Да, он такой — искренний, открытый. А еще — напористый. И невозможного для него — нет! Шесть побед из шести возможных в групповом этапе Лиги чемпионов — пожалуйста! Но и шесть поражений там же — милости просим. То есть по отдельности эти показатели достижимы, прецеденты имеются. Но вот чтобы так сразу, и то и другое вместе, чтобы один коллектив непринужденно метнуло от минус- до плюс бесконечности и обратно — только «Спартак»! Всё мы можем. Всё по силам, безусловно. Вести в пять (!) шайб и за оставшийся период чуть не упустить победу, как уже было доложено выше. Проигрывая цска, заработать удаление вратаря и потом выиграть — это к нам. Но и уступить им же, ведя в счете и оставшись в численном большинстве, — нет вопросов. Для нас любой счет — скользкий! Если «Спартак» не может выиграть, то он никогда не сыграет вничью — он обязательно проиграет. И опаснее быстрого гола в свои ворота — только быстрый гол в чужие. Тут уж сразу можно готовиться к худшему.
А еще этот характер — доверчивый, что ли… как у меня. Ну я же с рождения — спартаковец. Так что ничего удивительного. Сражались мы тогда за клетчатой доской с юношей по имени Марик Голдовский. Марик этот по меркам нашего кружка был звезда, имел уже целый третий разряд и даже «шел» на второй, я же только-только выполнил норму пятого (которого на самом деле не было. Это для русских детей, чтоб особо не расстраивались по поводу своих данных. — Прим. ред.). Тем не менее в самом дебюте удалось подхватить Марика на простейшей ловушке, выиграв у него по диагонали ладью с пешкой в обмен на всего лишь слона. «Качество», выражаясь шахматным языком, и пресловутый «быстрый гол» — футбольным. И все оставшееся время, кое-как насытив центр, я посвятил мужественным попыткам удержать это шаткое преимущество в один мяч.
А время потихоньку таяло. Все остальные партии уже были сыграны, ребята разошлись, Юрий Аронович аккуратно заносил результаты в висевшую на стене таблицу, и поминутно в полуоткрытую дверь кружка заглядывала встревоженная мама Марика, всегда лично и пристально наблюдавшая за успехами сына. Концовка, по всему, выходила валидольная, Марик мало-помалу отыграл упущенный со старта материал и теперь так, судя по всему, стоял «лучше», хотя до матового кольца еще было далеко. Я в ужасе вжался в стульчик, не зная, что и предпринять и какой стратегии придержаться.
Неожиданно третьеразрядник Голдовский откашлялся, поднялся с места, приветливо улыбнулся и, протягивая мне руку, торжественно провозгласил:
— Предлагаю ничью!
Я оторопел. То есть обидно, конечно, соглашаться, после того как победа была делом техники — но, если рассудить здраво, скоро и этого пол-очка можно запросто лишиться… и тем более что пятым разрядом против третьего «вовничью» — это, друзья, по-любому зачет и даже рейтинг! И, опасаясь, как бы Марик этот не передумал, я поспешно пожал его руку. Мы, как взрослые, расчеркнулись друг у друга в блокнотиках с записью партии, и невероятно гулкий вздох облегчения испустила за дверью мадам Голдовская…
Тут к нам приблизился наставник и, быстро оценив положение как на доске, так и рядом с ней, повторно, как и в день нашего трепетного знакомства, выкатил глаза. После чего, презрев даже национальную солидарность и родовые обычаи, с невероятной укоризной в голосе обратился к соплеменнику:
— Голдовский! Ну как тебе не стыдно?! У тебя же секунд десять времени осталось, флажок висит, а позиция почти равная, тут даже если на «присуждение» отдавать — никто тебе победу не поставил бы вот так сразу… И ты предлагаешь ничью!
