сложных взаимоотношениях с Анной Ахматовой — обо всем. А она восторженно слушала и запоминала каждое слово. У них было общее чувство юмора, позволявшее вместе шутить и дурачиться.
Но их отношения, очень доверительные, так и не переросли в настоящую дружбу: он оставался метром, она - восхищенной ученицей. И тем более нет оснований говорить о любви. Гумилев познакомил ее с будущим мужем Георгием Ивановым, который развелся из-за Ирины с женой. Пожзе в эмиграции она похоронит трех мужей, прежде чем вернуться в СССР в 1987.
Итак... 5-го июля 1921 Гумилев отправился к Ирине Одоевцевой, которая уже месяц гостила у брата в Москве, на Басманной улице. Соседка сообщила Ирине, что ее спрашивает какой-то гражданин. Одоевцева бросила карандаш и опрометью побежала в прихожую. У окна стоял Гумилёв, загорелый, помолодевший, улыбающийся, в белой парусиновой шляпе, лихо сдвинутой набок. Он соврал, что приехал только утром и сразу к ней - к Ирине, сказал, что вечером будет выступать во Дворце Искусств, а потом "дает пир на весь мир", а уезжает завтра. Дал понять, что у нее последний шанс провести с ним вечер. В тот вечер Гумилёв выступал не в большом зале, а в каком-то маленьком длинном помещении этого Дворца, заставленном рядами стульев. Даже эстрады не было. Гумилёв сидел за столиком на расстоянии аршина от первого ряда. Но вечер не удался, народу было мало, московская публика не понимала и не слушала поэта, сосед Одоевцевой - Сергей Бобров все время криво усмехался, питерцев не понимали в Москве. Затем все отправились "кутить" опять к Пронину, но на этот раз Гумилев уже с Одоевцевой, напроч забыв про Ольгу Мочалову. После вечера их отношения не сложились, и Гумилев подвез Одоевцеву до дома, и они расстались, договорившись встретиться в Питере, у него были грандиозные планы. Однако они не встретились.
В Питере Николая Степановича арестовали. И 27 августа 1921 года Николай Степанович Гумилев был расстрелян в Ленинграде. Николая Гумилева расстреляли в 35 лет где-то под Питером, место до сих пор устанавливается. На расстреле он вел себя очень достойно, как настоящий герой, держался мужественно, гордо и прямо, с презрением к палачам, спокойно выкурил сигарету и не сморгнул, когда в него целились. "Шикарная смерть", - сказал один из руководителей расстрелом.
Мне представляется, слова из стихотворения "Прощание" как нельзя лучше иллюстрирует его мысли перед расстрелом, наверняка он не думал о том, что с ним сейчас произойдет, а думал только о единственной по настоящему любимой женщине,"о даме, той, чьи взоры непреклонны", об этой "самофракийской победе" с простертыми руками, которая всю жизнь была его музой и ангелом-хранителем, но...разлюбила и ушла от него - об Анне Ахматовой. И еще, поэту всегда важно, будут ли его помнить после смерти и сколь долго, будет ли его помнить та единственная и неповторимая, любимая..., а все остальное неважно, ведь в конце концов все рано или поздно уходят из жизни. Гумилев это понимал как никто другой и ушел достойно, чтоб за него никому не было потом стыдно, ни его детям, ни его женщинам, ни его друзьям, ни почитателям его таланта.
Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце бережешь другому.
Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы.
В часы последнего усилья,
Когда и ангелы заплещут,
Твои сияющие крылья
Передо мной не затрепещут.
На встречу радостной победе
Мое ликующее знамя
Ты не поднимешь в реве меди
Своими нежными руками.
И ты меня забудешь скоро,
И я не стану думать, вольный,
О милой девочке, с которой
Мне было нестерпимо больно.
Алена Ли (С)
