оглавление канала
Сказать, что это стало для меня неожиданностью, я не могу. Чего-то в этом духе я ожидала. Хотя, конечно, я думала… Не важно, что я думала. Просто, мне мой давний сон не давал покоя.
Если Федор хотел нас напугать, то у него это не очень получилось. Я покивала головой, мол, Хранитель ты, и мы все поняли. Поэтому я пошла по одесскому варианту, и, не ответив, задала ему свой вопрос.
- А Хранитель чего?
Старик сурово нахмурился. На лице было явное желание сказать мне что-то резкое. Я в долгу не осталась. Тоже насупилась, как мышь на крупу, и упрямо сжала губы. Мало ли кто и как назовется… Всем, видишь ли, Царь – Книгу подай! Ага, сейчас. Ни с того, ни с сего… Наверное, и вправду, мое лицо можно было читать, как открытую книгу. Потому что, взгляд Федора смягчился, складка между бровей расправилась. И он заговорил:
- Хорошо… Наверное, ты права. Доверять всякому встречному-поперечному не след. Но, я не всякий. Я – Хранитель. – И он неторопливо повел свой рассказ, удивительную историю, уходившую своими корнями глубоко в прошлое.
Мы сидели, затаив дыхание и открыв рты от изумления. Его повествование было настолько необычным, почти фантастичным, что если бы мы сейчас не сидели здесь, в этой пещере после всего случившегося, то я бы, наверное, посмеялась, сказав, что это все сказки. А я большая девочка и в сказки не верю. Время перестало иметь значение. И было неважно, день сейчас или ночь, и какое число на календаре, зима или лето. Все куда-то исчезло, и нас перенесло на много веков назад, как на странной машине времени.
Федор закончил свою повесть и с улыбкой посмотрел сначала на меня, а потом на Игоря.
- Ну, что, скажешь, историк…? Совпадают твои гипотезы с истинной картиной жизни?
Мой друг задумчиво смотрел на огонек лампы, стоящей на столе. Потом, медленно поднял взгляд на старика.
- Я не историк. Я строитель. Вот мои родители были историками, а я так… любитель. Но, я изучал тот период времени, о котором ты нам поведал. Дело в том, что, когда протопоп Аввакум возвращался после ссылки из Сибири в Москву, он проходил этими краями. Сохранилось очень мало исторических документов, рассказывающих об этом периоде великого бунтаря. Да еще, рукописи в найденном нами сундуке, немного затрагивают тот период. Но, все же, сведенья эти слишком скудны, чтобы можно было сделать какой-то окончательный и бесспорный вывод. – Он на мгновение замолчал, отведя взгляд. Глубокая складка залегла между его бровей, делая его чем-то неуловимо похожим на Федора. – То, что ты нам рассказал, это не просто удивительно. Это – потрясающе, грандиозно!! Это перевернет все наши привычные понимания того времени, а также, изменит и настоящее. Многие умные головы склонятся перед фактом существования всего этого… - Он обвел рукой маленькую пещерку. Потом, с коротким смешком добавил. – И многие ученые царьки и герои упадут со своих пьедесталов…
Федор прервал его на середине фразы.
- Возможно, так бы и случилось, если бы мир узнал об ЭТОМ. Но, так, как никто ничего не узнает, то революции от истории не произойдет. Это тайна, которую я и мои братья поклялись беречь ценой своих жизней. И клятву я сдержу. Я и так уже ее нарушил тем, что рассказал вам все. Но, я вижу, какие у вас пытливые глаза. Я могу читать в ваших сердцах. И поэтому я рассказал вам все это, понимая, что вы не успокоитесь, пока не докопаетесь до истины. А истина – она такая хрупкая. Если попадет не в те руки – не миновать беды. От грубых прикосновений жадных лапищ она рассыплется в пыль. Пыль развеет ветер, а мир станет хуже, и темнота совсем заполонит людские души. – Он запустил свою пятерню в бороду и в задумчивости начал ее теребить. – Что же мне с вами делать? – Мне показалось, что он начал рассуждать сам с собою вслух, как, видимо, привыкнув к такой беседе за долгие годы пребывания здесь под землей. – Отпустить? Тайна сия требует абсолютной секретности. Нельзя допустить, чтобы кто-то посторонний узнал о ней. Оставить вас здесь, бродить вечно, до конца дней ваших по этим ходам, пока вы не попадете в какую-нибудь ловушку? – Он замолчал, глубоко задумавшись.
Мы замерли, как зайцы под капустным листом, понимая, что в этот самый момент решается наша судьба. В пещере наступила тишина, нарушаемая только слабым журчанием родничка. Я не выдержала тягостного молчания, и задала вопрос.
- А как же заповедь «не убий»? Это ведь страшный грех, особенно, для верующего человека. – Мой голос звучал чуть хрипло, и показался мне самой каким-то жалким.
Так и тянуло со слезой в голосе проблеять: «Дяденька, отпустите, мы больше не будем…». Но, я себя сдержала, мое ехидство сейчас явно было не к месту. Но перспектива остаться навсегда под землей мне совсем не нравилась. Точнее сказать, она меня приводила в ужас. И я из последних сил сдерживала свои эмоции. Теплая рука Игоря крепко сжала мою руку, внося успокоение в мои мятущиеся мысли, которые, как перепуганные воробьи метались в моей голове.
Старик с усмешкой посмотрел на меня.
- Все братья освобождены от подобного греха. Потому что, сохранение сей тайны превыше грехов человеческих и самой жизни человеческой. От этого зависит будущее нашей земли и наших потомков. Но, я думаю, что вашем случае, можно сделать некоторое исключение, если… - Он опять замолчал на несколько мгновений. А потом закончил. – Я должен посоветоваться. Вопрос сложный. Вам придется остаться здесь на некоторое время. Я скоро уйду, но быстро вернусь. Не думаю, что это займет много времени. – Я подумала, интересно, что значит слово «быстро» в его понимании. Лет эдак через пяток, или чуть меньше? Он поднялся, глянул на нас с высоты своего роста, и чуть насмешливо проговорил. – Не вздумайте пытаться уйти отсюда самостоятельно. Вам это не удастся. Вы можете просто погибнуть, а мне бы этого не хотелось. – И он, взяв со стола лампу, неторопливо вышел из пещеры.
А мы остались сидеть за столом в полнейшей темноте. Игорь продолжал крепко держать меня за руку, а меня почему-то, это начало смущать.
