Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Вот, судари, и до апреля мы дотянули... А это значит, что жизнь продолжается, что скоро из питерских дворов исчезнут-таки сами собою страшные чёрные терриконы неубранного снега, и сменить затянувшееся неопределённое межсезонье явится, наконец, блистательный победительный и немного самоуверенный прелестник май, да...
Месяц назад, путешествуя с вами по марту 1822-го, я посетовал на скверное поведение всегдашних своих корреспондентов - загостившегося у брата в столице московского почт-директора Александра Булгакова, нежинского гимназиста Николая Гоголя-Яновского и ссыльного Александра Пушкина. Если с первыми - всё понятно, они и очно общаются до самого мая, то весеннее нежелание переписываться следующих-обоих-двух трактовать не могу никак, а потому - как и в марте - попытаюсь обойтись иными средствами, чтобы хотя бы скупыми мазками обозначить контуры апреля двухсотлетней давности. Хотя, кажется, Александр Сергеевич готовит нам таки какой-то апрельский сюрприз...
А раненько была Пасха 200 лет назад! И - представьте себе! - было ещё и... жарко! Об этом свидетельствует письмо из столицы Николай Михайловича Карамзина родственникам - супругам Вяземским (его жена приходилась князю Петру сводной сестрою) - в Москву от 5 апреля 1822 года.
"Любезнѣйшіе друзья! Христосъ воскресе! Мы спокойнѣе, но все еще ждемъ отъ васъ новаго извѣстія, чтобы совершенно успокоиться. Мы, слава Богу, здоровы. Праздникъ для насъ только христіанскій, а не свѣтскій. Я не видалъ и двора, а видѣлъ только Императрицъ на минуту. Пишу къ вамъ это письмо съ племянникомъ, Николаемъ Ѳедоровичемъ Карамзинымъ, выпущеннымъ изъ Пажескаго корпуса въ Екатеринославскій полкъ. Будьте къ нему милостивы. Въ разсужденіи денегъ вотъ мое распоряженіе: пришлите мнѣ до мая теперь 5000 р., а остальные 5000 р. оставьте у себя еще на шесть мѣсяцевъ, если хотите. И у насъ жарко: второй день лѣтній. Что же о сочиненіяхъ Василья Львовича? Прошу нѣжно поцѣловать его за меня. Каково разсужденіе Плетнева о Жуковскомъ и Батюшковѣ въ книгѣ Греча? Мы посмѣялись; но это и жалко. Батюшкова давно не вижу. О работѣ для него мы уже толковали; но едва ли экспериментъ удастся. Что есть человѣкъ, его же и проч.? Обнимаемъ васъ нѣжно всѣхъ. На вѣки вашъ Н. Карамзинъ"
Не станем, пожалуй, вникать в многочисленные нюансы этого послания: тут и тревога за что-то - возможно, очередная беременность княжны Веры Фёдоровны?.. и денежные расчёты (великодушная отсрочка на полгода), и salute Василью Львовичу Пушкину, и упоминанье о скорбной душевной болезни почти уже безнадёжного Батюшкова... А что за племянник? Осталось ли от него в Истории хоть что-то?
