Часть II
«Феникс», превратившийся в пепел
Глава 9
У Ани Мамонтовой с самого утра было отличное настроение и столько энергии и сил, что дай ей в руку лопату - и она разгребла бы гору до состояния плоскогорья! Да, и как ей не быть в приподнятом состоянии, если ей, накануне вечером, признались в нежных чувствах: да не в простых «нежных чувствах», а в любви, и ни кто-нибудь, а сам – Коля Батогов! И не важно, из какой семьи был её отец - Василий Васильевич: из рода мещан или купцов 3-й гильдии Мамонтовых, за-крепившихся в Мосальске: уездном городе Калужской губер-нии. Впрочем, этого никто из членов семьи толком и не знал. Да им, в общем-то, и не было никакого дела до своей родо-словной. Впрочем, и о том, откуда приехали Мамонтовы в посёлок Михизеева Поляна - Василий Васильевич тоже не любил рассказывать.
А ему, особо-то, и рассказывать было нечего. Его родители: насколько знал глава семейства – были родом из обычных крестьян, в свержении самодержавия не участвовали, в Гражданской войне придерживались нейтралитета и в начальный период коллективизации сельского хозяйства не «вставляли палки в колёса» Советской власти. В общем, взрослая поло-вина семьи жила по принципы: «Моя хата с краю, ничего не знаю». Они была из числа тех, кто честно трудился на благо своей семьи, и отдавал часть своего труда в поддержку благосостояния страны, взявшей на себя обязательство защищать интересы своих граждан. А вот дочь, в отличие от Василия Васильевича и Авдотьи Ильиничны – была поборницей стахановского движения и принимала активное участие в жизни местной комсомольской ячейки.
2-го июня 1941 года: ровно за двадцать дней до нападения немецко-фашистских захватчиков на Советский Союз – в посёлке лесорубов готовились отметить престольный праздник – Троицу.
В свои двадцать восемь лет, Анна Мамонтова была убеждённой атеисткой, но не имела ничего «против» народных праздников: почитаемых большинством жителей посёлка лесорубов. Поэтому, с самого утра, соблюдая устоявшиеся тра-диции кубанских казаков, девушка взяла в руки тряпку для мытья полов, ведро с водой и без каких-либо предрассудков приступила к наведению чистоты в родительском доме.
Девушке очень нравилась песня со стихами Николая Венгерского и музыкой Ефима Розенфельда, вот её Аня и решила спеть, энергично натирая полы мокрой тряпкой: - Вдых…хая р…розы а…ром…мат, - стараясь протереть пол в самом неудобном месте под кроватью, запела счастливая Анна, вдыхая «аромат пыли»:
Тенистый вспоминаю сад, И слово нежное «люблю», Что вы сказали мне тогда
Зажгли вы вдруг во мне любовь, Ушли и не вернулись вновь, Но слово нежное «люблю» Я не забуду никогда
Моя любовь - не струйка дыма,
Что тает вдруг в сиянье дня, А вы прошли с улыбкой мимо
И не заметили меня.
Окончив петь припев, девушка выпрямила спину, для того, чтобы выжать воду из грязной тряпки, и собралась продолжить петь очередной куплет, как вдруг за своей спиной услышал голос мамы:
- Ну, почему же «не заметила» - умница, дочка, хорошо убираешься в комнате. Только я не совсем поняла: кто именно «зажёг в тебе любовь»?!
- О-о-ой, мамочки родненькие! – Испугавшись тихому появлению Авдотьи Ильиничны у раскрытой настежь двери, вос-кликнула её старшая дочь, - Ну, когда же Вы, мама, переста-нете ходить, как приведение! У меня, от испуга аж ноги подкосились!
- Ну, ты, дОня, не уходи от ответа! – Улыбнулась, с потаён-ной надеждой на скорое сватовство, мама влюблённой доче-ри, - Признайся, Анна, какой «сокол» залетел в твоё сердце! Ведь я ещё вчера заметила, как ты засветилась от счастья!
- Ой, мама, да я и сама не знаю – плакать мне или смеяться от радости! – Уткнувшись зардевшимся лицом в плечо матери, стала делиться своими переживаниями, дочь Авдотьи Ильи-ничны,
- Я уже махнула на себя рукой и решила, что мне так и придётся всю жить оставаться «в девках»! Но, видимо, ангел берёг мою невинность, долго искал мне суженного, и только вчера мне его подарил! Мне уже двадцать восемь лет, мама, но у меня сердце начинает колотиться от одного лишь его взгляда, и душа замирает от счастья! А от прикосновения его губ к моей щеке – в каждой, даже самой малюсенькой клеточке моего тела, начинает пожар полыхать! А вчера вечером, Коля признался мне в любви: так прямо и сказал – «Жить без тебя не могу, моя лАстонька!». Три месяца мной любовался, но не решался открыть свои чувства: боялся, что я отвергну его попытки ухаживания, глупенький!
- Да, ты скажешь, наконец, его фамилию! – Теряя терпение,
взмолилась, Авдотья Мамонтова, - Залётный, твой Коля, или нАшевский?!
- Ну, «залётки», мама, у меня уже были! Да только я их гнала от себя: на язык они горазды в жёны взять, а когда я им отказывала в близости и предлагала вначале свадьбу, а потом уж и остальное – так у них только пятки сверкали, когда они убегали из нашего посёлка к себе в город!
- Слава Богу, доченька, что ты честь свою не осрамила! - Перекрестилась на «божницу», нАбожная, Авдотья Ильинична, - Другая бы, давно уже «ноги раскинула» перед «причендала-ми» городских хАхалей, а ты, моя дОнечка, честь свою блю-ла, как Святая дева Мария!
- Да, бросьте Вы, мама, сюсюкаться со мной, как с маленькой девочкой! Я давно уже вышла из детского возраста, и знаю, откуда дети берутся. Целоваться с парнями – целовалась, не без этого, но никаких «вольностей» себе не позволяла. – С взглядом женщины, не один раз обжигающейся на любовных ожиданиях, обиделась на мать, влюблённая девушка, - Не нужно считать, мама, что если я в Бога не верю, то и не прислушиваюсь к родительскому слову. Видно, я все свои двадцать восемь лет ждала того, кто меня полюбит не за внешность, а за мою душу! А любителей погреться между женскими грудями – мне, и даром не надо!
- Ой, Господи Милостивый Праведный, да вы только посмотрите на эту «знающую о мужском непостоянстве»! – Хлопнула руками себя по бёдрам в шутливом возмущении, Авдотья Ильинична, - Чем тебе, скажи на милость, не угодили наши местные женихи? Ты что думаешь, я слепая, не видела, как они слюни пускали тебе вслед?!
- Да в том-то и дело, мама! – Посмотрев на стройную и краси-вую мать, ростов под сто девяносто сантиметров, улыбнулась, Анна, - Женихи-то были, но им, чтобы дотянуться до моих губ, нужно было или подпрыгнуть, или табуретку подставлять! Лицом-то я не урОдина: вся в маму и папу – только я не одним лишь лицом в вас пошла, но и ростом. А мой Коля – выше меня! Вот мы друг другу и подходим: и по физическим, и по душевным параметрам!
- Ну, вот что, доченька, хватит в уши мне «петь» о своём «Коленьке»! – Сделала выговор дочери, мама, - Ещё раз тебя
спрашиваю: чьих будет мой будущий зятёк?
- Он, мама, сын Иосифа Лукича и Акулины Ивановны Батоговых, - Покраснев до корней волос, пропищала, как мышка, Аня.
И заметив недоумённое выражение лица своей матери, стала убеждать её в порядочности своего избранника:
- Мамочка, родненькая! Он очень хороший и порядочный человек, и он меня искренне любит!
- Ну, в то, что он порядочный - я тебе могу поверить, доченька, в том, что он тебя любит – у меня тоже нет сомнений. Только вот объясни мне, дУре старой: Иосифа и Акулю – я знаю, а вот про сына, которого зовут Николаем – я впервые слышу!
- А Вы, мама, и не могли о нём слышать! – С торжеством первооткрывателя новых земель, заявила, Аня, - Он - действительно сын Иосифа Лукича Батогова, но от первого брака, и Акулина Ивановна – ему не родная мать.
Дело в том, что первая жена Иосифа Лукича была комиссаром какого-то красногвардейского отряда и, из-за разногласий в понимании трудов Карла Маркса и Фридриха Энгельса, она ушла от мужа, забрала с собой сына и поехала учиться в высшую партийную школу. Вот так, Коля вначале стал жить в столице, а когда стал взрослым – поступил в Ленинградскую лесотехническую академию на факультет «Механическая обработка твёрдых и ценных пород древесины»: это было в прошлом году. А так как наш завод занимается переработкой дуба и бука, то его направили к нам проходить ежегодную стажировку.
- Так он что, дОча, студент! – Расстроилась от такой неожиданной новости, мать.
- Он, мама, - бросилась защищать своего избранника, Анна, не только учится в лесной академии, но ещё и работает. Так что, если Вы, мама, думаете, что Коля сядет мне на шею, то глубоко ошибаетесь: он зарабатывает даже на производственной практике, и не меньше нашего отца!
- Ну, дай-то Бог! – Успокоилась, Авдотья Ильинична, - А дол-го он ещё будет учиться, в своих академиях?
- К лету 42-го года, Коля будет уже дипломированным спе-циалистом. А зимой следующего года, мы зарегистрируем наш брак. Но ты, мама, можешь не беспокоиться: вместе мы будем жить только после свадьбы. А в середине июня – Коля поедет обратно в академию: у него уже стажировка подходит к концу. А в марте следующего года он приедет к нам, и мы сыграем свадьбу.
- Ну, благослови вас Господь! - Вновь осенив себя крестным знамением, прослезилась, Авдотья Ильинична, - Ты с отцом то делилась своей радостью?
- Ой, мам, что-то я боюсь ему говорить о Коле! Он меня не будет ругать?!
- Да, что ты такое говоришь, доченька! – Радуясь за дочь, вос-кликнула, мама, - Да он мне уже все уши прожужжал: «Когда же наша доченька зятя в хату приведёт, когда же наша краса-вица осчастливит нас внуками?». Вот я сегодня и обрадую, этого хрычА старого!
Счастье тихо пришло в гости к семье Мамонтовых и, по всей вероятности, решило остаться в этом доме надолго. Но так казалось Анне и её родителям, а на самом деле – счастье получило в этом доме всего лишь временную прописку. ****
Анна Мамонтова работала продавцом в сельском магазине, и второго июня у неё был выходной день. В торговой точке посёлка работали два продавца и товаровед, который и следил за поставкой товара. И завозил он в магазин не только то, что ему было положено по разнарядке, но и товары по списку заказов, которые оставляли сами жители посёлка. Магазин относился к сети торговых точек районного потребительского общества (РАЙПО). Ассортимент товара в сельском магазине разительно отличался от городских «продмагов». Овощи вообще не завозили в посёлок лесорубов. Но не потому, что власти решили заморить лесорубов отсутствие необходимых витаминов в их организме, а по причине того, что разнообразных овощей у жителей посёлка Михизеева Поляна имелось даже с избытком: их выращивали в собственных огородах и на пашнях. А вот пойти в магазин и купить торт просто так, по возникшему вдруг желанию, в посёлке лесорубов и в соседних колхозах было практически невозможно. Кондитерские изделия заказывали в РАЙПОвской и ОРСовской столовой (ОРС – отдел рабочего снабжения) к праздникам, и это ещё не факт, что тортов и пирожных привезут столько, сколько заказали покупатели. Например, к празднику Первомая или ко Дню Великой Октябрьской революции – их выпекали штук сто. Понятное дело, что на всех желающих тортов не хватало, поэтому, как говорится: «Кто успел, тот и съел». А вот, фабричные торты в посёлок завозили один раз: и только в том случае, если их не успели распродать на июньской ярмарке, проводившейся на стадионе станицы Мостовской.
