Творчество Павла Челищева было мне знакомо по единственной его картине, висящей в Третьяковке на Крымском валу в одном из залов, относящихся к 1920-1930-ым годам. Редкий случай, когда полотно производит настолько незабываемое впечатление. Его «Феномена» - целый парад уродцев, престранным образом скомпонованных на внушительного размера холсте - что-то вроде Иеронима Босха, но по-новому.
Мне ещё тогда подумалось, какой необычный художник, наверняка ему не сладко пришлось в прямолинейные соцреалистические годы. Просто подумалось, без всякой связи с его биографией, совершенно мне неизвестной.
Теперь оказывается, что он в своё время благополучно уехал за границу и сделал, в принципе, неплохую карьеру, в том числе в качестве театрального художника, - а его картины, например, есть в собрании нью-йоркского Музея современного искусства, и в немалом количестве.
Позже мне удалось попасть на полноценную его выставку (кажется, первую в России), и стало понятно, что поначалу Челищев был кем-то вроде символиста от живописи (символиста в духе русской поэзии символизма) - довольно мрачным и размыто-туманным. Любопытно, что в некоторых ранних вещах кроме красок он использовал песок, что придаёт им ощутимую рельефность и древность разрушенных временем строений.
Но постепенно его таинственность приобрела другой характер - практически сюрреалистический. На выставке было не так много картин, относящихся к этому (зрелому) периоду творчества художника, но они стоят того, чтобы их увидеть. Особенно это касается двух вещей: портрета Чарльза Генри Форда и «Феникса».
Портрет Форда (не автомагната, конечно, а его тёзки - поэта) поражает свечением, излучаемым всем полотном. Молодой человек стоит лицом к нам, вокруг него летают цветы мака, а прямо за его спиной жёлтый сгусток из пшеничных колосьев - материальное подобие нимба, только намного ярче и весомее, чем это бывает на иконах. Выглядит одновременно тревожно и торжественно, и очень гипнотично.
В отличие от этого портрета, в «Фениксе» уже нет практически ничего реального, это чистый вымыслел, эфимерное переплетение трудноуловимых образов - здесь и крона дерева, и лицо человека, и птица-феникс, и огненный вихрь. Совершенно невероятная, жутко-прекрасная картина, из тех, которые хочется не разгадывать, а разглядывать без конца, блуждая в хитросплетениях то ли ветвей, то ли языков пламени, то ли черт лица, в которых почему-то узнаёшь - что самое странное - самого себя.
