Продолжение истории жизни самой продаваемой русской художницы Натальи Гончаровой. Предыдущая часть ЗДЕСЬ
В начале 20-х годов рядом с Натальей все чаще появляется «милый Оря» – русский эмигрант, адвокат, меньшевик Орест Розенфельд, на десять лет ее моложе.
Орест организовал летний отдых на море, ведет переписку, финансы, переговоры с заказчиками. Он стал официальным секретарем Гончаровой, переехал в их квартиру. У Ларионова тоже роман – с искусствоведом Александрой Клавдиевной Томилиной, Шурочкой, дочкой московского купца, сбежавшего от большевиков. Шурочка моложе Михаила на двадцать лет, работает в одной из парижских библиотек. Она стала его натурщицей и секретарем, сняла квартиру в том же доме, этажом ниже. Теперь семья состоит из четырех человек: художники и не думают расставаться. Гончарову Шурочка обожает, вяжет для нее кофточки, штопает ее чулки... Утром Ларионов идет к Шурочке: она позирует, обрабатывает рукописи и почту, делает переводы, стирает одежду. Она прекрасно готовит, и Михаил у нее обедает. Но на ночь всегда поднимается к себе и вообще проводит с Натальей много времени.
Они уезжают отдыхать вместе, оставляя любовников в Париже. А если расстаются, пишут друг другу почти ежедневно и передают приветы Шурочке и Оре.
«Как жаль, что ты не со мной. Я так люблю быть с тобой. Несмотря на мой скверный характер, я так тебя люблю, мой дорогой Соловей!» – пишет Ларионов.
«Муравей… я очень хорошо знаю, что я – твое произведение, и что без тебя ничего бы не было», – вторит ему Наталья.
Парижская богема не удивляется: там видали и не такое...
В 1929 году умер Дягилев. Заказы не иссякли: Гончарова работает с театрами Европы и Америки, расписывает великолепные театральные ширмы в испанском стиле, делает иллюстрации к русским сказкам для немецких издательств. Но после смерти Дягилева они морально осиротели. Ларионов мечтал создать театральную антрепризу, стать вторым Дягилевым. Но времена изменились, мир шел ко Второй мировой, к тому же оба начали болеть…
Пока есть силы, Наталья рисует. Ее стиль смешал все: экспрессионизм и русский примитив на знаменитом полотне «Завтрак», кубизм и ар-деко – в серии испанских работ. Испанки там неземной красоты, почти феи. «Это же не портреты, это соборы!» – воскликнул критик. Цветаева согласилась:
«Все от собора: и створчатость, и вертикальность, и каменность, и кружевность. Гончаровские испанки – именно соборы под кружевом… Первое чувство – не согнешь. Кружевные цитадели».
Ее картины называли неоклассикой, «песнопениями», «иконными вещами»...
Началась война, стало опасно жить без гражданства, и художники приняли французское подданство. Но из оккупированного немцами Парижа уехать не удалось. Пошли облавы, Ореста арестовали и как еврея отправили в концлагерь. Гончарова написала властям: Орест – не еврей, ведь до революции в Астрахани его отец занимал должность, запрещенную для евреев. Странно, но немцы отпустили его. Неприспособленные к быту художники наверняка бы умерли от голода и холода в это тяжелое время. Но добрый ангел Шурочка на всех добывала еду, готовила, стирала, убирала. И спасла свою «семью»…
Окончание скоро, подпишись на наш канал! Начало ЗДЕСЬ.
Алла Горбач (с) "Лилит" Источник иллюстраций: rusmir.media