На много лучше обстояли дела с изделиями лёгкой промышленности. Модельные платья и костюмы в промтоварном отделе михизеево-полянского магазина вряд ли можно было найти, но зато кроме популярных, но дорогих тканей, таких как: атлас, крепжоржет, крепдешин и шёлк появились новые виды материалов – сатин, ситец, бостон, креп, фланель, шерстяная материя, сукно и другие виды ткацких фабрик. Дорогие ткани могли лежать на складе в магазине достаточно долго, и это объяснялось тем, что далеко не каждый, даже из городских жителей, шьёт себе костюмы и пальто каждый месяц. А учитывая специфику работы лесорубов, то парадно-выходные костюмы они одевали только по большим праздникам. По-другому обстояло дело с недорогим товаром, пользующимся повседневным спросом.
Анна Мамонтова закончила уборку в домике уже к одиннадцати часам утра. Из домашних животных была одна лишь дойная корова, так что особой работы по домашнему хозяйству у девушки не было. А так как у неё был выходной день, то она решила отдохнуть «на всю катушку»: пошла в магазин к своей подруге, которой «выпало счастье» работать в праздничный день.
Такого социального явления как «блат» (знакомства или связи, используемые в личных целях и ущемляющие интересы третьих лиц) в лесном посёлке не существовало как тако-вого. Но даже если человек занимающийся торговлей не име-ет на совести, ни единого тёмного пятна, он всё же - нет-нет, да и позволит себе поделиться «по-свойски» с близкими и друзьями о завозе новой партии товара низкой стоимости в торговую точку. И Аня Мамонтова была из той самой категории людей, которые «бескорыстно помогают ближнему своему».
- Здравствуй, Панечка, - Прямо с порога торгового зала, по-приветствовала свою коллегу, Анна, - Мой Коля будет до шести часов вечера на работе, а мне, вот делать нечего и я решила к тебе зайти, на полчасика. Не прогонишь?
- Если ещё раз услышу от тебя подобные, глупые вопросы – выгоню! – Пригрозила подруге, Прасковья Шевернева, - Сегодня же Троица, и вряд ли у нас будет массовый наплыв покупателей. А вот завтра – нам, наверное, придётся обеим вы-ходить на работу.
- С чего это, ради?! – Удивилась словам подруги, Аня.
- А с того это, подружка ты моя неценЕнная, что сегодня к вечеру, нам завезут ходовой товар. А так как мы с тобой - люди умеющие хранить секреты, то об этом расскажем «по секрету» своим родным, и через час: как ты сама понимаешь – о нашем секрете узнает весь посёлок и ближайшие окрестности. Первой начала хихикать Анна Мамонтова, а затем: услышав её смех – расхохоталась и Прасковья. Причиной для столь дикого хохота послужило то, что они обе были из категории женщин, «умеющих хранить чужие секреты». Впрочем, мужики тоже не особо умеют «держать язык за зубами и рот на замке».
- Всё, Нюська! – Стараясь не смотреть на подругу, обуздала свой хохот, Шевернева, - Прекрати смеяться: иначе и я не смогу остановиться!
- А чё, я?! Хихикнув напоследок, невинно посмотрев на подругу, парировала, Анна, - Мы обе ржали, как полоумные!
- Это – так. Согласилась с напарницей, Прасковья, - Но ты
разве не замечала, что ты смеёшься так, что и покойник в гро-бу расхохочется?! Насчёт «покойника в гробу», тут, пожалуй, Прасковья не-сколько преувеличила. Но если кто имел удовольствие развязывать «мешочек со смехом», тот мог почувствовать на себе, каково это не рассмеяться от заразительного и протяжного подобия смеха «и-й я-я-я-я хи-хи-ха-ху-ху ги-ги-ги ха-ха-ха»: в одной тональности и без каких либо пауз. Вот и у Ани Мамонтовой был смех маленького ребёнка, который совсем не подходил к её росту и возрасту.
Утерев слёзы и успокоившись, девушки начали разговор о самом важном, о мужьях и женихах:
- Ну, рассказывай, Нюся, что там у тебя с Николаем Батоговым?
- У меня с Колей – всё в полном порядке.– Не скрывая своей радости от подруги, ответила, Анна, - Вчера вечером он при-знался мне в любви и, после того как он получит звание дипломированного специалиста, вернётся к нам в Михизееву Поляну и мы сразу же поженимся.
- Ты, про свадьбу, мне потом расскажешь, Нюся, лучше признайся – у вас было уже «это»?
- Да ты что несёшь, бессовестная! – Вспыхнула от возмущения, Мамонтова, - До свадьбы я себе этого не позволю! Хотя, Паня, признаюсь тебе, как на духу: когда он меня целует – по всему телу бегут мурашки, а внизу живота разгорается такой огонь, что я готова сорвать со своего жениха штаны и затащить его на себя! Но тут же, ловлю себя на мысли: а как я буду, после своего грехопадения, людям в глаза смотреть?! Ко-нечно же, я себе этого не позволяю, но как расстаёмся – я
после своего воздержания целый день болею.
Шевернева смутилась: хотя и знала, что далеко не все женщины-казачки хранили свою девственность до венчания в церкви – и извинилась, перед подругой:
- Прости меня, Нюся! Это я по своей природной глупости спросила. Но ничего – придёт время, и ты насладишься всем, чем ещё не удалось насладиться! Только, вот, не могу тебя понять: ты старше меня на один год, но у меня с Василием уже две дочки, а ты только сейчас нашла своё счастье. Не уже ли тебе никто из здешних парней не приглянулся?!
- А, ну-ка, подруженька моя, стань ко мне плечом к плечу! –
Попросила, Мамонтова, - Давай посмотрим, какая у нас раз-ница в росте!
Прасковья подошла к подруге и, для того, чтобы посмотреть ей в глаза – пришлось приподнять подбородок вверх.
- Ну, Нюська, рост у тебя, как у царского гренадёра! Да, ведь, как говорят – «постель всех уравнивает»!
- Тебе виднее, Панечка, опыт: за несколько лет замужества, небОсь, накопила не малый?! А мне не очень радует всю жизнь вкручивать лампочки вместо мужа «недомерка»!
Теперь уже первой засмеялась Прасковья, а за ней и Анна. Сколько продолжался бы это безудержный смех - предсказать было сложно, но благо, что в магазин вошли Малакеева Наталья Васильевна и Нецветайло Лукерья Андросовна. Вначале старушки: Наталье Васильевне семьдесят три, Лукерье Андросовне восемьдесят три – с недоумением посмотрела друг на дружку, а затем Лукерья Андросовна с укоризной в голосе обратилась с вопросом к молодым продавцам:
- Ну, и чаво вы ржёте, как кобылы? Жерябцов, чёли, заманиваитя?! - Да это нам, бабуся, завезли на склад пару мешков со смешинками, ну и, наверное, при разгрузке, нам по паре штук в рот влетело. А вы, вот, пришли, и они у нас во рту растаяли! Чего хотите, бабуси?
- Ну, чаво мы хотим, - с хитринкой в глазах, заявила, Наталья Васильевна, - вы нам всё равно не продадите! А нам хотелось бы: ты же не против, Андросовна - ну, хотя бы пару десятков лет с себя скинуть!
- Это-то, да! – Согласилась, Нецветайло, - Ты мне, Натуся, лучше укажи пальцем: кто из них назвал меня «бабусей»! Ка-кая жа я «бабуся», ежели со своим Михайлом Ефимычем до сих пор ябу…?
От мощного взрыва хохота в магазине посёлка лесорубов приподнялась крыша и, решив, что покидать насиженное место пока ещё рано, через пять минут опустилась на своё место.
Молодые женщины смотрели на «знойных бабушек», смеялись до икоты, а те, как ни в чём не бывало, ходили вдоль прилавка, за которым на стенных полках был разложен промышленный товар и цокали языком, дивясь «сумасшедшим ценам» на мыло, керосин и спички. Ни Наталья Васильевна, ни Лукерья Андросовна даже и в мыслях не держали того, что в самом ближайшем времени, за данный товар они будут расплачиваться не деньгами а «натурпродуктами», то есть – тушками исхудалых курей, не полностью созревшими тыквами, сушёными фруктами и даже перетёртыми листьями спорыша птичьего (однолетнее травянистое растение).
Глава 10
Благодатная Кубань. Край, где до сих пор в некоторых станицах местное население разговаривает на «кубанской балАчке» (совокупность говоров казаков Дона и Кубани).
Предвоенная советская Кубань со своим благодатным климатом и плодородной землёю, продолжала свою жизнь в трудовых буднях, но жители Михизеевой Поляны, посёлка лесорубов, уже с самого утра: в субботу 21 июня 1941 года – настраивали себя на воскресный отдых.
У каждого михизеево-полянца были свои планы на предстоящий воскресный день. Илья Малакеев, например, был настроен отправиться в горы, вместе со своим кумом и соседом по улице: такими же, как и он сам, «опытными охотниками на кабана».
В голове у тридцати пяти летнего молодого мужчины крутились слова песни из кинофильма «Человек с ружьём» - и он искренне верил в то, что в случае нападения агрессора на Советский Союз – «враг получит достойный отпор и будет раз-бит на чужой территории».
Да так, в общем-то, считал каждый гражданин СССР. Ну, а раз так, то зачем забивать себе голову «горячими» международными новостями об аннексии Судетской области Чехословакии и территории, всегда враждебной Советскому Союзу, Польши, если ты уверен в том, что «…Броня крепка и танки
наши быстры»?!
В субботние дни, как обычно, вальщики леса и труженики не большого лесопильного завода, заканчивали свою трудовую деятельность до полудня, а затем… А затем «штык в землю» и все михизеево-полянцы расходились по своим бара-
кам и уютным финским домикам.
- Про-ко-о-п, Тис-ле-енко! – Это был не условный клич индейцев Южной Америки, а обычный зов Ильи Малакеева, жителя предгорья Северного Кавказа, обращённый к бывшему соседу по бараку, возившемуся в своём дворе с рассохшимся топорищем, - Да пусть горит он, синим пламенем, твой топор! Уже домой время идти, да берданки проверять, а ты всё возишься, над этим топорищем, как жук-навозник, над «конской кучкой»!
- Отцепись от меня, Илюха, и без тебя на душе муторно! – Откликнулся, Прокоп Феодосиевич, поминая недобрыми словами новое, только недавно изготовленное из бука обструганное топорище, которое, не к месту будет сказано: «Лучше бы сгорела в топке старого паровоза» - никак не желало добровольно вставляться в обух топора, - Сейчас я эту падлЮку в дырку всуну, вот и все дела!
- Ну, сосед, я тебе как на духу признаюсь, в том, что мне до срАки, твоё дело! – Пробурчал себе под нос, Илья Дмитриевич, но вслух произнёс, Прокопу, совсем иное: - Ты, Феодосиевич, быстрее заканчивай работу, да беги за своим ружьём. А я, за это время, возьму всё необходимое, для охоты на кабана!
****
После весенней сдачи буковых и дубовых брёвен в лесотор-
говую контору, лесорубам хотелось отдыхать и наслаждаться чудной природой предгорья Кавказа. Но далеко не все жители уютного посёлка позволяли себе такое удовольствие: многие жители Михизеевой Поляны: пытаясь спасти обильный урожай земляники от нашествия жука-вредителя - предпочли отдыху работу на своих приусадебных участках. Но даже в условиях весьма напряжённой обстановки на всех участках советской границы, у большинства населения огромной страны: каковой являлся СССР – на душе было радо-стно, спокойно и хорошо.
Вот и в семье Ильи Дмитриевича Малакеева никто особо не
задумывался о «завтрашнем дне». Супруг Анны Георгиевны: вернулся с лесопилки во втором часу дня.
