Сказала его мать отцу. Она сидела на полу с растрепанными волосами, зареванным и черным от теней и туши лицом. Она выглядела пугающе, как существо потустороннее, которое живет под кроватью и выползает только в полночь, когда родители лягут спать. Поэтому он, шестилетний, тоже рыдал навзрыд, хватая ее за вывернутую в сторону, точно сломанную, ногу, и дрожа от ее слабости.
Отец ни разу не тронул пальцем ни его, ни маму. Им было душно вместе. Часто ловил он затравленный материнский взгляд на отцовском ухе, когда тот прижимал к нему телефон и, не стесняясь и не скрывая имен, договаривался о свидании. Только потом, закончив университет и переехав в Петербург, он вспомнит свое детство и ужасом поймет, что до этого момента поведение отца казалось нормальным. И мать, которая давилась слезами, но не пускала их наружу при нем, а тем более при отце, ни разу и словом не осудила мужа.
Даже когда он привел ЕЕ домой.
В квартире ОНА появилась в обед. Вернее, между его возвращением из школы и обедом. На столе, как всегда к его приходу стояла тарелка супа, над который вился дымок, взывающий слюноотделение (он так никогда и не понял, как мама умудрялась так точно угадать время его прихода, даже если он задерживался с друзьями на горке), Толстые, с хрустящей коркой ломти белого хлеба, котлеты с тщательно перемолотым луком и желтое, похожее на песок в пустыне пюре.
Не успел он сесть за стол, как пришла ОНА. Принесла мороз, белые розы и комья снега на ботинках, которые быстро превратились в грязную лужицу.
-Это Лиза, - не вдаваясь в подробности сказал отец.
Подцепив один ботинок носком другого, Лиза бросила обувь в коридоре, на тумбочку возле зеркала кинула голубое пальто с синим мехом, взбила руками волосы, облокотилась о косяк и бесстыдно улыбнулась.
-Ну, здравствуйте.
Даже теперь он затрудняется сказать – не помнит, не придал значения – поняла ли мать сразу, кто перед ней, или еще какое-то время обманывала себя, пока эта ложь, как кислота не прожгла ее изнутри, не вытекла слезами, не испугала его, восьмилетнего, который хотел и защитить мать, и ненавидел за тот страх, что она ему причинила.
-Обедать будете? – нет, все-таки мать знала с самого начала, а то была обреченная с самого начала попытка остановить поезд, который уже потерял управление.
-Не, я не голодная.
ОНА ему понравилась. Наглая, молодая, самоуверенная. Такая не будет есть суп, пусть и с дымком. Потому что ОНА не ест суп. ОНА хочет не суп. ОНА хочет папу.
Кончено, он так не подумал. Так стонала мама час спустя, ползая по коридору и умоляя отца остаться.
- Если ты уйдешь, я умру.
А он, восьмилетний, вцепился в ее ногу и тоже выл.
-Папа, папочка….а-а-а-а-а…
А сам все думал, зачем мать побежала в отцовский кабинет, зачем кричала на папочку и Лизу, зачем Лиза так громко рассмеялась, а мама дала ей пощечину?
Ответы он придут много позже, в Питере, когда отец после долгой болезни умрет, а мать, не смотря на свои многократно озвученные угрозы расцветет, похорошеет, помолодеет.
Как будто сбросит лишний вес.
И хотя она часто любит повторять теперь
«Я была с ним до конца. Никто не упрекнет меня в том, что я его бросила».
наверное, ей просто стыдно, что она все-таки не умерла, когда он ушел.
PS В качестве иллюстрация к рассказу использованы работы современно художника-реалиста Даниэля дель Орфано. Его картины о любви. О любви нежной страстной, заботливой, счастливой и яркой, как красный зонтик на каждой из них.