Кое-что!.. Больше известно о его отце, Фёдоре Михайловиче, родном брате Николая Михайловича. Мать его умерла родами, так что вышло, что никогда Фёдор её не знал. «В службу вступил в артиллерийский инженерный кадетский корпус в 1783 г. кадетом, фурьером – 21 апреля 1784 г., сержантом – 27 сентября 1785 г., выпущен с армии поручиком – 27 сентября 1787 г., отставным капитаном 3 Софиевского пехотного полка – 1790 г., по выбору дворянства в оном же Департаменте с 4 сентября 1793 г. В походах и сражениях участия не принимал. Под штрафами и подозрениями не бывал. 3 декабря 1790 г. за болезнями штаб-лекарским аттестатом, засвидетельствованным от воинской службы отставлен на его пропитание по достоинству с награждением капитанского чина (Указ Сената от 10 декабря 1790 г.). В 1795 г. служил в Верхнем земском суде I Департамента заседателем». Сей текст писан Фёдором Карамзиным собственноручно. Выйдя в отставку, он поселился в родовом оренбургском имении, где и появились на свет уже упомянутый дядей сын Николай и шесть (!!) его сестёр. Скончался в августе 1838 года в возрасте 70-ти лет. Достойная жизнь, хоть в сражениях и не участвовал. А что же с сыном Николаем Фёдоровичем? Скупые сетевые хроники сообщают, что, дескать, родился в 1803-м, в 1839-м в звании гвардии подпоручика (не пошла, значит, карьера) вышел в отставку, скончался "до 1870-го". Но остались воспоминания о семействе Карамзиных правнучки Фёдора Михайловича - Александры Эдуардовны Фридрихс, в которых сей Николай Фёдорович, вступивший после смерти отца в законные права владения родовым имением Преображение, обрисован весьма детально. Он обожал цветы, разбил ягодный сад, выращивал в оранжереях персики, сливы, миндаль и виноград, были в поместье речка и пруд, видимо, немаленький - по нему катались на лодках. Экий помещичий парадиз! Семьёю официальной Николай не обзавёлся по причине чрезвычайной женолюбивости, кроме того прижил пятерых детей от горничной своей матери, коих записал "Николаевыми".
"...Весь довольно большой кабинет Николая Фёдоровича был уставлен мебелью, вышитой его поклонницами и племянницами: козетки, кресла, диванчик, сонетки... Вдоль стен стояли шкафы из орехового дерева со стёклами, в которых размещалась его библиотека с сочинениями Жуковского, Пушкина, Грибоедова, французские журналы и романы... В доме висели портреты всех братьев Карамзиных, написанные масляными красками: историографа Николая Михайловича, Александра, Фёдора, Василия. Портрет Василия наводил ужас на прислугу. Ключница Авдотья Степановна вспоминала, что он был изображён на портрете суровым, несимпатичным на лицо, с густыми чёрными бровями. Женат он не был, не признавал брака, жил с женщиной, от которой имел четверых детей. А когда умирал, вместо того, чтобы позвать священника, велел заколоть козла и обернуть себя в свежую шкуру, будто для того, чтобы оживить себя.."
Одним словом, хорошо, что я заинтересовался этим господином - любопытный персонаж своей эпохи!
Раз уж Карамзин упомянул о какой-то жаре ("второй день летний" - это в начале-то апреля! Сегодня как раз 5-е апреля, но не то, что о "жаре", а и о смене зимней одежды на демисезонную говорить не приходится!), давайте полюбопытствуем - какова же была среднемесячная температура в столице? Хм, странно... Всего-то плюс 6! Впрочем, разумеется, это ни о чём не говорит: скажем, ночью небольшие заморозки, а днём растеплелось до 12-ти... как-то так... а ближе к маю похолодало. Ох уж эти "средние" значения!... Наверное, Вяземские, читая строки Карамзина про "жару" недоумевали: у них-то в Москве среднеапрельский показатель 8.7 градуса. Даже суровые и привычные ко всему иркутяне могут похвастаться в апреле 1822-го 3.8 градусами. Весна, господа!..
11 апреля 1822 года - дата мрачная - и в мировой истории, да и для поддерживающей (пока что морально!) Грецию России. "Хиосская резня" - так назовут страшные события, произошедшие на пограничном с Турцией греческом острове.