Кубанские казачки: такие, как например, Анна Малакеева - являла собой пример женской красоты и… и неиссякаемым чувством юмора. Едва завИдя вдали улицы силуэт мужа, она быстро метнулась к холодному роднику, журчащему со скло-на горы, и набрала «цыбарку» (ведро) студёной воды. И только муж пересёк участок тропинки и стал подходить к бараку, как жена, позвала его к себе: - Подойди ко мне, лЮбый мой! – Чернобровая казачка, стара-ясь как можно глубже спрятать хитринку в глазах, с нежно-стью в голосе пригласила своего взмокшего от пота супруга.
– Я зарас сольЮ тебе на спину тэплЭсэнькой водицы!
Распаренный на солнце мужчина, не ожидая от супруги столь жестокого коварства, стянул рубаху со своего крепкого торса и стал в позу «как без швабры полы моют».
От «тэплЭсэнькой водицы»: которую, несколько минут назад казачка достала из колодца, по телу, взмокшего о работы и палящих лучей солнца мужчины, побежали мурашки, величиной в крупный плод зёлёного горошка. Из лёгких казака, совсем не мечтавшего о столь бесчеловечной закалке организма, вырвался дикий рык, похожий на утробный звук снежного барса, попавшего в капкан браконьера, вперемешку с рёвом уссурийского тигра, решившего до конца защищать свою добычу от своих собратьев.
- Да, что ж ты творишь, изверг рода человеческого! – Илья, от
окатившей его спину студёной воды, и стекавших холодных струях по бокам его торса, взвился, аки конь-ретивый, на ды-бЫ,
- Ну, всё: а теперь – удирай, «ведьмино отродье»! За такой подлый поступок, я сейчас буду тебе ноги, вместе с корнями, выдёргивать! Выдерну, и вместо них вставлю обрубки веток! У Анны не было даже мысли поверить в «страшную угрозу», исходящую из уст любящего её супруга, но задрав выше коленей подОл длинной юбки, она с весёлым хохотом пусти-лась удирать со двора.
Глядя на то, как у супруги на бегу колыхаются пышные половинки ягодиц, Илья Дмитриевич засмеялся, и крикнул ей вслед:
- Да не беги так быстро, лЮба моя, всё равно же от меня не скроешься! Ты же все свои «булки» растрясёшь и потеряешь! Возвращайся назад! Сейчас, быстренько, заглянем в кладовку, и я твои «сдобные пампУшки» немного поправлю!
В ходе «вправления булок», Илья: стараясь найти для ног надёжную опору – несколько раз сваливал своим голым задом оцинкованное корыто соседей. Грохот жестяной ёмкости не прибавлял сексуальной энергии, но «що робЫть, колЫ вонО стоИть»?!
Соседи, проживающие вместе с семьёй Макалеевых в одном бараке, конечно же, заметили, как в общую кладовку прошмыгнула супружеская пара, но по этическим соображениям нос туда не совали: каждый из соседей понимал, что пока ещё не старые супруги будут заниматься «серьёзным делом». Анне Георгиевне пришлось испытать кое-какие неудобства, во время соития со своим Ильёю: необструганные доски стола – искололи ей ту часть тела, которая, как и положено, располагалась немного ниже поясницы. Но эти мелкие неприятности - стоили того, чтобы заключить мир между супругами. «Строго наказав» супругу за издевательство над своим организмом, мужчина натянул штаны на свою так называемую «филейную часть», и отправился проверять работоспособность спускового механизма своей добротной берданки, полученной в наследство от отца: два гола назад «почившего в бозе» в исправительно-трудовом лагере под Соликамском. На участке, где велась заготовка дуба, бука и ореха, не водились бенгальские тигры и злые носороги, но зато в большом количестве имелись дикие кабаны, размером в тяжёлый мотоцикл с коляской. Эти секачи и были заветной целью новоявленных охотников.
По правде сказать, охотники, из жителей посёлка лесорубов, были не очень сведущи в добыче дикого зверя. Но если лесорубы, соревнуясь между собой в меткости, могли попасть в «гарбуз» (тыква) не большого размера, то уж промахнуться в громадную тушу дикого вепря - им было бы совсем уж стыдно. Вот именно за таким охотничьим трофеем и отправились трое друзей: Илья Малакеев Кузьма Кузнецов, Прокоп Тисленко и Николай; четырнадцатилетний сын Петра Копанёва. Рано утром: ещё до восхода солнца – мужчины взяли свои охотничьи ружья и берданки, и отправились к месту предстоящей охоты.
Лишь только горизонт окрасился светом восходящего солнца, охотники разделись по парам и, поёживаясь от прохладно-го тумана, спустившегося в долину с гор, начали осторожно и тихо пробираться сквозь заросли кустарников, в поиске лёжки «диких хрюшек».
Самым рослым, из четверых охотников, был Илья Малакеев – ему и «выпала удача» быть вперёд смотрящим.
- Да мы ещё посмотрим, кто из нас будет смеяться, а кто прятать лицо, от стыда! – Глядя на своих улыбающихся товарищей, со злорадством намекнул на свою опытность, в охотничьем деле, Илья, - Я уже не раз ходил на «секачей», а вот вы, хохмачи, при виде вепря – сразу обсЕретесь!
Ну, выражение «обсЕретесь» носило образный характер, но то, что в весенне-летний период дикие свиньи отчаянно заботятся о своём «полосатом потомстве» - об этом лесорубы знали не понаслышке.
Охота на дикого кабана предполагала соблюдения абсолютной тишины, поэтому мужчины, осторожно ступая по траве, старались создавать как можно меньше шума и… и не забывали то и дело подшучивали друг над другом:
- Ты, Илья, - с наигранной заботой о друге, обратился к Малакееву, Прокоп Тисленко, - смотри, чтоб, не дай Боже, какой-нибудь поросёнок, или заяц, не спУтал твои яЕчки с лесными орешками! Эти ж, вострозубые падлюки, откусють всё, что меж твОих ног колыхается, и нисколько не задумаются о том, що ты из Илья - превратишься в Олёну «Безсеменченко»!
- Да это ты смотри, «кубанское недоразумение», как бы твое-го обчекрыженного «червячка» свинья не зажевала! – Не остался в долгу, Илья.
Время в поисках дичи подошло к полудню, а у охотников ещё не было добычи, за которой они, собственно, и отправились в дубовый лес.
В брезентовых ягдташах, кроме съестных припасов, у лесо-
рубов не было дичи, но охотничий азарт не оставил души кубанских вальщиков деревьев, и они: решив сделать небольшой привал – нашли место, где можно, не тревожа лесных обитателей, принять пищу.
Только вот, грандиозным планам охотников не суждено было сбыться: взрослые мужчины, разложив не хитрую снедь под обросшим мхом валуном, приступили к трапезе, а Коля Копанёв; сославшись на отсутствие аппетита – сказал им, что у него появилось острое желание «цыгану, долг отдать», то есть – «сходить, по большой нужде».
- Ты, парень, - отламывая от каравая хрустящую краюху хлеба, дал совет, Кузьма Кузнецов, - далеко от нас не отходи: на-рвёшься на свинью с приплодом – и она разорвёт тебе седалище на две ровнЭсэнькие половинки!
- Ой, да не пужАайте меня, дядь Кузьма! – Натянув на лицо выражение крайней отваги и геройства, ответил молодой паренёк, - Я что, кабанов ни разу в жизни не видел?! Да я, между прочем…
Мальчишка хотел было рассказать о том, как он, с голыми руками, ходил на дикого вепря, но его пыл был оперативно погашен Прокопом Феодосиевичем, на самой ранней стадии возгорания:
- Ну, да кто ж не слышал о том, как ты свернул шею огромнейшему «секачу»: в сарае у бабы Дуси, в Лабинске! Крови, там: как рассказывают очевидцы кровавого побоища – было море необъятное!
Прокоп Тисленко, старался как можно глубже скрыть сарказм, сквозящий в интонации его голоса, но в памяти его друзей всплыл в случай, который напомнил им о том, как юный паренёк впервые решился совершить необдуманный посту-
пок.
По просьбе знакомой бабушки, немного сомневающейся в благополучном исходе заклания кабанчика, Николай не забил поросёнка одним точным ударом в сердце, а изрезал бедное животное тупым лезвием ножа, зажатым, до бледности пальцев, в трясущейся от волнения руке «резальщика».
К счастью паренька, взрослые дядьки, прячущие улыбку в
усах, не захотели развивать тему истязаний над кабанчиком, и не стали напоминать ему о прошлом конфузе и, откусывая хлеб с луком, они продолжили приём пищи.
Стараясь, как можно дальше скрыться с глаз взрослых лесорубов, молодой мальчишка зашёл в заросли тЕрника, спустил штаны до колен, присел в позе роденовского «Мыслителя» и, устремив взгляд в небесную высь, едва проглядывающую сквозь листву кроны fagus orientalis (бука-восточного).
Сколько бы времени затратил Николай на изучение лавро-вишни, кавказского черники и жимолости – вряд ли он и сам мог ответить. Но, громкое и, как ему показалось, злобное хрю-хрю» - сыграло с парнишкой злобную шутку: нервная система юного Коли Копанёва – подала сигнал его головному мозгу, который можно было без труда расшифровать, как «Спасайся, кто может!». Реакция «матёрого охотника на диких вепрей» была, на зло - врагам, на радость – маме, весьма непредсказуемой: ловко выпрыгнув из собственных, спущенных до колен, штанов и из не расшнурованных рваных ботинок – парень как стрела, выпущенная из лука Робин Гуда, полетел в направление ожидающих на бивуаке охотников. Белки, и прочие грызуны, с азартом и глубоким созерцанием наблюдали за тем, как среди молодой поросли орешника и тЕрника, мелькали розовые ягодицы молодого человека, совсем ещё юной наружности. Заметив бегущего в их сторону голозадого парнишку, лесорубы взяли оружие наизготовку и, нервно озираясь по сторонам, приготовились к отражению нападения, пока ещё неведомого врага. Но когда Коля приблизился на расстояние чётко слышимого голоса, трясущейся от испуга рукой указал взрослым мужчинам направление надвигающейся опасности и прохрипел осипшим, с заиканием, голосом: «Та-ам…к-кабан.. з-здоровенный… к-клы-кастый!» - мужики, предвкушая скорую добычу желанного трофея, побежали в указанном направлении.
В зарослях кустов тЕрника, вначале послышался треск сухих веток, а вслед за ним, на открытую поляну вышел заросший густой щетиной… местный лесничий, Егор Рябцев.
- Эй, мужики, а ну-ка, стволы в землю! Ещё, пальнёте в меня, с перепугу! Я тут, не далеко, нашёл чьи-то испачканные штанишки и ботинки. Никому, по размеру, не подойдут?!
- Это ты, кому сказал?! – Стараясь скрыть смущение, поинтересовался у лесничего, Илья Малакеев, - Это ты к нам обращаешься, или ещё к кому?
- Да я бы обратился и к зверям лесным, - улыбнулся в бороду, лесничий, - так они же: сам знаешь – человечью речь не понимают. Но вот что я хочу вам сказать, земляки: даже если бы вы укрылись в самом глухом уголке леса – я бы всё равно отыскал бы вас, по запаху! Ваш храбрый загонщик оставил за собой такой зловонный след, что даже обделавшийся от испуга медведь источает более приятный аромат!
Дружный хохот взрослой компании мужчин, одновременно посмотревших в сторону покрасневшего до корней волос Николая Копанёва, не оставил никакого шанса на то, что в окружности, составляющей пять десятков километров, дикие звери скрылись высоко в горах, а некоторые представители животного мира предгорья Кавказа – спрятались в глубоких, необследованных спелеологами, необитаемых пещерах.
Вот так и закончилась, ещё толком и не начавшаяся, охота на дикого кабана.
Животный мир и горная фауна Кавказа, и близлежащих территорий, не понесли какого-либо ощутимого урона.
