1222 год. Зима. Отколовшиеся от Джалаль ад Дина войска группируются в Нанграхаре (Джалалабад). Потеряв Султана они теряют себя и впадают в пороки. Ум заменяет вино, разговор поножовщина.
Монголам остается поставить точку
Продолжение. Предыдущая часть и родина-мать, чавкают ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Кому навязывают долги, тот отлынивает от обязанностей
Мужчины не оборачивались. Разрыв был окончателен и не предполагал возвращений. Воспоминания встречали яростью, предположения ударом в лицо. Колебались немногие. Все помнили - Султан выбрал кипчаков, вот с ними пускай и воюет. Но куда денешь надежду?
Ту особенно, которая не сбылась.
Люди ушли в Нанграхар. Наследственные земли добродетельного Азам-Малика, где коней встречали кормом, а человека провожали беседой. Провинция сияла цепью зеленых равнин, перетекавших одна в другую сквозь горловины ущелий. Всегда грело солнце, светились улыбки и зрел виноград. Доброму жилось хорошо, а мерзавцу плохо.
Случайных в Нанграхаре не было и соседей все знали. Жители сроднились до грани, когда обидеть его, тоже что себя до грани, но его больнее. Человеку разрешали всё - кроме скрытности, прощали всё - кроме лицемерия. Такими были люди, такой оставалась власть.
Предлагая товарищам кров, эмир Азам-Малик не колебался, презрев замечание о непостоянных людях вообще и кочевниках в частности:
Приглашая помни, кто бросил свой дом, тот и чужой не уважит.
Так и произошло.
Вкатившись на гурские пастбища, туркмены первым делом отъелись, а после начали пить. И драться. Человек отстаивает любую мерзость, если она кажется ему нашей.
Кони сорока тысяч вооруженных мужей выедали поля. Таджики (с гурцами!) и разноплеменные становища туркмен, включая держащихся особняком халаджей. Их вел эмир Нух-Джандар, пожилой человек, славный рассудительным нравом и смелыми сыновьями.
За одно - ли, другое или за настойчивость в перенимании оседлых (презренных!) привычек, но его крепко невзлюбил предводитель Саиф ад Дин Аграк и другие вожди туркменов. Для многих мусульман их ссора стала смертельной, и для всего их дела роковой.
Несколько месяцев, кочевники мыкались на полях, не заметив черты, превращающей гостеприимство радушное в натужное. Косые взгляды земледельцев и подражающих им (своих!) били в ощущение собственной бессмысленности. Самое больное, что в человеческом сердце бывает.
Разве удивительно, что (и тот) человек лучшим посчитал убить видящего, чем изменить видимое. Люди по-другому не гибнут, да и страны редко.
Оставайся голодным
Не тот враг - кем пугают, но кто это делает.
После того как блистательный Тюрок (Огуз!) взял Исфахан, в войске нашелся отставший. Промедлил человек не по злому умыслу или упрямству (что одно и то же), но из-за... женщины, а кого же еще.
Приходилась она ему женой или кем-то еще, но ей понадобилось родить и как всегда это случилось не вовремя. Роды прошли как-то (мужчин это не касается и они этого), но походный голод лишил молока. Дитя жадно сосало иссохшую грудь и на всю степь неразумно орало.
Его плач и её взгляд, заставил забыть о приказе. Вспомнив кем и зачем создан, мужчина отправился за едой.
Одобрив ослушника, в дар ему Небеса послали... шакала. С фазаном в зубах. Его хватило, чтобы накормить женщину, но не умилостивить вождя. Не желая и слушать о причинах (другого родит!), Огуз гневно бросил
Кал-ач!
Так на тюркском звучало - оставайся голодным.
Прилипнув к мальчику, прозвище стало именем, а он породил большое племя - халаджей и память, что ослушание ради жизни - оставляет род, а послушание ради смерти - не оставляет ничего. И никого.
Одним из потомков и был эмир Нух-Джандар, имевший под рукой шесть тысяч кибиток. Голодными, он и его люди оставаться не захотели, и оказавшись в Нанграхаре платили за гостеприимство трудом.
