Найти тему

"До свадьбы заживёт!"

2,2K прочитали
После отвода в конце августа 1942 года  192-й танковой бригады (ТБр) в резерв 61-й армии в район Ямного ею активно проводилась работа по эвакуации в тыл ранее потерянных танков.


После отвода в конце августа 1942 года 192-й танковой бригады (ТБр) в резерв 61-й армии в район Ямного ею активно проводилась работа по эвакуации в тыл ранее потерянных танков. К тому времени войсками 3-й танковой армии в 20-х числах августа 1942 г. были освобождены Сметские выселки, Кумово и Сметская, где 192-я танковая бригада ранее в основном и оставила свои танки. Только эвакуационные группы 416-го ТБ с 25 августа по 3 сентября эвакуировали из района этих 3 населенных пунктов 8 разбитых танков (1 Matilda, 1 Valentine, 2 М3с, 4 М3л). При эвакуации танков вражеским снарядом был убит санитар 416-го ТБ, имя которого пока что не известно.

К полудню 7 сентября на основании боевого распоряжения штаба 61-й армии 192-я танковая бригада сменила месторасположение и в составе 5 исправных танков (1 М3с, 4 М3л) заняла оборону к югу от Белева на северном берегу речки Рука на участке: Собакино – Рука – Фединское, прикрыв подступы к Белеву с юга. После этого 9 сентября в район Кумово и Сметской от 416-го танкового батальона была вновь выслана эвакогруппа во главе с лейтенантом Тихоновым, которая до 13 сентября совместно с армейским эвакоотделением эвакуировала с поля боя 6 танков (1 Matilda, 5 М3л).

В 2.00 16 октября группа из 26 разведчиков 192-й танковой бригады провела силовую разведку в районе деревни Башкино на участке оборонявшейся здесь 356-й стрелковой дивизии с целью захвата «языка». Разведчики уничтожили блиндаж с его гарнизоном и огневую точку, однако и сами потеряли 3 человека личного состава (1 – убитым, 2 – ранеными) и с тем вернулись обратно в бригаду. Согласно документам немецкой 112-й пехотной дивизии, удару разведчиков подверглась 7-я рота 258-го пехотного полка к западу от Башкино. Сами немцы насчитали всего примерно 15 разведчиков. Атака их была отражена немцами в 3.30-4.00. Общие потери 112-й пехотной дивизии 16 октября составили всего 2 человека личного состава ранеными и ни одного убитым.

В ночь на 25 октября разведвзвод 192-й ТБр повторил поиск в районе Башкино. Данная разведка также окончилась безрезультатно, но в этот раз взвод вернулся в бригаду без потерь.

Из прочих происшествий 13 октября органами НКВД был задержан, арестован «за контрреволюционную деятельность», а 8 декабря военным трибуналом 61-й армии осужден к 10 годам лишения свободы стрелок-радист 1-й роты 416-го ТБ сержант Григорий Субботин. 15 октября по аналогичной же причине был арестован и 8 декабря осужден к 8 годам лишения свободы командир танка 1-й роты 416-го ТБ лейтенант Федор Лысов. 21 октября за все ту же «контрреволюционную деятельность» был арестован и 2 января 1943 г. военным трибуналом армии осужден к 8 годам лишения свободы башенный стрелок 1-й роты 416-го ТБ старший сержант Григорий Горяинов, а 23 октября при чистке ППШ башенный стрелок 2-й роты 416-го ТБ младший сержант Данил Фролов случайно выстрелил себе в правую полость таза, нанеся себе тяжелое ранение, от которого он скончался 30 октября в полевом госпитале.

По состоянию на 25 октября 192-я танковая бригада располагала лишь 7 исправными танками (1 КВ-1, 1 Matilda, 1 М3с, 4 М3л) и фактически оставалась небоеспособной.

Начало истории про Степку, который воевал в 192-м мото-стрелково-пулеметном батальоне, входившим в состав 192-й танковой бригады, можно прочитать
здесь, а её продолжение здесь и здесь, а также в предыдущей публикации.

Просьба автоматчика, погибшего ночью 26 августа на поле между высотой и захваченной немецкой траншеей, показалась поначалу Степке не очень сложной. Тогда ночью он просто достал из нагрудного кармана автоматчика письмо, банкноты и какие-то другие бумаги.

В тот момент Степку больше беспокоила судьба своей винтовки, которую у него в захваченной немецкой траншее позаимствовал незнакомый политрук. Поэтому он повернул обратно и пополз в сторону захваченной танкодесантной ротой траншеи. У Степки еще свежи были в памяти неприятности, которые он недавно испытал в связи с тем, как он считал, что оставил свою первую повреждённую винтовку на поле боя.

Но проблема с его винтовкой разрешилась в этот раз практически "сама собой". На полпути Степке встретились бойцы роты, которым было приказано оставить траншею и снова сосредоточиться в районе высоты, от которой начинались все три атаки в тот день. Политрук, хоть и был тоже ранен, но Степкину винтовку не оставил, а вручил её хозяину со словами:

- Хорошо пристреляна и ухожена!.. Молодец, боец! Минус три вражины как минимум за сегодняшнюю ночь...