Уже ближе к вечерним сумеркам, неудачливые охотники
вернулись в посёлок лесорубов. Но, не дойдя двухсот метров до домов барачного типа, мужчины вначале услышали цокот кованых копыт лошади, а затем уже увидели, как в сторону хутора Погуляево, верхом на оседланной лошади мчался галопом молодой паренёк, из станицы Костромской.
Даже не придержав бег скакуна, он громко крикнул, лесо-
рубам: «Бяжите до дому, батькИ! На нас нИмець напАв! Война!».
Не сказать, что советский народ не думал о грядущей войне,
предчувствие беды жило в душах советских граждан ещё с начала войны в Испании, где отрабатывалась стратегия войны испанских, итальянских и немецких фашистов. Только вот все, включая и высшее руководство Советского Союза, рассчитывали на то, что с заключением между Германией и СССР «Договора о не нападении» - война отодвинулась на несколько лет вперёд. И уж если Вермахт решится напасть на советскую родину, то немецкую армию будет ждать молниеносный разгром, причём на сопредельной, с рубежом советской границы, территории.
- Ну, вот мы и поджарим себе зад и наедимся мяса, по самое горло! – Чертыхнулся от досады, Илья, - Давайте-ка, хлОпцы, шЕментом возвращаемся в посёлок! Видно, нам придётся не только в зверьё стрелять. Пожили, без войны, пора и честь знать!
Быстрым шагом, не роняя лишних слов, мужчины направились в Михизееву Поляну.
По радиоприёмнику, находящемуся в правление лесопильного завода, диктор всесоюзного радио объявил о том, что в 12 часов 15 минут будет передаваться правительственное сообщение и, как и следовало ожидать, к 12 часам дня у уличных радиорепродукторов собрались все жители посёлка лесорубов.
Женская половина жителей Михизеевой Поляны, тихо обсуждали между собой житейские проблемы и выдвигали раз-ные версии предстоящего сообщения правительства, а мужчины, дымя трубками и самокрУтками с доморощенным тютюном (табаком), не роняя лишних слов, стояли в стороне от баб, и ждали лишь только подтверждения своим догадкам. Им ещё не было известно о том, что в четыре часа утра немецко-фашистские войска перешли в наступление по всему фронту советской границы. Вальщикам деревьев, лесорубам, сучкорубам, разметчицам, раскряжёвщикам и откатчицам уже голых стволов дуба и бука ничего не было известно о героях Брестской крепости, они ничего не знали об отражении воздушных атак «Люфтваффе», моряками Черноморского флота, но мужчины уже мысленно прощались со своими семьями и добрыми соседями. Они сердцем чувствовали, что так томи-тельно ожидаемое ими сообщение Советского Правительства, коренным образом перевернёт их жизнь с ног на голову, и далеко не всем из мужчин, стоящим под радиорепродукторами, выпадет удача вернуться в родную станицу, пусть даже искалеченным, но живым.
Тут, стоит отметить, что не для всех жителей Кубани напугала начавшаяся война с Германией, были среди жителей Махошевского района и те, кто надеялся получить выгоду от свержения советской власти, то есть: «Кому - война, а кому – мать родна». Несколько «махошевцев и костромичей»: из числа «самых находчивых» - ещё до зачитывания правительственного сообщения бросились в торговые лавки скупать мыло, спички, керосин, сахар, макаронные изделия и крупу. После того, как народный комиссар иностранных дел СССР заместитель председателя Совнаркома СССР, член ВКП(б) Вячеслав Михайлович Молотов официально сообщил о коварном нападении фашистской Германии на Советский Союз и объявил о начале Отечественной войны против агрессора, Илья Дмитриевич Малакеев вернулся с супругой в свою половину барака, сел на стул под «божницей» и, с потемневшим взглядом от предстоящей разлуки с семьёй, выдавил из себя слова, которые, как острым ножом полоснули по сердцу Елены Дмитриевны и его детей:
- Ну, что мне вам сказать, родные дети, и жена! Чую я, что больше я с вами не увижусь.
- Да что ты такое говоришь, отец! – С суеверным страхом в голосе, воскликнул старший сын, а маленькие сестрёнки и братишки, бросились с рёвом к отцу, - Зачем Вы себя хороните, раньше времени?! Да наша, дОблестная Красная Армия, немцам и без Вас, папа, быстро шею намылят! Они ещё больше испытают на сэби «халхин-гол» и испанскую войну! «Расказачивание», которое проводили в двадцатые годы на Дону и Кубани и во всех казачьих Присудах, принесло свои плоды - в кубанских станицах, посёлках и хуторах отказались от «кубанской балАчки». Семья Малакеевых не относилась к украино-говорящему населению Кубани, но общаясь с казаками кубанских станиц, и они стали употреблять в разговоре «кубанскую балАчку». Ну, а уж когда отчизна оказалась в смертельной опасности, тут уж, как говорится, не до соблюдения исконных традиций.
И Малакеев-старший, иногда употреблял в разговоре украинские слова: - Да я, сынок, нисколько не сомневаюсь в нашей победе над германцами. Да вот, чую я, шо и мне, как и твоим дедам, пришёл час грудью стать на защиту чести и славы родной Отчизны. И не вздумай мне, тут, нЮни распускать: мужчинам не к лицу пускать слёзы!».
- Хотя я и не дюжа верующий, но сколько жизни мне ещё отпустит Господь, - продолжил свою речь, Илья Малакеев, - вот столько и проживу. А ты, сынок, теперь остаёшься в семье за «старшего», и с тебя будет особый спрос! И сейчас, родные мои, прекращайте кручиниться, а лучше, давайте займёмся неотложными делами: пока меня не загребли в армию.
Работу на лесоповале, в связи с военным положением, никто не собирался отменять. Наоборот – лесорубы стали трудиться на благо родины с тройной отдачей. Да этот трудовой порыв был легко объясним: страна в опасности – тут не до отдыха. Но помимо труда на пользу всего трудового народа, жители Кубани не забывали и о личном хозяйстве.
- Стену из «турлука», для хлева, - Стал озвучивать план предстоящих хозяйственных работ, Илья Дмитриевич, - мы, сынок, уже поставили. Осталось накрыть крышу дрАнкой, и стройка закончится. Там, у горного распадка, мы с кумом, в прошлом году, заготовили материал для крыш. Завтра, с утра, мы перевезём его во двор, а после обеда приступим к укладке
и обвязке.
План работы по возведению крыши овина был легко осуществим, но уже вечером – в него вмешался почтальон, который принёс в семью Малакеевых повестку о призыве их главы семьи в ряды РККА.
- Эх-х! – С досадой посмотрев на не законченную им стройку,
горестно вздохнул и сплюнул себе под ноги слюну, глава семьи, - Ещё бы немного времени, и мы бы закончили крыть крышу. Теперь, сынок, тебе придётся заканчивать нашу рабо-
ту!
- Да что ты такое говоришь, Илюшенька! – Заголосила, Анна Георгиевна, - К зиме возвратишься домой - сам и накроешь! Вот только попробуй, мне, задержаться, где-нибудь! Я тебе – задержусь! Мне что, больше всех надо, приглЯдываты, за твоими сопливыми детьми! А вот, дулю тебе, с маком! Не вернёшься, домой – я тебе и на том свете покоя не дам! Еще совсем не пожилая женщина, изо всех сил старалась отогнать прочь от супруга чёрные мысли, а у самой: от невыносимого предчувствия вечной разлуки с любимым и заботливым мужем - сердце разрывалось на мелкие кусочки, а душа заливалась горькими слезами.
Но какой бы не была горечь расставания с отцом семейства, а на утро – Илья Дмитриевич Малакеев отправился на сборный пункт формирования военных строевых частей.
Единственное письмо, которое было отправлено отцом в середине августа 1941 года из краевого сборного пункта, как оказалось в последствие, было первым и последним. В солдатском бумажном треугольнике, он сообщил своей семье о том, что их воинское подразделение отправляют в один, пока ещё никому не известный, район Смоленской области. После признания в любви к жене и детям, Илья написал о том, что «кормят их хорошо, командиры не злые» и о том, как он «на-дерёт задницу» германским колбасникам, и с победой вернётся в свою станицу», к дорогим детям и драгоценной Елене Дмитривне.
Насколько точно отец сдержал свои обещания, в отношении фашистов, ни жена, ни дети не знали, но уже на девяносто седьмой день войны - Малакеевым пришла «похоронка», которая и сняла все вопросы. В извещение о смерти, семье со-общалось о том, что «…10 сентября 1941 года, в ходе оборонительных боёв РККА под городом Смоленск, рядовой Мала-кеев И.Д. – пал смертью храбрых, в ходе проведения опасного боевого задания. Тело героя захоронено в братской могиле в городке Ельня». Женский крик, наполненный нестерпимой болью и плач маленьких детей семьи Малакеевых, разорвал вечернюю тишину посёлка лесорубов, как резкий раскат грома в летнюю грозу. Известие о смерти Ильи Дмитриевича была первой, из ряда смертей, посетившей многие семьи кубанских городов, станиц, посёлков и хуторов.
Да чего там говорить о каком-то небольшом, в сравнении с огромной страной, посёлке лесозаготовителе, если почти каждая семья Советского Союза потеряла на полях сражений кого-то из своих родственников! Но до того как на землю Краснодарского края ступил сапог немецко-фашистского захватчика, на Кубани ещё мало что напоминала о кровопролитной Отечественной войне.
Глава 11
Шёл второй год войны. На всей европейской территории Советского Союза пожаре боевых сражений горели города и сёла, Рабоче-крестьянская Красная армия вела ожесточённые оборонительные бои. Земля Белоруссии и Украины подверглась колоссальным разрушениям и людским потерям среди мирного населения. Немецкая группа армий «Центр» и части сил группы армий «Север»: при подавляющем господстве, в небе, авиации германской армии 2-го воздушного флота – упорно рвались к Москве.
В результате осуществления планов «блицкрига» (молниеносная война), вермахт существенно продвинулся на восток, а РККА – вновь, как и в пограничных сражениях, предпринимала против гитлеровских войск контратакующие действия, раз за разом попадала в окружение и теряла свои последние механизированные корпуса. И этот план скоротечной и победоносной военной компании: в несбыточных мечтах немец-ких генералов – ставил советское государство в ряд побеждённых, фашистами, европейских стран.
Быстрое продвижение немецко-фашистских армий создало благоприятные условия для атаки на столицу СССР, последующего окружения и ликвидации киевской группы Красной армии. Но благодаря самоотверженности и героизму, тех самых «ванек, петек и гришек» и массы бойцов с другими име-нами: грудью вставших под Смоленском на защиту своей Отчизны – немецкие войска и их союзники потеряли два месяца и фактически оказались перед выбором; до наступления рус-ских зимних холодов штурмом взять Москву или Киев. Вы-бор генерального штаба Вермахта пал на Киев. И в результате «гениального» воплощения военных идей австрийского ефрейтора Адольфа Шикльгруббера, план «Барбаросса», мягко выражаясь, накрылся изделием из цветного металла, проще говоря - «медным тазом».
А вот на юге страны: в так называемой «житнице Советско-го Союза» - продолжалась, пока ещё мирная жизнь. Жители Ростовской области, Краснодарского и Ставропольских краёв продолжали трудиться на своих рабочих местах и не прекращали занятия детей в школах.
О том, что на широких просторах родины ведётся кровопролитная война, жителям посёлка Михизеева Поляна не да-вали забыть «похоронки» о гибели своих станичников на поле брани.
Погасший, некогда весёлый и жизнерадостный взгляд на лицах румяных казачек, и покрытые чёрным траурным платком свёрнутые в тугой узел косы на поседевшей от горя голове вдов – не прибавляли детям радости. А тут, ещё, мальчишек и девчонок, взрослые вынуждали ходить в школу и ло-мать голову какими-то, никому не нужными, синусами и косинусами! Дети, погибших на войне отцов и братьев, рвались на фронт: мстить фашистам, а учёба: «Да какая от неё польза: родина в опасности, а им – давай, сиди и зубрИ уроки! Вот, разобьём фашистов – тогда уже можно будет вернуться и за парты!».