Плата не всегда требуемая, но всегда обязательная.
Давно уже склоняясь к полуоседлой жизни, народ крепко врос в пастбища, предлагая молоко и мясо в обмен на железо и хлеб. Таджики были не против, но другие туркмены восстали.
Деятельное стремление жить по-новому стало вызовом, посягающим на основы. Кочевник испокон веков жил интересами племени, интересами вождей. Ежедневная работа и свободный обмен рождали в нём свои интересы. Они требовали правил и их соблюдения, чего старая власть допустить не могла. Допустить не хотела.
Началось экзистенциальное столкновение. Когда войны ведутся не за земли и скарб, но за имя и смыслы. Вернее, чтобы ближний оставался безымянным, живя тем что скажут, а не о чем думает. Борьба, где отказывая ближнему в праве на существование, человек мнит себя Богом.
И где ему показывают, что он... человек.
Не в силах выносить преображения халаджей, туркменские вожди увели людей в Пешавар. Подальше от соблазнов, подальше от новшеств. Покоя это не принесло. Брат становился соседом, выбирая друзей и дороги сам. Горло от этого сжимало яростью, зубы сводило злостью.
Понимая, что дальше так жить невозможно, туркмены писали письма, одевая надменность нарядом почтительности. Послания сохранились дословно. Понять их несложно, достаточно прочесть:
Мы с тобой как отец с сыном. Я отец, а ты-сын.
Если хочешь мне угодить, не позволяй Нух-Джандару жить на твоей земле. Не позволяй ему здесь оставаться.
Писал Саиф ад Дин Аграк таджикскому князю.
Получали послания и сами виновники (халаджи) и если первые (письма) были витиевато длинны, приглашая к беседе про обычаи и истоки, то последние скатились в нечленораздельную ругань. Скачущая вязь на бумаге и нечленораздельные буквы кричали, что пальцы которые их выводят - трясутся, а люди которые пишут - пьяны.
До войны оставались часы.
Никогда мы не будем братьями
Правильно и по-моему - разные вещи, но все их по-своему путают
В Пешаваре новое безделье окончилось старым пьянством. Предавались ему отчаянно, заглушая головную боль и злую тоску, с каждой чарою становившихся еще больнее и еще злее.
Чтобы не случилось - не пей, человек. Будет хуже.
Больше других тонул (в запретном) вождь, Саиф ад Дин Аграк. Человек писавший дерзкие письма таджикам, не понимая что время таких писем (и таких вождей) прошло. Тем не менее, ему ответили и не просто.
Нужда в туркменах была, потому успокаивать сердца и вытирать... слезы, таджикский князь Азам-Малик прибыл лично.
Все помнили битву при Парване, показавшую насколько мощным бывает сплоченное мусульманское войско. Да, дело Султана пошло прахом, а его рати утонули в Инде. Но где споткнулся один, пройдут другие. Без повода туркменов старались не раздражать, да и с поводом тоже
Мусульманским армиям не подобает враждовать в такое время
Приветствовал огорченных Азам-Малик, сопровождаемый пятью десятками головорезов. Первым делом, ему предложили выпить.
Если ты нас конечно, уважаешь
Уважить пришлось, а зря.
Наложившись на тяжесть похмелья, вино помутило ум и связало волю. Наружу полезло всё. Зависть и ревность, злоба и страхи. Несколько часов кряду Саиф ад Дин Аграк делился наболевшим, перебирая обиды как молодая женщина и сдувая с них пыль, как женщина старая.
Нетерпимость к возможным изменениям чужой жизни, наложилась на нежелание ничего изменять в своей.
Распалившись (напившись) до края, Эмир вскочил в седло и понесся к противнику, оставив гостей-таджиков в становище.
В лагере халаджей, его встретили соответственно положению. Седовласый Нух-Джандар вышел с сыновьями, приветствуя Эмира как самого дорогого из них.
В ответ Аграк выхватил меч и попытался достать старика, не выказав почтения ни чужому крову, ни чужим сединам.