В самом конце пути на высоту раненного политрука уже пришлось тащить в полной темноте "за руки-за ноги", так как он потерял сознание. Но в целом всё обошлось и с ним.

На следующий день Степка уже в составе своего взвода "укреплял оборонительные позиции", то есть, проще говоря, рыл окопы полного профиля и ход сообщения между ними. Письмо погибшего автоматчика и его документы он отдал старшине, предварительно списав с лицевой стороны "треугольника" адрес Прасковьи Степановны Ковальчук. А вот с отправкой семье погибшего автоматчика денег всё оказалось не так просто. Взводный Иванов объяснил Степке, как надо будет сделать, и даже обещал помочь ему в этом мероприятии. Но для этого надо было, чтобы бригаду сперва вывели с передовой в тыл.

Поэтому Степка пока еще раз пересчитал и завернул полученные банкноты в обрывок газеты и положил их в свой нагрудный карман. Не то, чтобы раньше Степка никогда раньше не видел такой большой суммы. Видел. Но суммы в тысячу и даже больше рублей, которые Степке до войны доводилось держать в руках, составляли в основном рублёвые купюры, "пятёрки" и "трёшки". Редко попадались банковские билеты достоинством в один или в пять червонцев. А в "пачке" у автоматчика было аж восемь билетов по десять червонцев, не считая мелких банкнот.

27 августа стрелки пехотной части при поддержке нескольких танков бригады, снова попытались атаковать Леоново, а остатки роты мотострелкового батальона прикрывали атаку ружейно-пулемётным огнём, находясь в вырытых ими накануне окопах. Противника видно не было, поэтому Степка извёл несколько обойм, просто целясь по окнам крайних деревенских домов.

Потом опять стало страшно. Налетели "юнкерсы", у которых в полёте не убирались "колёса" и которые могли издавать жуткий вой. Они стали бомбить расположение мотострелков. Степка спрятался в своём окопе, зажав уши ладонями. Близкий разрыв авиабомбы засыпал окоп землёй почти наполовину. Один из камней больно стукнул Степку по темечку, которое было прикрыто только пилоткой. После того, как "юнкерсы" улетели, выяснилось, что кроме того, что на затылке образовалась большая шишка, камень рассек Степке на голове кожу. Так что санитару пришлось выстригать Степке волосы и смазывать ссадину йодом. Бинта Степке он пожалел, ограничившись прогнозом:

- И так сойдёт. До свадьбы заживёт!

На следующий день мотострелковый батальон и всю танковую бригаду с оставшимися на ходу танками вывели из боя. На "своей" полуторке взвод младшего лейтенанта Иванова, в котором бойцов осталось меньше, чем в полнокровном отделении, проехал пару десятков километров. Если верить Степкиному трофейному компасу, ехали в основном на северо-восток.

Потом ещё рота совершила пеший переход, потом бойцы стали обустраиваться на новом месте. Через день Степка навестил Кошу, которые под присмотром старшины "Иваныча" чувствовал себя вполне удовлетворительно. По сложившейся традиции Коша вылизал Степке все пальцы на руках, хотя Степка до этого уже побывал в полевой бане и даже дважды, благодаря своему близкому знакомству с ротным старшиной.

Где-то в первых числах сентября, холодным дождливым утром, младший лейтенант Иванов наконец сообщил Степке, что он получил разрешение от ротного командира и теперь можно отправляться к бригадному финансисту выполнять просьбу погибшего автоматчика. До деревни, в которой размещался штаб бригады, они доехали на попутном грузовике довольно быстро. Дом, в котором расположился "финотдел", они нашли тоже довольно легко. В "приёмной", то есть в сенях пришлось ждать приёма больше часа. Младший лейтенант потихоньку заводился и дважды выходил покурить во двор.

Разговор с интендантом 3-го ранга, сидевшим за большим столом перед большим сейфом, сразу как-то не заладился. Степкин взгляд прежде всего приковал идеальный пробор интенданта. Полушерстяная форма "с иголочки" тоже разительно отличалась от обмундирования посетителей, которые отвлекли его от важных дел.

Взводный начал с решения "Степкиного вопроса". К тому времени в кармане у Степки было уже девятьсот пятнадцать рублей, из которых "лишние" добавили бойцы взвода. Взводный тоже хотел добавить свой месячный оклад "в копилку" для выписки денежного аттестата на имя Прасковьи Степановны. Интендант с пробором, выслушав просьбы и пересчитав наличные деньги, начал предлагать перевести сумму в фонд обороны или купить на неё облигации госзайма. У взводного опять покраснел шрам на лице. Он объяснил интенданту, что они выполняют последнее желание погибшего боевого товарища. Интендант отвечал в том духе, что надо проявлять сознательность и помогать родине. Взводный попросил Степку оставить деньги и адрес Прасковьи Степановны ему, выйти и опять подождать в сенях.