Пользовавшийся определёнными торговыми привилегиями турков Хиос первое время революции не поддерживал. У них всё было в шоколаде. Хиос - родина мастиковых деревьев, прекрасный бизнес, а местные жители недаром слыли прекрасными мореходами и оборотистыми купцами. Да и близость к опасному соседу поневоле заставляла быть осторожными. Случись что - османы по свистку будут тут как тут. Остров тогда населяло 120 тысяч человек - цифра весьма почтенная и говорящая о процветании. Всё изменилось в марте, когда на остров высадился отряд самиотов, захвативших местный турецкий гарнизон и по сути поставивших жителей Хиоса перед выбором - либо вы с нами, либо... Вы греки вообще или кто? Собственно, выбора-то у последних особого не оказалось... Да, мы - греки. Ну, а раз греки, то султан не заставил себя долго ждать. По его приказу была выслана карательная экспедиция с чётко поставленной задачей - убивать всех, не разделяя население на детей, взрослых, комбатантов и некомбатантов. Показательная порка, акция устрашения. Убито было не менее 25 тысяч обитателей мирного Хиоса, 45 тысяч захвачены в рабство, 23-м тысячам удалось бежать с острова. Ушедшей в горы части населения пообещали амнистию, а когда те, поверив, спустились, их тоже перебили. Не пощадили и церкви. Было 700 (да, очень много!), осталась одна... случайно. Именно после хиосской резни турки окончательно восстановили против себя европейское общественное мнение - даже среди умеренно-осторожных политиков. Сам же Хиос так и не сумел восстановить численность своего населения, не дотягивая и сегодня до половины того, что было когда-то...
Опасавшемуся повторения французской революции императору Александру Павловичу всё никак было не решиться на то, о чём говорила вся Россия. И даже тогдашний министр иностранных дел Иоанн Каподистрия - природный грек - не смог убедить его в необходимости ответить Порте. В итоге уже в мае 1822-го министру было предложено "поправить здоровье на водах"... не отставка, но намёк на нежелательность весьма отчётливый. В конце концов Каподистрия стал первым правителем независимой Греции, а Александру - жирнющий минус в карму! Брат его, унаследовавший престол, хоть и слыл "рыцарем самодержавия", а войны с Портой не убоялся...
Пока я изыскиваю ещё один апрельский сюжет, предлагаю развлечься чтением нумера "Санктпетербургскихъ вѣдомостей" от вторника апреля 4-го дня.
Сперва - некоторые фенологические известия из Москвы - не совсем свежие, но любопытные. Будем считать их продолжением нашей погодной рубрики сверху. Если что - пунктуация оригинальная, не пеняйте вашему автору на три класса церковно-приходской...
"От 23 марта. Вчера в 8-м часу пополудни была здесь сильная гроза, продолжавшаяся около получаса, с большим громом и кончилась проливным дождем с сильным вихрем. После всего повсюду распространился густой туман, при весьма теплой погоде"
Действительно, для марта - явление удивительное. Вот и верь после этого "среднемесячным" исследованиям! Может, и карамзинская "жара" в столице начала апреля - не фигура речи, свойственная натурам тонким? А вот и ещё одна новость - из тверского Калязина, и, похоже, что март и там выдался действительно весенним!
"От 28-го марта. Протекающая здесь река Волга вскрылась сего месяца с 14-го на 15-е число, и в скором времени очистилась ото льда"
Чтобы как следует разобраться в новостях из ненавистной всякому православному того времени туретчины, вероятно, надобно обладать изрядным багажом дополнительной информации. Я прочёл сообщение ниже дважды, почти ничего не понял, а потому предлагаю присоединиться к дешифровке оного и вам. Только, уж извините, "на языке оригинала"!
"Константинополь, отъ 25-го февраля. 14-го сего мѣсяца привезъ сюда Татаринъ Агасси, присланный изъ Янины Сераскиромъ Куршидомъ Пашею, уже давно ожидаемое извѣстiе о совершенномъ обезоруженiи и вскорѣ потомъ послѣдовавшей казни Али Паши, весьма извѣстнаго въ Исторiи нынѣшняго времени. Въ тоже время Порта получила донесенiе, что Силидаръ Сераскира чрезъ нѣсколько дней привезетъ сюда голову сего мятежника и подробнѣйшее донесенiе о концѣ его жизни..."
Кажется, понял. В Янине захватили и казнили мятежника Али Пашу, некоторый "татарин Агасси" привёз в Константинополь новость об этом, а затем ещё подтянется какой-то "Силидар" - с головою несчастного. Страшное дело, господа! Недаром спустя более семидесяти лет Киплинг заметит "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут"... Если что - перевод Полонской. И, - да, что же эта жутковатая история мучительно напоминает? Ну, конечно же, Дюма, "Граф Монте-Кристо", Али-паша из Янины... Только ещё не обработанная "великим рассказчиком", а от того выглядящая незнакомой.
Однако же, кошмары творятся не только в Порте! Слыхали - в Ирландии-то что? Нет? Судари, говорю вам, - ужас!!..
"Лондон, от 8-го марта. В Ирландии грабежи и убийства ещё и поныне продолжаются. На одну почтовую карету напали разбойники между Раткилем и Сланагольдом, застрелили почталиона, одного из провожавших драгунов тяжело ранили, а письма и деньги отняли. Везде зажигают домы, крадут лошадей и прибивают записки, в коих советуют народу не платить десятины и пошлин"
Понятно. Ирландия борется таким образом за свою независимость от Короны. Никакого ужаса. Разумеется, в Российской Империи подобные явления не приветствуются (как и всякие проявления свободолюбия и борьбы с любыми монархиями, пусть даже и турецкими, а английскими - тем паче) и выдаются за "ужас-ужас"!
Довольно мы с вами блуждали по миру, на очереди - известие о культурной жизни столицы.
"На Большом театре, завтра в среду 5-го Апреля Г. Д. Далл`Окка, первый контр-бассист Императорских Театров, будет иметь честь дать большой вокальный и инструментальный концерт, в котором Г. Доминик Кастильо, Италианский тенор, недавно прибывший из Италии, будет петь во второй раз; Г. Демаре, также недавно приехавший из Парижа, будет играть в первый раз на виолончеле. Будут петь: Г-жи Данжевиль, Ван-ден-Берг, Сандунова, Семенова и Г. Климовский; играть Г-да Клодель, Ферлендис и Далл`Окка. Начало ровно в 8-мь часов вечера. Цена ложам и прочим местам как в Русских представлениях. Билеты на ложи и кресла можно получать в день концерта в Конторе Большого театра"
Только в день концерта? Представляю, сколько нарочных людей от представителей аристократии, не абонировавших ложи или кресла заблаговременно и на весь сезон (как все приличные люди), будут толпиться в конторе! А ну как вашему дворовому человеку Василию, Ивану или нерасторопному дурню Тимошке билетов не хватит? А вы уже точно намеревались там быть...
Люд служилый, чиновный, разночинный на такие помпезные концерты не хаживал. Для них давались представления попроще... Как, например, у Гоголя.
"Был в театре. Играли русского дурака Филатку. Очень смеялся. Был еще какой-то водевиль с забавными стишками на стряпчих, особенно на одного коллежского регистратора, весьма вольно написанные, так что я дивился, как пропустила цензура, а о купцах прямо говорят, что они обманывают народ и что сынки их дебошничают и лезут в дворяне. Про журналистов тоже очень забавный куплет: что они любят все бранить и что автор просит от публики защиты. Очень забавные пьесы пишут нынче сочинители. Я люблю бывать в театре. Как только грош заведется в кармане – никак не утерпишь не пойти. А вот из нашей братьи чиновников есть такие свиньи: решительно не пойдет, мужик, в театр; разве уже дашь ему билет даром. Пела одна актриса очень хорошо..."
Скромность и сомнения - добродетель любого автора... пусть даже и такого, как Пушкин. 29 апреля 1822 года он пишет несравненному знатоку Древней Греции и языка её Николаю Гнедичу, чьим поэтическим переводом "Илиады" восхищались, кажется, все. Пишет, прося совета и поддержки своей поэме "Кавказский пленник" (которой, спустя малый срок после первого издания, также станут восхищаться все).
"... Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет меня насчет «Кавказского пленника», но, признаюсь, люблю его сам, не зная за что; в нем есть стихи моего сердца. Черкешенка моя мне мила, любовь ее трогает душу. Прелестная быль о Пигмалионе, обнимающем холодный мрамор, нравилась пламенному воображению Руссо. Поэту возвышенному, просвещенному ценителю поэтов, вам предаю моего «Кавказского пленника» — примите его под свое покровительство; в награду за присылку прелестной вашей идиллии, достойной чистой музы древности (о которой мы поговорим на досуге), завещаю вам скучные заботы нового издания. Дружба ваша меня избаловала. Несколько строк пера вашего вместо предисловия — и успех моей повести будет уже надежнее: бросьте в ручей одну веточку из ваших лавров, муравей не утонет. Впрочем, назовите моего «Пленника» сказкой, повестию, поэмой, или вовсе не назовите, издайте ее в двух книгах, частях или песнях, или только в одной — отдаю его в полное ваше распоряжение..."
Вышедшая двумя годами ранее поэма "Руслан и Людмила" была встречена критикою неоднозначно, упоминались "безнравственность", "неприличие", а печально известный Каченовский и вовсе охарактеризовал её как "шутку грубую, не одобряемую вкусом просвещенным, отвратительной, а ничем не смешной и не забавной". Впрочем, вкусы тогдашней публики - предмет особый, о них можно судить по переложенной на музыку "Чёрной шали" - Пушкин вполне мог бы почивать на лаврах и быть знаменит какое-то время только благодаря ей.
Письмо, выдержку из которого мы только что прочли, отправлено, однако, не было... Сохранился текст только в черновике. Вместо него Гнедичу ушло это:
"...Не из притворной скромности прибавлю: Vade, sed incultus, qualem decet exulis esse (Иди, хоть и неказистая с виду, как то подобает изгнанникам - Лат.) недостатки этой повести, поэмы или чего вам угодно так явны, что я долго не мог решиться ее напечатать. Поэту возвышенному, просвещенному ценителю поэтов, вам предаю моего «Кавказского пленника»; в награду за присылку прелестной вашей идиллии (о которой мы поговорим на досуге) завещаю вам скучные заботы издания; но дружба ваша меня избаловала. Назовите это стихотворение сказкой, повестию, поэмой или вовсе никак не называйте, издайте его в двух песнях или только в одной, с предисловием или без; отдаю вам его в полное распоряжение. Vale"
Меньше личного, эмоций, больше достоинства Автора, знающего себе и своему детищу цену... Браво, Пушкин!
Ну - и кто же сможет завершить статью лучше Пушкина? Сегодня сделаем это стихотворением, написанным точно в апреле, но, правда, годом ранее (прошу извинить меня за такую вольность, но поэты русские снова меня подвели). Впервые Пушкин поместил его в письме к Вяземскому в 1823 году. Так что, выходит, мы с вами опередили князя Петра Андреевича на целый год. О чём оно? Да, собственно, всё в тексте... С надвигающейся Пасхою вас, дорогие читатели!
Христос воскрес, моя Реввека!
Сегодня следуя душой
Закону бога-человека,
С тобой целуюсь, ангел мой.
А завтра к вере Моисея
За поцелуй я, не робея,
Готов, еврейка, приступить –
И даже то тебе вручить,
Чем можно верного еврея
От православных отличить
Таким (или примерно таким) увиделся мне апрель 1822 года, а уж хорош он был или плох - судить всяко не мне. Любые исторические аллюзии (про Хиос, например) - всего лишь совпадения и не более того! Вам только показалось!..
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие статьи цикла "Однажды 200 лет назад...", циклы "Век мой, зверь мой..." с "Ежемесячным литературным приложением", "И был вечер, и было утро", "Размышленiя у парадного... портрета", "Я к вам пишу...", "Бестиарий Русскаго Резонёра", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ"
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