Онемевшие от вероломства воины бросились на обидчика и стащили с коня. Часом кряду Саиф ад Дина кромсали кинжалами и топтали ногами, пока на траве не осталось ничего кроме красных лохмотьев.
А по степи пошел слух.
Он быстро достиг туркменского лагеря, где было много вина и мало смысла. Виновными объявили таджиков и быстро с ними расправились, зарезав гостей. Чувствуя кинжал под ребром, Азам-Малик успел подумать, что приютивший бездомного рискует собственным домом. А без вопросов кому и зачем, добро не такое уж доброе.
Кровь пошла горлом и таджикский князь поменял миры.
Не удовольствовавшись расправой, туркмены помчались к халаджам, застигнутым врасплох. Нух-Джандара и (всех) его сыновей убили, а следом началась свалка, не прекращавшаяся несколько дней.
Стороны яростно сходились и расходились, поливая урожай костей струями крови. Едва они утомились прибыли гурцы. За смерть вождя они резали тех и других, без перерыва и жалости.
После пришли монголы.
Развеваемый прах
Пыль дышит собой, чтобы ею дышала следующая
НО! В одном и том же, гордецу - скорбь, а смиренному - радость.
Монголов в Пешавар привел старый знакомый (Козёл!) - Текечук, получивший небольшое войско и большую возможность исправиться. В этот раз прыткость сыграла добрую службу, а в войско набрали огромное число мусульман.
Чингисхан на это вынужденно согласился. Дел становилось всё больше, а монголов всё меньше. Согласие надолго очертило лицо евразийской войны. Власть - Чингизиды. Высшие командиры - монголы. Сотники и тысячники (частично) из способных союзников. Вооруженные массы - люд покоренных земель.
С этих (только этих) пор профессиональное войско монголов становится массовой армией, с его преимуществами и недостатками. В итоге численность съест и маневренность, и тактику, и стратегию.
Уже в Русской кампании проявятся проблемы с логистикой, растянутые коммуникации, необходимость дробить силы и слабость отдельных подразделений, поскольку разные народы - воюют по-разному.
НО! Ежегодно рожая, женщины восполняли всё.
Впрочем, вернемся к своим баранам (Козлам!)
Возле Кабула Текечук соединился с мусульманскими пехотинцами, которых привел наследственный владетель Кундуза Саид Ала ал Мульк .
Он понял, что монголы надолго, а единственный путь к спасению народа, пойти им на службу. В воинской терминологии монгольской империи, наемная пехота которую он привел, называлась cherig.
Первое время служба особых прав не давала, но позволяла жить, что уже немало. В конце-концов не жизнь вытекает из прав, но права из жизни.
Монголам союз давал неразрывную связь с почвой, без которой завоевание земли невозможно, сколько бы ты раз по ней не прошел. Властью становятся лишь тогда, когда среди завоеванных появляются влюбленная женщина и искренний друг.
Пехота Ала-Саида рассказывали о многом. Люди устали. От бесконечной грызни и склок гурцев, таджиков и всех видов туркменов. В чьем происхождении никто не разбирался, но всем приходилось.
Со своей стороны Ала-Саид и его люди кивали на монголов
За ними порядок. За ними власть.
И кто слышал - покорялись, принимая хоть что-то.
Больших боев не вышло. Истребляя друг друга, гурцы и туркмены перестарались, а их остатки просто перерезали. Как скотину и всякого, кто поднимает руку на брата.
Если вас отпевают одними словами, как же ты смеешь его убивать.
Очередные двадцать (тридцать) тысяч человек стали прахом. Кости лизал дождь и сосали щенки (шакалов). Наступала весна.
Если же кто-то укорял безрассудство громко, рассказчик Бегенч присовокуплял.
Все услышанное тобою о нем, и им о тебе слышится
И только потом начинал сказ, как погибал Газни
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
Общее начало ТУТ. Резервная площадка ЗДЕСЬ.
Поддержать проект:
Мобильный банк 7 903 383 28 31 (Сбер, Киви)
Яндекс деньги 410011870193415
Карта 2202 2036 5104 0489