Так же, как и его ровесники из посёлка лесорубов, считал и Николай: пятнадцатилетний «глава семьи» Копаневых. - Я тебе «убегу»! – Услышав от маленькой дочки новость о том, что старший сын собирается убежать на фронт, отвесила сыну звонкий подзатыльник, Галина Апанасовна, - Ты что, забыл бАтькин наказ? Пётр Иванович сложил на войне свою голову, и теперь старший в семье - ты! Ты, сынок, должен закончить восемь классов! А там, глядишь, и война закончится!
- Ото-ж, - перейдя на «кубанскую балАчку», пригрозила,
мать, - ТИлько удУмай мэнИ, удрАты з хаты! Я тЭбэ, так «отхожу лозЫною, що ты мИсяць, на срАку нэ сядэшь! Вы тИлько подывЫтэсь, на цёго воЯку: на хронт вин собрАвся! ШвЫдко, у школу! Та нэ забудь, про своих сестричках – им тэ-ж у школу пора!
В душе безусого «главы семьи» боролись два чувства: одно – подталкивало парнишку к необдуманному поступку, а второе – нашёптывало ему на ухо: «Ну вот, предположим, тебе удастся избежать встречи с военным патрулём, и ты сбежишь на фронт. А ты подумал о маме: как она одна, без мужских рук, поднимет на ноги твоих сестёр?!».
Полностью не отказываясь от своего жгучего желания попасть в действующую армию, Николай: до поры, до времени – решил не расстраивать маму. Но вот когда закончится учеб-ный год… Вот тогда уже мама его не остановит: он всё равно уйдёт бить фашистов!
Мысленно обращаясь к немецким оккупантам, парнишка послал им свой вызов на битву: «Батьку, моего, убили, твари ползучие, и теперь вы решили, что на земле больше не осталось Копанёвых?! Да вы, сволочи, погодьте трОшки, я ещё встречусь с вами, в бою! И тогда вы, гитлеровские ублюдки, от меня пощады не ждите! Я вам, гады, погибшего батьку не прощу – запомните это!».
С мыслями о мщении, Николай постучал в закрытую дверь зашёл в учебный класс.
- Копанёв! – Взглянув на ученика, вошедшего в комнату, мало чем напоминающую учебный класс, обратилась к опоздавшему к первому уроку, Нина Викторовна Плешивая, - Я попрошу тебя больше не опаздывать на уроки! Какой пример ты подаёшь младшим ученикам?!
- Извините, Нина Викторовна, - Извинился перед учителем, виновник не запланированной остановки занятий, - я больше не буду опаздывать на занятия!
- Ну, возьми себе, Коля, что-нибудь вместо стула и садись на свободное место за… столом.
Учитель сделала паузу, потому что сразу не смогла найти определение «сооружению» за которым выполняли письмен-
ные работы ученики школы.
- А сейчас, дети, - продолжила урок, Нина Викторовна, - я попрошу всех вас написать несколько предложений с употребление слов – Родина и Отчизна!
Комната, где одновременно занимались учёбой ученики от первого до восьмого класса, действительно мало чем напоминала учебный класс. И это объяснялось тем, что в остальных классах и кабинетах: включая и кабинет директора школы – были размещены дети из Ленинградского детского дома, эвакуированные из «Северной Пальмиры» подальше от ужасов войны. Ну, а в связи с новым пополнением учеников, руководством школы было принято решение поставить вместо парт деревянные ящики, за которыми можно усадить учеников с двух сторон.
С прекращением поставок школьных принадлежностей, у учащихся школы в Михизеевой Поляне (как, впрочем, и на всей территории Советского Союза) не пользовались чернильными перьевыми ручками, по причине отсутствия чер-нил, а писали всем, чем угодно: огрызками карандашей раз-ных цветов. А у кого не было даже этого, то ребятам приходилось толочь сухие ягоды бузину в ступках, заливать порошок кипятком и использовали эту жидкость вместо чернил. Ну, а школьные задания ученики писали не в тетрадях, а между строк газетных подшивок.
Ученикам младшего возраста было страшно ходить по коридору, где в соседних классах на кроватях лежали истощенные дети из Ленинграда.
Стоны всех одиннадцати ребят и девочек, страдающих от
ночных кошмаров, их крики в полусознательном состоянии: наполненные ужасом пережитых налётов авиации немецких варваров из «Люфтваффе» - сеял страх в неокрепших душах местных малышей.
У совсем ещё маленьких детей Ленинграда мало что можно было узнать о ходе эвакуации из ещё не охваченного плотным кольцом блокады города, но более взрослые ребята достаточно подробно (конечно же, не без приукрашивания) рассказали о своих злоключениях.
- Так ты, Кирюша, сам видел фашистов или тебе о них расска-
зывали взрослые дяди? – После окончания занятий в классе, стал расспрашивать ленинградца, Алексей Лузгинов, - И вообще: рассказывай, как вас эвакуировали!
- Ну, как…- С видом бывалого «бойца невидимого фронта», нехотя ответил, одиннадцатилетний парнишка, - В июле наш город пока ещё не был в кольце окружения, и наш детский дом: вместе с другими детскими домами, дошкольными уч-реждениями и школами – отправили в южные районы Ленин-градской области. Как нам объяснили воспитатели – «на летние дачи». И мы восприняли эту поездку как неожиданную, но довольно увлекательную прогулку. Только вот, нас увезли не дальше от опасности, а наоборот ближе.
Парнишка застыл в немом воспоминании об обстреле вражеской артиллерии, но ему, естественно, не позволили полностью погрузиться в тот хаос, который творился в начальной фазе войны:
- Эй, Кирюха! Ты чё замолчал?! – От нетерпения слегка толкнув в бок детдомовца, потребовала продолжения рассказа, Ирочка Максимова, - Рассказывай дальше!
- Ты не «чёкай», Ирка, я тебе не первоклашка, и не торопи меня! – «Ощетинился», Кирилл, - Ну, в общем, наш Василе-островский детский дом отправили в Валдайский район, а из других детских домов – воспитанников развезли кого куда: в Окуловский, Боровичский, Демянский и Мещерский районы. Мы, и родители детей, находившихся в дневных интернатах, были уверены в том, что быстро вернёмся в город. Поэтому не брали с собой тёплые вещи.
- А вы что, - прервала рассказ ленинградца, Лена Балеева, одни ехали, без взрослых?!
- Слушай ушами, а не попой! – «Строго» взглянув на виновницу прерванного рассказа, Лёша Лузгинов, - Он же ясно сказал о том, что их эвакуировали вместе с воспитателями!
- Ну, да. – Подтвердил слова своего одногодки, Кирилл, - На каждые пятьдесят детей из нашего детдома был взрослый со-провождающий и врач. И не знаю, что за инструкцию они выполняли перед нашим отъездом из города, но следили за
нашей дисциплиной очень строго.
На этот вопросы (на этот день) закончились, и местные ребята разошлись по своим семьям, а дети из ленинградских домов и школ стали готовиться к ужину в заводской столовой. Многое из того, что на самом деле происходило во время совершенно не обдуманной эвакуации детей из города на Неве, детдомовцы не рассказывали. И вовсе не потому, что им было запрещено говорить о бардаке, творившемся в головах руководителей города и области, а по причине того, что они и сами не были осведомлены о ходе эвакуации.
А ситуация в первые недели войны складывалась так, что руководители сами не могли адекватно оценить обстановку вокруг Ленинграда, который: по бесчеловечному плану германского командования – должен был быть стёрт с лица зем-ли, и конечно же, вместе со всеми его жителями.
Эвакуация из города Великого Петра осуществлялась по довоенному плану, разработанному на случай угрозы Ленинграду со стороны Финляндии. И здесь, боясь ответственности, партийное руководство города не допустило никакой импровизации.
Детей эвакуировали без какого-либо разрешения родителей – целыми детскими садами и школами, вместе с воспитателями и педагогами. Многие партийные работники, занимающиеся отправкой детей в южные районы Ленинградской области, искренне считали, что увозят детей дальше от войны, да и сама она быстро закончится победой РККА. Но, как оказалось на самом деле – детей отправили навстречу с войной и подвергли большей опасности.
13 июля 1941 года из Валдайского района прилетела телеграмма в Леноблисполком, в которой была просьба, как можно экстреннее оказать помощь в предоставлении эшелона для реэвакуации ленинградских детей. А причиной данной просьбы послужила бомбардировка немецкой авиации станции Едрово, где находилось более двух тысяч ребят из разных образовательных учреждений.
А местным ребятам из посёлка Михизеева Поляна, не тер-пелось узнать о налёте одиночного бомбардировщика Люфтваффе во время подготовки и посадки детей в железнодорожный эшелон на железнодорожной станции Лычково. И стоило Нине Викторовне Плешивой объявить об окончании занятий в классе, как ученики потащили Кирилла к трибуне в центре посёлка, под деревянными стенками которой был ор-ганизован «секретный штаб». В круг «подпольщиков» были допущены не какие-нибудь «первоклашки», а «взрослые пар-ни и девчата»: из третьего и четвёртого класса.
- Так, Киря, до вашего ужина ещё целый час, - зная внутренний распорядок дня детдомовцев, показал свою осведомлённость, Лёша Лузгинов, - поэтому, начинай рассказывать сразу о том, как получилось, что вы приехали в Краснодарский край!
Кирилл уже привык быть в центре внимания местного «бомонда», поэтому деловито прислонился спиной к стенке, сплюнул слюну через губу себе под ноги, и стал рассказывать о страшных событиях:
- Двадцать девятого июля нас отвезли в подводах на станцию Лычково. А там, таких как мы - видимо, не видимо! То-олько нас стали рассаживать по вагонам – и тут солнце скрылось за тучей немецких бомбардировщиков!
Стараясь как можно больше нагнать жути, Кирилл сделал «страшное лицо», шумно задышал через ноздри и, понизив интонацию голоса до мрачности загробного мира, произнёс: - Воздух задрожал от надрывного гула авиационных моторов, на земле даже птицы перестали петь и на нас… и на нас посыпались тысячи бомбав и пулев! Ну и мы: только лишь для того, чтобы у наших воспитателей не было неприятностей – решили спрятаться в лесу, и оттуда уже смотрели на пики-рующие немецкие самолёты. Картина я вам скажу, братишки, была страшная! Я сам, лично видел, как здоровенная бомба попала прямо в серёдку вагона: одни мелкие щепочки полете-ли в одну сторону, а колёса в другую! А ещё, эти фрицы стали строчить из самолётных пулемётов, и я видел, как мальчика: наверное, лет пяти, в белых шортиках и в панамке на голове – пулями разорвало на мелкие кусочки…
Как бы детдомовец старался показать себя героем, но он
был обыкновенным одиннадцатилетним мальчиком и, после своих слов о страшной гибели маленького ребёнка, его за-трясло крупной дрожью.
Перед местными ребятами предстал не отважный пионер, прошедший семь кругов ада, а простой плачущий навзрыд мальчишка, которому довелось пережить один их страшных эпизодов войны.
