Есть интересная фотография 1913 года. На ней четверо импозантных молодых людей. Одеты в добротные пальто с меховым воротом. Стильные ботиночки "со скрипом". На голове - у кого папахи, у кого котелок. Судя по тому, что трое стоят, а один из них, в модном цилиндре, сидит на венском стуле - он и есть главный в этой расчудесной компании.
Фото в студию
Знакомимся с франтами. Стоят Дмитрий Крючков, Василиск Гнедов, Павел Широков. Сидит Иван Игнатьев. Это так называемый Ареопаг «Интуитивной Ассоциации Эго-Футуризм», группировки вышедшей из Академии Эго-Футуризма, структуры созданной блистательным Игорем-Северяниным, но быстро ее покинувшим.
Он уже почувствовал, что "прицепы" в его разогнавшейся и успешной поэтической карьере ему ни к чему, написал отходную-стременную-фуражную поэзу "Эпилог. Эго-Футуризм", и пошел принимать поклонниц в часы, заранее указанные в его поэзо-брошюрах.
Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоён:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён!
Более серьезные по объему и качеству поэтические сборники, начиная с "Громокипящего кубка" (1913 г), Северянину еще предстояло издать, но доброжелательное внимание мэтров символизма Сологуба и Брюсова пророчествовало успех, о котором остальным футуристам можно было лишь мечтать.
Они и мечтали. И, кроме того, "сучили лапками", по примеру лягушки-путешественницы, упавшей в кастрюльку с молоком. Та сбивала сметану из молока, а осиротевшие без явного лидера футуристы организовывали новые течения и группировки.
Иван Игнатьев
Наиболее выдающиеся менеджерские способности проявил Иван Игнатьев, один из самых молодых футуристов (1892 г.р.), который и в театральной жизни разбирался, и писал интересные поэзы, и организовал издательский комплекс, ориентированный на это модное и интересное направление поэзии десятых годов двадцатого века.
В этот комплекс вошли издательство "Петербургский глашатай" и газета с одноименным названием, что позволяло раскручивать в периодике друзей-футуристов, а после разогрева выдавать уже закипающей публике сборники, расходившиеся по 50 копеечек у достопочтенной публики весьма неплохо.
Не зацикливайся Иван на маниакальном стремлении к суициду, он бы вырос в солидного издателя и книготорговца. Но, назвав свой сборник "Эшафот", а стихи, в массе своей, посвятив мечтаниям о смерти, иной дороги, как самому свести счеты с жизнью, он не нашел. По-футуристически исполнил, конечно, красиво.
Организовал "разгуляево" на собственной свадьбе, блистал и шутил в окружении многочисленных гостей, а наутро, затребовав бритвенный набор, в ванной перерезал себе горло. То ли новобрачная ночь пошла не по сценарию, то ли молодая женушка оказалась недостаточно "утонченной", но Петербург через пару дней провожал в последний путь действительно талантливого и неординарного человека.
Павел Широков
Впрочем, ординарных в футуристическом сообществе быть не могло по определению. Вот и стоящий в котелке Павел Широков (1893 г.р.), писал ярко и весело, где-то даже опережая Маяковского в урбанистическом описании города, который он любил, как организацию людей и идей. Да и в понимании значимости рекламы, он обогнал горлана-главаря, когда в 1914 году написал свое известное "Да здравствует реклама!"
На улице сквозь ленту рокота
Пронизывается крик, как свет:
—Покупайте поэзы Широкова!
Широков — величайший поэт!—
Да здравствует Реклама! Да здравствует
Реклама!
Реклама — двигатель жизни, это знает каждый
клерк.
И на земном шаре нет ни дворца, ни храма,
Который бы её отверг.
Она проникает всюду: попадает в спальни,
Пролезает в карманы, провожает даже гроб,
Нахально оглушая всякого. Будьте же все
нахальней,
От неё не отстать чтоб!
Вечером в облаках строкою широкою
Буквы из электрического света:
—Покупайте поэзы Широкова,
Великого поэта!
Креативно? Безусловно.
Как и названия сборников, в которых Павел активно печатался, - «Орлы над пропастью», «Дары Адонису», «Засахаре кры», «Руконог», «Второй сборник „Центрифуги“», «Крематорий здравомыслия»...
Однако, свое личное здравомыслие поэт Широков не сжег в крематории, а верно оценив диспозицию сочинителя и сроки поэтического бытия в России, принял решение оставить творчество и литературу, и жить размеренной жизнью советского обывателя гражданина.
Что и позволило Павлу Дмитриевичу прожить 70 полновесных лет.
Василиск Гнедов
Незауряднейшая личность отечественного футуризма. Другие были просто незаурядными. Человек жил по-полной, придумывая невероятные "закидоны"в творчестве и не пугаясь "загогулин" в жизни.