Я обомлел вторично и обвалился куда-то внутрь себя. На часы-то, на часы-то я забыл совсем посмотреть, поддавшись природному обаянию этого змея! Ведь и правда — он весь свой час положенный просопел, секунд десять до «контроля», ну, пятнадцать, просто ходи хоть как, туда-сюда, и все — «белые просрочили время»… Как же я так, а? Мог ведь и целое очко с «выезда» черными привезти…
— Миша, ну а ты тоже… — Юрий Аронович повернулся ко мне. — Ну… как-то похитрее, что ли, надо быть! Видишь же, что времени нет у соперника, — ну так потяни, обозначь. (Встань у углового флажка и стой, закрой мяч корпусом… а не лезь на «обострение». — Прим. ред.) Эх, подошел бы я минуту назад, я бы подсказал, обратил внимание… А теперь вы уже закончили и расписались…
Довольный Марик меж тем, явно без тени раскаяния на челе, скрылся за широкой маминой юбкой. Нет, ну а что я мог ему сказать? Только если повторить вслед за великим спартаковцем Игорем Нетто: «Гола не было»?..
Дальше было еще хуже. С конца января мы на уроках труда принялись готовить мамам подарки на Восьмое марта. Что характерно — изготовить что-нибудь папам на двадцать третье февраля предложено не было. Конечно, в чем-то отдает харрасментом и дискриминацией по гендерному признаку. Но с другой стороны, если вдуматься — к третьему-то классу у кого-то уже никакого папы и нет. Да, такова жизнь. Или есть, но приходящий, а на постоянной основе — «дядя». А то и «дяди» нету. Или же, наоборот, как у Василия Нешишкина из параллельного «Б» — сразу много, и каждый норовит применить суровые, сугубо отцовские такие методы воспитания… В общем, было принято решение готовить подарки сразу мамам. Ольга Дмитриевна принесла нам специальный каталог по рукоделию мягких игрушек, мы изучили его, и каждый выбрал себе в соответствии с приобретенным к десяти годам художественным вкусом и стереотипом.
Спартаковец выбрал лягушонка. Будь это в наше время, конечно, я выбрал бы свинью, подходящий симпатичный вариант имелся. Но в те далекие дни слово это в применении к «Спартаку» считалось еще безусловно ругательным. И высшим шиком и проявлением ратной доблести со стороны оппонентов было под покровом темноты перерисовать наш исконный ромбик в поросячий пятачок. Или надписать наискосок — мя<C>о. Ну, надо же было этим странным людям хоть как-то и иногда напоминать о своем существовании. Мы не в обиде.
И работа закипела. Мордочку пучеглазого земноводного я воплотил довольно быстро, постаравшись придать ей светлые черты своего недавнего обидчика Голдовского. Это оказалось не сложно. А вот дальше и ниже по корпусу — застопорилось. Все дело было в том, что отец, такой рукомесленный во всех прочих технических сферах, совершил очевидный «кикс» в сугубо женской области кройки и шиться. В результате чего выдал мне попросту кусок старой хлопчатобумажной простыни. Материала, как вы понимаете, надежного — но для конструирования мелких деталей типа лапок и хвостов абсолютно неподходящего. Раз пятнадцать, а может, и все двадцать я старательно выкраивал ножки и ручки с перепонками — и всякий раз конечности самым бессовестным и беспощадным образом «сыпались» у меня буквально по ниточке.
Я погрузился в отчаянье. Никогда, ни раньше, ни позже, зима не проходила так быстро. За окном уже звенела первая капель, вечером в «Прогнозе погоды» сулили «днем до плюс одного!», и другие мальчики и девочки уже громоздили на партах целые мягкие многофигурные композиции. Уроков труда я ждал теперь с большим ужасом, нежели ненавистной «пеши». Но вынесенный в заглавие характер уже не позволял, фигурально выражаясь, «дать по тапкам», и я вырезал и пытался сшить лапки снова и снова. Несся вперед, как всадник без головы. Вернее — именно что с одной-единственной головой.