****
В 1942 году в посёлке лесорубов и деревообработчиков проживали не только коренные жители, но ещё и двадцать девять человек эвакуированных из Ленинграда: из которых – одиннадцать детей из детского дома и их воспитатель – и девять женщин эвакуированных из Севастополя. И то, что рас-сказывал своим новым друзьям Кирилл, было только частью трагедии, разыгравшейся на железнодорожных станциях Ленинградской области, и его рассказ «немножко» отличался от слов воспитательницы, которая описывала события того дня совсем в других красках:
- Ну, что Вы, Нина Викторовна! – Опровергла слухи, воспитатель детского дома, - В рассказах моих детей много выдумки. Никакой «армады немецких самолётов», 18 июля не было, и уж в этот день погибло вовсе не две тысячи пассажиров нашего поезда! Но от этой правды легче не станет. Я даже себе представить не могла, что немцы, среди которых жили и живут такие великие люди как Карл Маркс и Эрнст Тельман, могут быть такими нЕлюдями! Ведь я уверена, что немецкий лётчик видел, кого он бомбит, ведь под крыльями его самолёта был не воинский эшелон, и он стрелял из пулемёта не по солдатам, а по разбегающимся в страхе детям – этого он не мог не заметить! Этот убийца за штурвалом бомбардировщика сбросил на нас не меньше двадцати бомб, при этом – их взрывами были разбиты два вагона и паровоз из нашего детского эшелона. И Вы, Нина Викторовна, сами можете представить, какого страха натерпелись мои дети, если даже у меня, от пережитой трагедии, начинают коленки трястись!
- Я понимаю тебя, девочка моя! – Со слезами на глазах утеши-
ла молодую воспитательницу, Нина Плешивая, - А погибших
при бомбёжке, действительно было много?
- Много, Нина Викторовна! – Стиснув зубы от ненависти к фашистам, подтвердила, девушка, - Очень много: если принять во внимание тот факт, что от тех погибших детей могли быть свои дети, а у их детей своё потомство! Из сорока одно-го погибшего при бомбардировке – убито двадцать восемь ленинградских детей! Да и из двадцати девяти получивших ранения различной степени тяжести – в тот день мы насчитали восемнадцать детей. Вот такая вот, печальная арифметика, Нина Викторовна.
- Я, конечно же, не разбираюсь в военной стратегии, - с уверенностью в интонации голоса заявила, учитель, - но скоро наши войска загонят эту фашистскую нЕчись в их логово, и добьют врага на чужой территории! А Гитлера мы поймаем, и будем судить прямо на Красной Площади в Москве! Женщины погрузились в свои мысли: воспитатель детского дома стала планировать возвращение детей в Ленинград, а Нина Викторовна представляла, как будет встречать своего героя-победителя.
После недолгого молчания, Плешивая вновь вернулась к своим, пока ещё не заданным вопросам:
- А как вы попали в наш посёлок? - Ну, после тех печальных событий, наших детей стали возвращать в Ленинград. Но в начале августа немцы захватили важные стратегические объекты, такие, как транспортные узлы в Старой Руссе, в Новгороде и в Чудове. Ну, и местные власти, без согласования с Ленинградским обкомом партии, отправили нас в глубокий тыл. Мы, например, были отправлены в Краснодарский край, а ваш крайком ВКП(б) принял решение предоставить нам убежище в станице Костромской. А тАмашний доктор, осмотрел моих детей, и дал рекомендацию проходить реабилитацию их подорванной психики в вашем посёлке. И вот – мы здесь, и вот – мы вместе с вами! Будем вместе делить и радости, и горести!
- Ну и хорошо! – Вновь обняла девушку, Нина Викторовна, - Поживёте, у нас, пока немцев не прогонят с нашей земли, а там: захотите вернуться в Ленинград - вернётесь, а может - навсегда останетесь в нашей Михизеевой Поляне.
****
И взрослые, и дети, покинувшие город Ленинград спасаясь от войны, «останутся» в Михизеевой Поляне, к глубокому прискорбью.
Глава 12
Лесозаготовительная и деревообрабатывающая отрасль народного хозяйства Советского Союза была практически обескровлена, и это было связано с тем, что большинство квалифицированных лесорубов и производственников были при-званы на фронт. Рабоче-крестьянская Красная Армия получила не только тракторы и автомобили, используемые в лесных хозяйствах, но и наиболее работоспособную тягловую скотину. При этом лесозаготовку никто не отменял, а наоборот стране и армии древесина была нужна как никогда. И выполнение этой задачи легло на плечи женщинам, старикам и подросткам: обычным девчонкам и мальчишкам.
В Михизеевой Поляне старики и женщины работали вальщиками деревьев, а девочки-подростки вывозили лес на лошадях, а мальчики – грузили лес на сани, сами сего сгружали, разделывали и скатывали брёвна в штабели. И все эти операции они производили вручную, работали топорами и пилами так же, как это ранее делали их отцы, братья и родные дяди. Труженикам леса прибавляла сил вера в то, что вкладывают свой труд в дело победы над врагом, в то, что они помогают фронту, а значит своим отцам и братьям.
А отцы юных лесорубов, в это время, воевали на фронтах и у них была только одна цель – цель на мушке прицела винтов-ки, автомата или пулемёта, и имя ей – фашист.
19 июля 1941 гола 10-я танковая дивизия вермахта, шедшая в авангарде 46-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнса Вильгельма Гудериана, заняла город Ельня. Но дальнейшее продвижение немецких войск в направлении Спас-Деменска было остановлено час-
тями Красной Армии.
В 19-й стрелковой дивизии, которая участвовала в ликвида-ции изгиба линии фронта, так называемого «ельнинского выступа» воевали и рядовые Илья Дмитриевич Малакеев и Иван Фёдорович Майборода.
- Ну что, земляки, - с натугой насаживая штык на «винтовку Мосина», обратился к товарищам по оружию, Илья, - сейчас будем сажать немчурУ, как баранину на шампуры?! Вот вы мне не поверите, братишки, но я совсем не горю желанием видеть их на кубанской земле! Пусть уж он здесь останутся, и желательно, под землёй на глубине полутора метров, а то и больше!
- Ты думаешь, Дмитрич, что это дерьмо необходимо нашей земле-матушке? Вглядываясь в предрассветную мглу в сторону немецкой линии обороны, со злой усмешкой, спросил, Иван Майборода, - Ой, чёй-то мне кажется, что где мы их закопаем – там трава лет сто расти не будет: ну, разве что - чертополох да репей цеплЮчий! Да уж с этими-то сорняками мы, как-нибудь справимся, а вот с фрицами нам придётся повозиться. Да и хрен с ними – сейчас я их, блядей, буду бить пока они не обсерутся, а затем – за то, что усрались!
По свистку командира роты цепи красноармейцев поднялись в атаку на врага, и только лишь за сто метров до передо-вой линии немецкой обороны, из глоток сотен бойцов вырвалось не только знаменитое, русское «ура», но и сочная славянская матершИна, с перечислением разных имён святых и грешников.
Немецкие солдаты, чтобы там не говорили те самые «одним махом семерых убиваха», умели хорошо организовывать оборону своих позиций и, подпустив советских пехотинцев на расстояние пистолетного выстрела - открыли шквальный огонь их всех видов стрелкового оружия.
Атака полка захлебнулась, и для того, чтобы избежать губительных последствий для личного состава, командиры отвели своих бойцов на ранее занимаемые позиции.
Майборода, в пылу атаки, потерял из виду своего земляка, но во время сигнала об отходе, увидел, как вблизи Ильёй Ма-лакеевым вздыбилась земля от взрыва гранаты и он, как косой подкошенный, рухнул на землю.
У Ивана Фёдоровича не возникло ни малейшего сомнения в том, что его земляк погиб, но для очистки совести он решил ночью пробраться к тому месту, где был замечен его упавший на землю товарищ. Только вот, не всегда желаемое может быть осуществимо: его роту, этим же вечером - отправили на переформирование из-за больших потерь в личном составе. Новую роту не перекинули на другой участок фронта, но для того, чтобы найти хотя бы тело своего земляка – Ивану Май-бороде пришлось подождать.
При составлении списков погибших под Ельней, Малакеев тоже был внесён в этот «похоронный список».
Немцы не хотели отдавать удобный плацдарм для дальней-шего наступления и в самые сжатые сроки построили мощный укрепрайон с серьёзными оборонительными укреплениями. И несколько предпринятых попыток выбить немцев с занимаемых позиций для советских стрелковых полков оказались безуспешными. Не смотря на яростные контратаки советских пехотных частей, немцам удавалось оставлять ельнинский выступ в своих руках.
И всё же, после тщательной разведки, подтягивания резервов и подготовки советские войска нанесли сокрушительный удар по немецкой группировке и 30 августа 1941 гола красноармейцы прорвали оборону противника и глубоко вклинились в занятую немцами территорию.
Уже попав на немецкие позиции, Майборода попытался найти хотя бы тело Ильи Малакеева, но его поиски не увенчались успехом.
- Ну, что, Кузьма! – Тяжело вздохнув, обратился к Кузьме Кузьмичу Кузнецову, Иван Фёдорович, - Наши ряды стали меньше на одного михизеево-полянца. Чья следующая пуля пока ещё стынет в стволе немецкого автомата?
- Мы, Ваня, - отмахнулся от слов друга, Кузнецов, - с тобой заговорённые: если уж в СИБЛОНе нас Бог сохранил, то и здесь, как-нибудь, не оставит без своей защиты! А Илюшку… Его мне тоже жалко: безвредный был, товарищ. Ты не знаешь,
на него извещение уже отправили?
- Не знаю, Кузя! – В очередной раз тяжело вздохнув, ответил, Майборода, - Наверное, отправили. ****
«Похоронку» действительно отправили на родину погибшего, и семья получила извещение о смерти мужа и отца, но на войне случалось всякое: и живые превращались в мёртвых, и мёртвые в живых.
Илья Малакеев, по счастливому стечению обстоятельств, не погиб во время боя: он получил при взрыве немецкой гранаты тяжёлую контузию и лёгкие осколочные ранения. В бессознательном состоянии кубанца захватили в плен, он перенёс серию жестоких допросов и был отправлен в лагерь военнопленных в пригород Минска.
Тело болело от ударов резиновыми дубинками, передние зубы были выбиты, но Илья лежал на полу кузова немецкого грузовика и думал не о смерти, а о жизни.
Находясь с такими же соратниками по несчастью на полу кузова, он продумывал план побега из плена. Но пока, не было ни каких предпосылок, позволяющих совершить задуманное.
Илья размышлял о способе побега, а один из его товарищей по несчастью всё уже решил и стал всех подбивать на необдуманные действия:
- Ну чего вы присмирели, как бараны, которых везут на бойню! – Шёпотом упрекнул товарищей, «идейный вдохновитель», - Охранников в кузове всего двое: быстро накинемся на них, придушим, завладеем автоматами и «ходу» из кузова! Если сейчас ничего не сделаем, нас привезут в лагерь, посадят
за колючую проволоку, тогда уже нам «крышка будет»!
- А ты что предлагаешь, с голыми руками бросаться на вооружённую охрану?! – С прищуром глаз, спросил, Малакеев, поправляя на голове грязную повязку, - Ну, давай, покажи какой ты храбрый! Отдать свою жизнь за понЮшку табака – ума не надо! И уж если я захочу добровольно расстаться с собственной жизнью, о я уж постараюсь прихватить с собой на тот свет, хотя бы с десяток фашистов!
В словах Ильи Малакеева был здравый смысл. Во-первых: их грузовик ехал в колонне таких же немецких грузовиков, кабинах которых находилось два солдата из полевой жандармерии и вооружённый водитель, а позади и впереди колонны ехали по трое жандармов на тяжёлых мотоциклах с ручными пулемётами на турелях, установленных на мотоциклетных колясках. Допустим, справиться с двоими охранниками для русских мужиков не представлялось задачей, совсем уж, не выполнимой, а дальше то что – на ходу спрыгнуть за борт грузовика и попасть под ливень пуль из пулемётов? А стоит ли так рисковать жизнью? Поэтому, большинство военно-пленных красноармейцев, находящихся в кузове грузовика, поддержали план Ильи Малакеева.
