Ася Кревец
Во второй половине 19 века зарождается такое значительное культурное явление как философия русского космизма, которая получает мощное развитие в веке 20-ом. Среди ярчайших ее представителей А.В. Сухово-Кобылин (известный также как писатель), Н.Ф. Федоров (работник Румянцевского музея), К.Э. Циолковский (известный каждому как изобретатель ракеты), В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский (также знаменитые ученые-естествоиспытатели), П.А. Флоренский, Вл. Соловьев (идейно очень близкие исканиям космистов), а также многие другие.
Хотелось бы осветить философию космизма в контексте проблемы мифа и мифосознания, которая имела громадное значение для человечества с древнейших времен и продолжает быть актуальной по сей день.
Двадцатый век в целом характеризуется бурной волной подъема мифосознания. По словам Е.М. Мелетинского, крупнейшего мифолога, в ходе развития истории утрата архаического мировосприятия чередовалось с последующим возвратом к архаике мифа. Следует отметить, что таким возвратом является, кстати, психология масс, массовая культура, в которой теряется индивидуальность. Однако возврат к мифу не стоит воспринимать лишь как регресс, ведь подобное явление, регулярно имеющее место в истории, может стать, например, причиной образно-эмоционального отношения к бытию, стремления обрести утраченное единство с миром, как это было в эпоху Романтизма…
Итак, для начала хотелось бы ответить на вопрос о связи с мифом направления русского космизма.
Прежде всего космизм проникнут пафосом единения, так называемого «монизма» (по-другому - единства), это философия, в которой утверждается стремление людей «выйти за пределы собственной личности, ощутить себя органической частью мира» (В.И. Алексеева), «Всеединство человека, Человечества и Вселенной» (О.Д. Куракина). Подобное всеединство – это один из ее основополагающих принципов, который формулировали многие космисты.
«Все непрерывно и все едино. Материя едина, также ее отзывчивость и чувствительность», - писал Циолковский, считавший, что все мироздание состоит из атомов, наделенных способностью чувствовать. Константин Эдуардович также, цитируя его слова, назвал себя «панпсихистом, признающим чувствительность всей Вселенной». Он же писал об отсутствии границ между живы и костным. «Человек неразрывно связан в одно целое с жизнью всех живых существ, существующих или когда-либо существовавших», «нельзя безнаказанно идти против принципа единства всех людей как закона природы», - говорил Вернадский, указывая, например, на тесную близость различных существ в связи с их происхождением, а также питанием и дыханием. Еще один представитель научного космизма, Чижевский писал следующее: «Теперь мы можем сказать, что в науках о природе идея о единстве и связанности всех явлений в мире и чувство мира как неделимого целого никогда не достигали той ясности глубины, какой они мало-помалу достигают в наши дни». И далее: «А между тем всегда, от начала веков, как в бурные, так и в мирные эпохи своего существования, живое связано со всей окружающей природой миллионами невидимых, неуловимых связей – оно связано с атомами природы всеми атомами своего существа. Каждый атом живой материи находится в постоянном непрерывном соотношении с колебаниями атомов окружающей среды – природы; каждый атом живого резонирует на соответствующие колебания атомов природы». Здесь же приведем слова еще двух ученых-философов, принадлежащих к научному космизму, Николая Холодного («Человек находится не над природой, а внутри природы. Он органически связан с природой всем своим сложным существом и действует на нее не извне, а изнутри») и Алексея Манеева, писавшего о «возможной дистанционной связи биосистем на уровне подсознания и даже сознания».
Вдохновляясь, как и многие русские космисты, идеями христианства Сухово-Кобылин не раз цитировал фразу священного писания: «И будет едино стадо и един пастырь» (Иоанн, 10, 16). Николай Федоров также придает большое значение программной заповеди Евангелия: «Да будут все едино, как ты, Отче, во мне, и Я, в Тебе». Говорящим является и название его знаменитого труда «Философия общего дела», где он проповедует активное, деятельное христианство, о чем будет сказано в дальнейшем. Само за себя говорит название обширного текста Федорова, писавшего не только о близости со всеми ныне живущими, но и с предками (отцами): «Вопрос о братстве или родстве, о причинах небратского, неродственного, т.е. немирного состояния мира и о средствах к восстановлению родства». «Философия общего дела» стала как бы ориентиром философской мысли Муравьева, Горского, Сетницкого.