Безмерно осложнял ситуацию еще и факт того, что как будто бы что-то случилось после Нового года с нашей голубушкой Ольгой Дмитриевной. Голубушка сделалась нервной и раздражительной и даже стала повышать на нас голос по поводу и без. Может, сказались уже и полгода на ниве народного образования, а может, и какие иные события. Может, и Полина Алексеевна прежняя — изначально-то ласковая была? Мне бы подойти, доложить, так и так, может, и какого иного зверя для изготовления попросить — да не хотелось лишний раз гневить педагога. Мало ли что… сам же выбирал, в конце-то концов.
Наступил последний перед праздниками урок. Своеобразный овертайм и дополнительное время, когда, сняв вратаря и выставив «шестого полевого», еще можно как-то спастись. Но спасения не было. Я в очередной раз закроил лапу, попутно размышляя, как лучше поступить: сперва разрыдаться в бессилии или сразу заколоться этой чертовой иголкой? И тогда пристально наблюдавший за моими муками Олег Юрьевич вдруг сказал:
— Ну чего ты маешься? На вот, я тебе тряпку принес, мать дала… Я ей-то не сказал, зачем, так типа, просто что для труда… без восьмое марта. Сошьешь слона, как у меня, и ладно. Не идти же совсем без подарка…
Я посмотрел. Слон в исполнении Олег Юрьевича не особо порадовал бы взыскательных зрителей. Ну, понятное дело — пошив слонов не есть умение «первой руки» для будущего «дальнобоя», это же не кабину завалить или дизель запустить на морозе. Разве что чехол модный на сиденье себе пошить, вот единственный вариант. А вот материал был отличный, тянущийся такой, типа «стретч», сшивать удобно, и с одной стороны такой блестящий.
— Давай, — сказал я. — Спасибо.
— Ага, ну чего там, да ладно… на вот, выкройка эта…
Нет, я допускаю, что все предыдущие действия теоретически мог совершить и болельщик иного клуба. Пусть и очень редкий, исключительно продвинутый и благородный — но мог. Ладно. Но вот следующий, без сомнения, Поступок — только спартаковец. Только он.
Только истинный красно-белый мог стремительно вырезать две ОДИНАКОВЫЕ половинки слона. Не особо симметричные, стало быть. Ну то есть после состыковки с левого боку слон был бы красивый, блестящий, а с правого — понуро-изнаночный. Ну или наоборот, что в данном случае уже неважно. На большое скромного кусочка тряпки, естественно, не хватало, только на хобот и живот.
— М-да, — только и выговорил Олег Юрьевич, от неожиданности и сочувствия заикнувшийся даже больше обычного. — Ппп-п-поторопился т-тты, кк-кажется…
«Поторопился», да. Но делать было нечего, уже звенел звонок, и я понуро поплелся к Ольге Дмитриевне: так, мол, и так… слон… Та, вздохнув, поглядела на художество — и взяла в руки нитку с иглой.
Нет, ну, кстати, ничего в итоге получилось. Не сильно хуже остальных. Даже в чем-то интригующе. Ведь главное — это продемонстрировать характер и несгибаемую волю к Победе. И игру. А результат придет.
А с голубушкой Ольгой Дмитриевной все разъяснилось к маю, когда заметно уже округлился животик под третьим номером. А может, уже и четвертым. А к нашему из начальной школы «выпускному» — и фамилией другой начала нам в дневниках расписываться. Была, значит, Колосова — а сделалась отныне Клубникина. Ну, все понятно: натворили, значит, делов-то с гражданином Клубникиным под Новый год, оливье да «Голубой огонек»… а в загс, небось, указанный гражданин не спешил, нервы, значит, голубушке потрепал. Тут до наших ли слонов с лягушатами, понятное дело.
Но хорошо, что все в конце концов счастливо образовалось. На самые сложные вопросы всегда есть довольно простые ответы. Что в жизни, что в футболе. Нужно лишь постараться добраться до них.
Поэтому главное — это Характер.