- Вот я вам и говорю, - продолжил шёпотом излагать свой план, Илья Дмитриевич, - Нас, по всей видимости, везут на какой-то сборный пункт. Вот там и будем искать возможность удрать от немцев. А сейчас, товарищи, набирайтесь сил. Попались в плен – это плохо и позорно, но на этом наша жизнь не закончилась, мы ещё с вами повоюем!
Но видимо немцам было жаль тратить бензин на перевозку «унтерменьш» и уже на территории Белоруссии пленных повели пешим строем.
****
Группа военнопленных красноармейцев, среди которых находились товарищи Ильи Малакеева, прибыла в Шталаг пешей колонной. Местные жители прилегающих к лагерю деревень, в основном женщины и дети, выстаивались вдоль дороги и украдкой, пока немецкие конвоира отвлекались, бросали в колонну хлеб, варёную картошку, подавали воду и, у кого
было, молоко.
Дорога к лагерю со стороны черепичного завода представляла собой мрачную картину, которая чем-то напоминала сюжет картины художника Ханса Мемлинга «Ад», которую он написал, примерно в 1485 голу. Стаи ворон с гортанным криком носились над дорогой, эти чёрные птицы взлетали ввысь и камнем падали вниз, ухватив что-то, и тут же взмывали в небо.
От их огромного количества и непрекращающегося движения трудно было дышать, и военнопленные красноармейцы не могли понять, почему. Уже подойдя вплотную к лагерю военнопленных, Илья Малакеев почувствовал тяжёлый трупный запах, который можно отличить от любых других запахов. И источник данного запаха, был перед глазами сотен пленных красноармейцев: кюветы по обеим сторонам дороги были до краёв заполнены телами умерших красноармейцев, которые не вынесли пяток и издевательств со стороны фашистов. Вот здесь то и нашли себе источник питания птицы-падальщики.
Военнопленным красноармейцам не была известна секрет-ная директива и инструкция начальника охранной полиции и СД Р. Гейдриха, в которых позволялось айнзацгруппам и айнзацкомандам перепроверять все лагеря военнопленных с целью выявления и ликвидации комиссаров, коммунистов и евреев. А как можно разглядеть в обычном солдате без знаков различия на петлицах данную категорию лиц, подлежащую уничтожению, ведь на лбу у коммуниста не приклеен партий-ный билет с личной фотографией? Вот тут-то и появляются добровольные помощники: те самые «товарищи», с которыми ты совсем недавно делил последний сухарь ржаного хлеба. Сразу же после доставки в Шталаг-352 в деревню Масюковщина под Минском новой партии военнопленных, солдаты тыловой жандармерии построили их в две шеренги, и к пленным красноармейцам вышел комендант лагеря.
Окинув пустым взглядом израненных пленных, майор обратился к ним:
- Sind Kommissare, Kommunisten, Komsomol und Juden unter
euch? Wenn überhaupt - ich bitte sie, sie zu versagen!
Переводчик сделал шаг вперёд, и обратился к военнопленным: - Господин майор интересуется: есть ли среди вас комиссары, коммунисты, комсомольцы и евреи? Если таковые имеются, господин майор просит их выйти из строя!
Что означала эта «невинная просьба» советским военнопленным было хорошо известно, и никто к фашисту не вы-шел. И тут, расталкивая впереди стоявшую шеренгу красно-
армейцев, из строя выскочил…
Нет, вовсе не рыжий, конопатый и с крысиной мордой, как обычно рисуют предателей, а вполне симпатичный и стройный парень старше двадцати лет:
- Так, товарищи немцы! Сейчас я всё вам расскажу, и выведу на чистую воду всех комунЯк и жидов, которые прячутся среди этого сброда! И комсомольцев, господин офицер, я тоже вам покажу: ну, хотя бы тех, кого я знаю!
Услышав от переводчика о том, что говорит «доброволец», майор скривил на своём лице брезгливую гримасу и жестом приказал указать на тех, кто принадлежит к группе, подлежащей уничтожению без суда и следствия.
- Эй, комиссарик! – Разглядев среди военнопленных знакомое лицо, обратился к обросшему щетиной мужчине, «красавчик», - А чего это ты морду свою прячешь от меня, а ну-ка, выходи к господину офицеру! И ты, морда жидовская, не приседай за спинами христиан!
Предатель схватил за шиворот молодого чернявого парня в круглых очках, и выволок его из строя:
- Вы ходи, на свет Божий, христопродавец, сейчас ты за всё ответишь! Всего предатель вывел из шеренги новой партии военнопленных десять человек, и их: тут же, на глазах у красноармейцев – построили у колючей проволоки и расстреляли. В лагере Масюковщина военнопленных, среди которых был и Илья Малакеев, встретили с овчарками, расстрелами, оскорблениями. Некоторые из красноармейцев, глядя на издевательства со стороны охранников, не выдерживали, выходили из строя, рвали на груди гимнастерки с выкриками: «Да здравствует Советская власть!», «Погибаю за Родину, за наш народ!», «За меня отомстите!», «Стреляйте, гады, я коммунист!». В них стреляли. За ними выходили другие с возгласами: «Да здравствует Родина! Да здравствует Сталин!». Так, из группы вновь поступивших в Шталаг-352, было расстреляно семь человек. На следующий день было повешено пять человек с надписью на груди «Сталинские бандиты» и тринадцать человек расстреляны под виселицей. После этого началась сортировка пленных — отдельно солдат, сержантов, офице-
ров и… украинцев.
Гибель товарищей не сломила дух группы заговорщиков, в которую входил Илья Малакеев, а только ещё больше сплоти-ла их в решении совершить массовый побег из Шталага 352. Но перед тем как совершить попытку побега, нужно было ещё организовать акт возмездия предателю. Собрав вокруг себя единомышленников, Малакеев тихо изложил свою задумку:
- Ночью, по моему сигналу, поможете мне «уконтропУпить» этого иуду.
Зря «красавчик» надеялся на то, что новые хозяева успеют перевести его в команду надзирателей. С чувством исполнен-ного долга он расположился не далеко от вышки часового с пулемётом, и лёг спать, с мыслью на утро обратиться к майо-ру с предложением своих услуг на пользу Германии. Всё, что он успел почувствовать, так это то, как на него, под покровом ночи, навались трое мужчин, и на его шее сомкнулись креп-кие пальцы лесоруба.
Наутро комендант пожелал вновь увидеть «русиш иван», но синее лицо, с явными следами удушения на шее не доставили ему никакого удовольствия. Отдав команду построить всех военнопленных, он вышел перед шеренгами и, заложив руки за спину, произнёс:
- Bestrafen oder ermutigen in einem von mir vertrauten untermen-schlichen Lager, das kann nur ich und niemand sonst! Deshalb werden wir für jeden von Ihnen getöteten Patrioten Deutschlands fünfzig Kriegsgefangene erschießen. Los, Feldfebel!
В переводе на русский язык, это звучало, так: «Наказывать или поощрять в доверенном мне лагере для недочеловеков, могу только я и никто другой! Поэтому за каждого убитого вами патриота Германии - будем расстреливать по пятьдесят военнопленных. Приступайте, фельдфебель!».
Длинные очереди из пулемёта и автоматов оповестили
заключённых о том, что акт устрашения проведён с немецкой точностью и педантичностью. На том и стояли фашисты, не состоявшегося «3-го рейха».
- Не торопись, Илья! - узнав о плане побега, предостерёг Малакеева, политрук одной из стрелковой дивизии, попавшей в окружение в первые дни войны, - Подходить близко к ограде лагеря не разрешается. У вас отберут кожаную обувь и одежду. Позже вам выдадут обувь на деревянной подошве. Ну, а одежда, скорее всего, будет снятая с убитых и умерших.
- Предупреди своих ребят, - понизив голос до шёпота, про-должил инструктаж, политрук, - чтобы они не хранили при себе личные вещи. Мой товарищ не знал о запрете и не сдал перочинный нож, за что был застрелен перед строем.
- А что, там, с нашими товарищами еврейской национальности? – Решил узнать более подробно о расстрелах евреев, Малакеев.
- Ну, что я могу тебе рассказать, Илья. – В бессильной злобе, ответил, политрук, - По началу, узники еврейской национальности содержались отдельно от общей массы военнопленных, а теперь – вон они все, лежат в канавах. Но, понимаешь, даже после всех этих массовых расстрелов, после регистрации в лагере продолжалось выявление евреев. Здесь работает спе-циальная комиссия, которая выявляет евреев по внешним физическим, обрядовым и языковым признакам. Ты же ведь знаешь, что евреи не могут скрыть свое грассирующее «р»! Они, конечно, стараются подбирать слова без этой буквы, но это им не всегда удаётся. Да, тем более, что за ними постоянно ведётся «охота» предателей из украинских националистов и русских приспособленцев.
- Я тебе расскажу такие вещи, от которых даже у меня волос встаёт дыбом! – Переведя дух, продолжил рассказ, политрук, - Вот, недавно: до вашего прибытия в Шталаг - капитан Липп выстроил всех пленных из барака № 8 и через переводчика приказал всем спустить брюки и кальсоны. Затем, руками в перчатках, брал в руки половые органы пленного и отдельных из них сбивал с ног, и со словами: «Юде» - стрелял в голову бедолаге.
- Да мне, тут, рассказывали, как в лагерь пришли два пьяных унтер-офицера и привели с собой двух больших овчарок. – Задышав от ненависти к фашистам через нос, поделился услышанным, Малакеев, - Они, суки, держали пари - чья собака сильнее и какая из них раньше загрызет «русиш швайн». Вывели двух пленных, собаки напали на них и загрызли насмерть.
- Здесь, Илья, - с пылающими глазами от злости, пояснил, политрук, - одна казнь сменяет другую. Тут, однажды вывели одного пленного, раздели и привязали к столбу. В ведрах был принесен кипяток и холодная вода. Немцы обливали пленного то кипятком, то холодной водой, пока не обварили все тело до костей». А завтра, ты сам будешь участником «физзарядки по-немецки». Всех нас заставляют бегать вокруг лагеря, и если кто-либо из военнопленных падает - его жестоко избивают и снова заставляли бежать, а потом совершенно обессиленного пристреливают.
Выслушав все «приятные новости», Малакеев предложил политруку присоединиться к своей группе и, во время бега вокруг лагеря, выбрать удобный момент и попытаться совершить массовый побег. Кто будет в числе счастливчиков, которым удастся оторваться от преследования полевой жандармерии с собаками, было никому неизвестно, но ожидать смерти в бездействии – было не в характере кубанского жителя.
Глава 13
Несмотря на то, что страна вела ожесточённую войну с немецко-фашистскими захватчиками, школа в посёлке лесорубов продолжала функционировать.
Война была где-то там, далеко, в посёлке даже не видели раненых бойцов, которых отпустили домой на излечение, но дыхание войны всё явственней ощущалось во всём Краснодарском крае. В магазине Михизеевой Поляны исчезли спички, соль и керосин, да и с завозом круп были явные проблемы. Но школа продолжала жить, просто теперь занятия стали проходить в три смены: с 7:30 утра до 23 часов.
В классах иногда было свыше тридцати человек, потому, что в школе не было разделения между первоклассниками и шестиклассниками, поэтому за одной импровизированной партой сидело по трое-четверо учеников. Военное время отразилось и на учебном материале. На уроках русского языка к классическим темам сочинений добавилась тема: «Чем я помог фронту». Ну, а на диктантах учителя читали не обычные стоки из учебников, а газетные заметки о подвигах армии, пионеров и комсомольцев. Да, и учебников то было мало. Зачастую, если несколько человек жили рядом, им выдавали один учебник, и они вместе собирались у кого-то дома и читали, готовили домашние задания. Ну, а про ученические тетради уже было ранее сказано. Только нужно добавить, что когда запасы бузины подошли к концу, вместо чернил дети стали использовать сажу из печи, которую разводили водой.
На первом уроке первые 5 минут учитель рассказывал о событиях на фронте.