За плотно закрытой дверью Степке были слышны сначала только "бу-бу-бу" из разговора, которые становились всё громче. Потом в комнате что-то упало, грохнул выстрел и в двери образовалась дырка от пули. Степка влетел в комнату и увидел следующую картину. Интендант с расстёгнутой кобурой и с повреждённым пробором, размазывая кровь под носом, замахивался своим стулом на взводного, который наклонился, чтобы достать "наган" интенданта из-под стола. Степка бросился вперёд, опускающаяся на голову взводного спинка стула встретилась со Степкиной левой рукой. В руке что-то хрястнуло, но при этом стул опустился не точно на голову младшего лейтенанта, а немного вскользь, задев ухо. Буквально зарычав, взводный вскочил на ноги, и приложил рукояткой "нагана" интенданта по левой скуле.

На этом "активная фаза" столкновения в кабинете у интенданта была окончена, так как в комнате появились сержант и лейтенант с автоматами наперевес. Рука у Степки сильно болела и между кистью и локтем быстро синела. Его под присмотром сержанта-автоматчика повели к фельдшеру. "Эскулап" констатировал у Степки закрытый перелом какой-то там кости, наложил на руку "шины" из досок из-под снарядных ящиков я и туго перевязал руку, бормоча при этом, что хорошо было бы отправить Степку в армейский госпиталь, чтобы там "наложили гипс". Степка пытался артачиться, но пришедшая в палатку женщина-врач подтвердила диагноз и уже через полчаса Степка трясся в кузове "полуторки", прижимая болевшую всё сильнее руку к груди.

В армейском госпитале Степке пришлось провести остаток вечера, ночь и всё следующее утро. Сначала Степке пришлось долго ждать в коридоре двухэтажного дома, который раньше был школой. Он сидел и "баюкал" сломанную руку, с интересом наблюдая за снующими мимо раненными и медперсоналом. Пахло чем-то резким и неприятным. В каком-то классе-палате дальше по коридору громко и практически постоянно кричал человек.

Пожилой военврач в халате со следами бурых пятен и в "дореволюционном" пенсне, в кабинет которого Степку завела пожилая медсестра, говорил Степке "молодой человек" и "батенька", потом, разбинтовав руку, поворчал на санинструктора. Осмотрев и помяв руку, врач сказал, что "сейчас будет немного больно". После этого у Степки потемнело в глазах, но зато после манипуляций пожилого врача боль в руке стала "отпускать". Ему дали понюхать ватку с нашатырём потом - выпить какие-то горькое лекарство из мензурки и загипсовали руку от кисти до локтя, подвесив её на бинтах к шее. Затем Степку отправили спать на настоящую кровать в большую палату, которая раньше по всей видимости была школьным спортивным залом. Правда, форму у Степки не заменили на "больничную", только велели сдать винтовку и ремень с амуницией. На кровати, кроме матраса ничего не было. Подложив свой вещмешок под голову, заснул Степка сразу и выспался прекрасно.

Утром рука уже только ныла. Степку сначала отвели в кабинет к тоже пожилому особисту госпиталя. Тот медленно записал Степкины данные в какой-то бланк, потом вяло поинтересовался обстоятельствами полученной травмы. Степка рассказал всё, как было. Записав ещё что-то в своём бланке, особист Степку отпустил.

Позавтракав овсянкой на молоке и чаем с сахаром и большим куском белого хлеба, Степка потом сидел под осенним солнышком в школьном дворе и ждал попутную машину, едущую в "его" бригаду. Ссадину на голове ему тоже обработали какой-то вонючей мазью и наложили на неё марлевый тампон, привязав его под подбородком "веревочками", сделанными из белой ткани. В нагрудном кармане у него теперь была "справка о ранении". Но пилотка теперь не держалась в нужной позиции на голове, что Степку сильно беспокоило.

В деревню, где размещался штаб бригады, "полуторка" привезла Степку и ещё двух связистов с рацией уже после обеда. Где ему следовало дальше искать начальника бригадной санитарной службы, Степка себе представлял довольно смутно.

Любителям военных мемуаров книги из этого списка можно приобрести со скидкой 10%: https://www.litres.ru/pages/reader_folder_arts/?folder=9327456&ref_key=b0134cfdb5ec527ff6a93ab8c25b3568ba7e64aeb3aaf167827621ead6a01a12&lfrom=983256718&ref_offer=1&make_pic=1

Фактографический материал, использованный в этой заметке, был взят из публикации Максима Бакунина "192-я танковая бригада. Боевой путь до июля 1943 г".

Вечная Слава и Память солдатам и командирам Красной и Советской армии, участникам Великой отечественной войны!

Берегите себя в это трудное время!

Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!

Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала. По мотивам сделанных комментариев я готовлю несколько новых публикаций.