Поистине поэтическое высказывание принадлежит Владимиру Соловьеву»: «Тот же самый образ всеединства, который всемирный художник крупными и простыми чертами набросал на звездном небе или в многоцветной радуге, - его же он подробно и тонко разрисовывает в растительных и животных телах». Он же пишет об «идеальном всеединстве» «посредством света и других сродных явлений (электричество, магнетизм, теплота)» как о некой «всеединой идее», которой «держится наш действительный мир». Сергей Булгаков не менее одухотворенным языком говорит о том, что «мир удален от Софии не по сущности, а по состоянию. Хотя законом жизни является борьба и дисгармония, но и в этом своем состоянии он сохраняет свою связность, в нем просвечивают лучи софийные, отблески нездешнего света». Ему по-своему вторит Николай Бердяев: «Человек-микрокосм ответственен за весь строй природы, и то, что в нем совершается, отпечатлевается на всей природе».
Что касается первобытного человека, чье сознание было еще мифологическим, то, как известно, оно обладало необыкновенной цельностью и целостностью. Подобно маленькому ребенку, древний человек еще не успел отделить себя от мира, воспринимал себя его неразрывной частью. Если говорить точнее, им еще не ставился вопрос о части и целом, он просто не умел дифференцировать подобные вещи. В те времена еще не было границ, взгляду была присуща «сплошность», в которой «мир предстает в неразделенности и нерасчлененности», согласно высказываниям современных ученых. Впрочем, на нечто подобное указывали еще Вико в эпоху Просвещения, Потебня в 19 веке, Мелетинский в 20-ом. Невозможно также говорить о том, что природа или другой человек воспринимались как некий объект, на который направлено действие. Субъект (деятель) и объект (на кого действие направлено) когда-то вообще не разграничивались.
В начале 20-го века Юнг говорил о мифе как форме проявления коллективного бессознательного, о котором он писал как о «безграничной шири, неслыханно неопределенной, где нет внутреннего и внешнего, верха и низа, здесь и там, моего и твоего, нет добра и зла», как о «царстве sympaticus, души всего живого, где «Я» нераздельно есть и то, и это, где «Я» переживаю другого во мне, а другой переживает меня в себе». Примерно в то же время французский ученый Леви-Брюль вводит термин «партиципации» и пишет о законе партиципации (сопричастия) как об определяющем в сознании древнего человека. Согласно этому закону, первобытные люди ощущали теснейшую, мистическую связь и даже тождество себя с окружающим миром. Ученый пишет о невероятном «ощущении симбиоза (общей жизни)», которое было присуще древним людям, чье мышление качественным образом отличалось от нашего, можно сказать, имело несколько иную природу.
Отсюда многие мифы древних, в которых человек не царствует над всем, а лишь находит место в общем космическом целом, причем космос нередко предстает единым телом (например, великана или божества), мировым древом (таким как ясень или дуб), яйцом (из половинок которого появляются земля и небо или из которого рождается бог-творец), одним словом, чем-то необыкновенно цельным.
Здесь кстати упомянуть теорию Николая Холодного. Он в качестве первых трех стадий развития мировоззрения человека называет разные формы антропоцентризма, согласно которому в центре мира человек, а в качестве четвертой – антропокосмизм, согласно которому человек полностью утрачивает подобную роль, становится равноправным членом природного сообщества, частью мировой гармонии. Нечто подобное, по его словам, переживал и первобытный человек, но его мироощущение было в этом смысле гораздо более ограниченным. Таким образом, намечается мысль о некотором возврате к прошлому (когда тенденции антропоцентризма были еще не столь выражены). Это возврат уже на новом уровне.
Рассмотрев на первых порах в самом общем виде идею цельности мироздания как ключевую для космистов и как важнейший принцип мировосприятия древнего человека, можно прийти к выводу о том, что некое неосознанное в древности ощущение, с которым человек появился на этой планете, которое было в крови как природная данность и которое далее преодолевалось и трансформировалось в ходе эволюции, пришло (и надо сказать, приходило в различных формах не раз на протяжении истории) в виде осознанной и разработанной идеи философии русского космизма. Все словно возвращается на круги своя. Двигаясь навстречу будущему, философы-космисты точно стремились взять то неизбежное и, возможно, ценное, что завещала им эпоха древности.
Продолжение:
