Картина «Крик», ставшая одной из самых известных в мире, была поначалу воспринята как пощёчина общественному вкусу. Однако события 20-го века возвели её в статус культового шедевра.
На рубеже 19−20 веков психическое здоровье Эдварда Мунка оказалось под угрозой. Беспорядочный образ жизни, чрезмерное употребление алкоголя, проблемы с женщинами.
В это же время формируется его живописный подход, который можно было бы назвать своего рода терапией. Примерно в 1890 году Мунк перешёл к символизму. В его пейзажах природа становится отражением эмоционального состояния человека, зеркалом его души. «Крик» является одной из многочисленных попыток Мунка передать свои впечатления от природного явления.
Нет произведения искусства, в котором экзистенциальный, первобытный страх человека запечатлён более впечатляюще, чем в «Крике». Бесполое существо с испуганным выражением лица бредёт по мосту, уходящему в глубь картины. Художник стремился выразить свои сокровенные чувства, отвергая при этом уже известные стили и направления.
Художник не стремился к прорисовке фигуры, он писал сам звук, состояние, идею вселенского единения.
Не исключено, что багряный цвет неба не преувеличение. Мунк действительно мог видеть такой цвет. В 1883 году в Кракатау произошло мощнейшее извержение вулкана. В атмосферу было выброшено огромное количество пепла, из-за чего в течение нескольких лет по всему миру наблюдались особенно красочные, огненные закаты.
Для Мунка было характерно многократно возвращаться к одним и тем же сюжетам. Существует около 40 версий «Крика»: четыре из них — живописные картины (они появились в период между 1893 и 1910 годами), остальные работы — графические (включая печатную графику и рисунки). Также существуют вариации композиции и образов.
Впервые «Крик» был представлен публике на берлинской выставке в декабре 1893 года. Он задумывался как часть «Фриза жизни» — программного цикла картин о духовной жизни человека. Мунк писал о нём: «Фриз жизни» задуман как ряд связанных друг с другом картин, которые все вместе должны дать описание целой жизни.
Публика недоумевала, как столь ужасная картина могла быть возможна. Однако именно эта работа стала программной для экспрессионизма. Она привнесла в искусство пронзительное одиночество и отчаяние и стала пророческой.