Гнедов быстро стал весомой фигурой на отечественном поэтическом, если не Олимпе, то Холме Венеры, поскольку чудил он знатно - активничал в пьяных драках, встречался с предводителем футуристической Европы итальянцем Маринетти, придумывал бессловесную "Поэму Конца", которую порой сам исполнял с эстрады, делая эффектный зигзагообразный жест рукой, преподносил Ахматовой засахаренную крысу, и т.д., и т.п.
Его произведения восхищали одних и возмущали других. Даже такой живчик, как Сергей Городецкий, не понимал и не принимал Гнедова:
«Как отдыхает ум и сердце на этой беспритязательной чепухе! Кажется, что погружаешься в сферу чистого идиотизма».
С началом Первой мировой войны Гнедов уходит на фронт, воюет на передовой. В 1917 году примыкает к революционерам и «назначается начальником караулов арсенала Кремля». Позже, Гнедов работает в системе просвещения и пропаганды, ходит на агитпароходе, заведует библиотекой Московской ЧК. В ЧК жить - с ЧК выть. Поставим пока NB в этом месте, через абзац мы сюда вернемся.
В 1921 г. Гнедов с женой Ольгой Пилацкой уезжают на Украину, где она занимает ответственные советские посты (директора Института красной профессуры, зам. председателя Госплана УССР), а он вступает в ВКП (б), оканчивает Политехнический институт, служит главным инженером и механиком на крупных предприятиях.
Но 37-й переворачивает размеренность их жизни. Ольгу, как пособницу Троцкого, расстреливают, а Василиску предстоят почти 20 лет скитаний по ссылкам и лагерям, поскольку "муж за жену... отвечает". Под лай овчарок лагерной охраны Василиск не отрекается от Ольги, а пишет нежные строки:
Я тебя вижу в сиянии серенькой шапочки
Стоящей и обрамленной дверью вагона
Правой рукой махающей жаркою тряпочкой
И взглядом летящим за мною в погоню
После освобождения в 56-ом Василий Иванович выберет форпостом старости красавец Киев, спокойно будет вести дневники (в рифму!), кое-что пописывать, собирая материал для итогового сборника жизни "Сама поэзия", который выйдет уже после смерти (ум.1978) воинствующего футуриста.
Дмитрий Крючков
Четвертому из экипажа "танкистов"-футуристов тоже пришлось отсидеть (скорее отпахать) свою десяточку в Сибирских лагерях, столь же тщательно охраняемых громко лающими собаками, натасканными вертухаями на зеков, рубящих породу и мечтающих о свободе. Крючков (1887 г.р.) поехал по этапу в 1923 году, будучи обвиненным по делу русских католиков, в ряды которых он вступил летом того года.
А за 10 лет до этого Дмитрий Крючков активно публиковался в футуристических альманахах и сборниках, издал и две собственных книжки "Падун немолчный" и "Цветы ледяные", которые нашли положительную оценку у авторитетного В.Брюсова.
После фронта Первой Мировой, куда Крючков был призван несмотря на приступы эпилепсии, поэт возвращается к мирной жизни через богоискательство (был псаломщиком православной церкви Св.Пантелеймона), вступление в 1920 году во Всероссийский союз поэтов (рекомендации дали Блок, Кузмин, Сологуб, Гумилев), знакомство с экзархом русских католиков о. Леонидом Федоровым с итоговым принятием католичества.
Человек "отмотал" десятку, вернулся к "мирной" жизни, устроился на работу преподавателем иностранных языков, да не куда-нибудь, а в Ярославский институт повышения квалификации работников Наркомтяжпрома, так нет его опять кидают в тюрьму, и на Старый новый год 13 января 1938 года приговаривают к расстрелу.
Ну что же за люди такие?
Поэт всегда немного пророк. Вот и за четверть века до итога жизни, Дмитрий Крючков написал стихотворение, которым предлагаю завершить рассказ о четверке танкистов-футуристов и окружающих их (или некоторых их них) собаках-барабаках.
ПЕСЬЯ ГОЛОВА
Во мгле ушедшего, далекой и седой,
Чтоб женской прелестью не быть столь уязвленным,
В дар многих слез, молений преклоненных,
Венчался юнош песьей головой.
И ныне так – главу – обличье пса
Мне ниспошли, чтоб мог я в сей юдоли
Без устали глядеться в небеса,
Как пес-отверженец, в смиренной, низкой доле
И воплем славить мощь и чудеса
Твоей божественной и благодатной Воли.
23/10 – 13
Руководствуясь строками футуристов, нам и сегодня остается не терять головы и славить "божественную и благодатную Волю" Господа нашего Иисуса Христа!