- Ребята! – Обратилась к разновозрастным ученикам, Нина Викторовна, - Сейчас я вам прочту последнюю сводку Совинформбюро, а вы запомнить и расскажите её своим родите-лям. И так: Вечернее сообщение Совинформбюро 25 июля 1942 года. В течение 25 июля наши войска вели ожесточённые бои в районе Воронежа, а также, в районах Цымлянская, Новочеркасск, Ростов.
На других участках фронта никаких изменений не произошло.
Нашими кораблями в Финском заливе потоплено два транспорта противника общим водоизмещением в 16.000 тонн.
За 24 июля, частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 80 немецких танков, 5 бронемашин, 400 автомашин с войсками и грузами, 16 автоцистерн с горючим, 3 прожектора, взорваны 8 складов боеприпасов и склад горючего. Подавлен огонь 10 батарей полевой и зенитной артиллерии, рассеяно и частью уничтожено до двух полков пехоты противника.
В районе Воронежа продолжались упорные бои. Советские
войска отражали контратаки немецко-фашистских войск и на ряде участков продолжали теснить противника. Гитлеровцы вынуждены срочно перебрасывать резервы из глубокого тыла. Так, в районе Воронежа появилась 383 немецкая пехотная дивизия, находившаяся до последнего времени во Франции. Наши бойцы проявляют беззаветный героизм в борьбе с врагом, успешно уничтожают его живую силу и технику. За несколько дней боёв расчёт противотанкового орудия тов. Диденко подбил 14 средних и один тяжёлый немецкий танк. Наводчик противотанкового орудия тов. Совьеренко уничтожил 10 танков противника и до взвода немецких солдат. Расчёты орудия тт. Меняйлова и Косенкова уничтожили по три танка противника. Красноармеец тов. Моренинов огнём из противотанкового ружья сбил немецкий самолёт.
В районе Ростова наши войска вели тяжёлые бои против немецко-фашистских войск. Противник сосредоточил здесь крупные силы и, пользуясь подавляющим численным превосходством, непрерывно штурмует наши укрепления. В отдельных местах ему удалось прорвать наши рубежи и проникнуть на окраину города. Наши бойцы, не щадя своей жизни, ведут борьбу с танками и пехотой противника. Одна рота в течение восьми часов отбивала атаки гитлеровцев. Бронебойщики, приданные роте, уничтожили 11 немецких танков. На подступах к позициям осталось свыше 600 вражеских трупов. На другом участке пять советских танков вели борьбу с тридцатью немецкими. Отважные танкисты подбили и сожгли 18 танков противника и вышли из боя только тогда, когда израсходовали все боеприпасы.
В районе Цимлянской наши лётчики обрушивают тяжёлые удары по войскам противника. На одном из участков наша бомбардировочная и штурмовая авиация произвела налёт на мотомехчасти противника и уничтожила 7 немецких танков, 100 автомашин с пехотой и военным грузом, 6 орудий и 20 повозок с боеприпасами. В воздушном бою сбито два и подбит один немецкий самолёт.
Отряд белорусских партизан под руководством тов. З. за последнее время разрушил 6 мостов, подорвал 7 немецких автомашин с боеприпасами, уничтожил 60 солдат и 2 офицеров противника. Партизаны этого отряда, объединившись с латвийским партизанским отрядом, где командиром тов. С, совершили налёт на полицейское управление. Совместными действиями партизан этих отрядов истреблены 17 полицейских, немецкий офицер и бургомистр, уничтожено два воин-ских склада оккупантов.
Немецко-фашистские войска на юге и в районе Воронежа несут огромные потери. Многие дивизий, подготовленные немецким командованием для наступления на советско-германском фронте, перемолоты, истекают кровью. Гитлеровцы теперь вынуждены вводить в бой новые дивизии, спешно перебрасывать войска с других фронтов и из глубоко-го тыла.
Об этом свидетельствуют трофейные документы, показания пленных и письма, найденные у убитых немецких сол-дат и офицеров. Так, пленный лейтенант 340 немецкой пе-хотной дивизии Ганс Фишер сообщил: «...Наша дивизия выполняла гарнизонную службу в районе Кале (Франция). Внезапно был получен приказ, и мы в конце июня 1942 года были срочно погружены в вагоны и переброшены на Восточный фронт. С середины июля 340 дивизия участвует в боях в России». В конце июня также прибыли из Франции на советско-германский фронт 370, 371 и 377 пехотные дивизии, одна танковая дивизия и другие немецкие соединения. Пленный солдат 377 немецкой пехотной дивизии Теодор Крамер рассказал: «Мы до последнего времени находились в Безансоне (Франция). Нас всех удивил приказ о переброске дивизии на Восток. Однако офицеры нам разъяснили, что Германии нужно выиграть время и, не считаясь с ослаблением позиции на Западе, бросить войска на Восток».
В начале июля французские патриоты совершили нападение на немецкий гарнизон в г. Ниоре. Убито 42 гитлеровца, полностью разрушена телефонная и телеграфная связь. В Ан-жере патриоты подожгли фабрику, изготовляющую для немцев парашюты и аэростаты. В г. Бресте отряд вооружённых французских патриотов напал на казарму эсэсовцев, уничтожил 11 оккупантов и вывез на грузовиках всё находившееся
здесь оружие.
- Ну, а теперь, ребята, – закончив читать сводку Совинформ-
бюро, обратилась к своим ученикам, Нина Плешивая, - мы проведём линейку и подведём итоги успеваемости учеников шестого-седьмого класса.
Все школьники вышли в коридор школы, выстроились в две шеренги, и учитель подвела итоги:
- Сегодня, впрочем, как и в другие дни, переходящее Красное знамя вновь получает ученики класса, где звеньевым является Ваня Лихоманов. В их классе больше хорошистов и отличников, поэтому они и удостоены Красного знамени. Поздравляем вас, дети! Так держать, несите высоко имя ленинца и сталинца!
Торжественная линейка закончилась, и дети вернулись в свои классы.
Дети лесорубов старались хорошо учиться, но помимо духовной пищи им требовалась и обыкновенный ломоть хлеба, картошка и все, нужные для растущего организма, продукты. А продуктами, которые местные жители собирали и отправляли на фронт, в посёлке лесорубов ощущался серьёзный не-достаток. Нужно было видеть, как радовались дети сливочному маслу, которое мамы выменивали на свои вещи: они тонким слоем намазывали молочный продукт на кусок хлеба, сверху посыпали сахаром и, сначала долго вдыхали через нос уже забытый запах, а затем уже откусывали по маленькому кусочку. Да о каком масле можно говорить, если детям было за счастье сделать себе «пирожное» из двух долек чёрного и белого хлеба!
В планах Гитлера и его генералов Северный Кавказ и Кубань занимали особое место – врага интересовали продовольственные и сельскохозяйственные ресурсы края, а так же возможность добраться до нефтеносных районов Баку и Грозно-го.
В 1942 году немецко-фашистские захватчики двинулись в кавказском направлении. Силы гитлеровцев многократно превосходили советские войска и по численности, и по оснащению вооружением. Упорные оборонительные бои Красная армия вела на подступах к Новороссийску, Туапсе и Армавиру.
Оборонительный период битвы за Кавказ начался 25 июля
1942 года. На краснодарском направлении наступление осуществляли восемь дивизий 17-й армии генерал-полковника Руоффа. В начале августа части 56-й армии занимают оборонительные рубежи на Краснодарском обводе, 9 августа про-тивник вошёл в город. В этот же день фашисты захватили Ейск и Майкоп. В сентябре враг перешёл в наступление на туапсинском направлении.
****
После поражения под Москвой гитлеровское командование вынуждено было искать другие пути к победе. С этой целью была сделана ставка на военно-экономическое удушение СССР. Ставилась задача отсечь от страны богатые сырьевыми ресурсами южные районы, пробиться к Волге, перерезать эту важнейшую магистраль, снабжающую нашу промышленность и армию нефтью, хлебом, что, в конечном счете, по мнению Гитлера, должно было предрешить исход войны. Фашистское руководство рассчитывало «немедленно и возможно полно использовать оккупированные территории в интересах Германии, получить как можно больше продовольствия и нефти». Рейхсминистр, так называемых «оккупированных восточных территорий» Альфред Эрнст Розенберг, выступая на спе-циальном совещании по восточной проблеме, отмечал, что задача обеспечения продовольствием германского народа стоит на первом месте в списке притязаний Германии на Вос-токе, что южные территории и Северный Кавказ должны бу-дут служить в качестве баланса при снабжении продовольствием германского народа. Замысел врага по захвату Кавказа был изложен в директиве гитлеровского командования № 45 от 23 июля 1942 г., условное наименование «Эдельвейс», и состоял в том, чтобы окружить и уничтожить наши войска южнее и юго-восточнее Ростова и овладеть Северным Кавказом. Затем предполагалось обойти Главный Кавказский хребет с запада и востока, одновременно преодолеть его с севера через перевалы. Для выполнения этих задач предназначалась группа армий «А». Двадцать пятого июля противник развернул наступление на Сальском, Ставропольском и Краснодар
ском направлениях.
Началась битва за Кавказ. В ней выделяется два этапа: оборонительный (25 июля - 31 декабря 1942) и наступательный (1 января - 9 октября 1943) - операции, проведенные советскими войсками с целью обороны Кавказа и разгрома, вторгшихся в его пределы, немецко-фашистских войск.
И тут же, как тараканы из всех углов, как упыри и вурдалаки на свет появились новоявленные «сельхозкоменданты» и их местные прихлебАтели. В станицах, посёлках и на хуторах появились листовки и воззвания, в которых говорилось о том, что простым людям немцы ничем не грозят, что если пострадают - так это только евреи и коммунисты. И самое главное – это то, что немецкие войска, наконец-то, «освободят крестьян от цепей большевизма», сделают их «настоящими собственниками земли», что теперь они будут работать «только на себя и для своих детей». В этих же воззваниях и листовках станичников призывали собрать скорее урожай, провести сев озимых, вспашку зяби, помочь немецким властям найти спрятанные запасные части и детали к тракторам и комбайнам. В то же время сельские жители без особого разрешения не могли выезжать за пределы своей местности, а также продавать свои продукты. Оккупанты изымали у крестьян в нужном для них количестве продовольствие, фураж, скот. Девятого августа 1942 г. вражеские войска заняли Краснодар.
Посёлок Михизеева Поляна тоже не избежал подобной участи.
- Ну что, суки краснопузые, - остановив стариков, обратился к ним Зубов, - теперь моя власть пришла, теперь я вас в бараний рог, согну! В общем, так: ваш посёлок должен поставить германским войскам две подводы с пшеницей, с каждого дво-ра вы обязаны поставить новым властям по четыре десятка куриных яиц, по крынке масла, картошки, по два мешка, и… Ну, а дальше я ещё посмотрю, что с вас содрать!
- Побойся Бога, Вячеслав! – Возмутились, старики, - О каком масле ты говоришь, если наши дети его, почитай год не видели!
- Год, говоришь, не видели?! – Со злорадством в голосе, пере
спросил, Зубов, - А ты думаешь я забыл, козёл старый, как вы отправляли продукты на фронт вашим красноармейцам?! Тогда могли поставлять продукты, и сейчас никуда не денетесь! Сейчас я начальник полиции в Костромской, и вы находитесь в моей зоне ответственности. Я сказал, чтоб продукты были – значит, они должны быть! Иначе я вам устрою такую «райскую жизнь», что вы не обрадуетесь! Мне бургомистр станицы Ярославской, господин Густов Гоффман, дал все полномочия, и теперь я для вас – и царь, и Бог! ****
В посёлке Михизеева Поляна остались только дряхлые старики, женщины и дети. Но гитлеровцам нужны были строительные материалы, и жителей посёлка, оставшихся на оккупированной немцами территории, принуждали выполнять приказы оккупантов. Им приходилось пилить лес вручную и изготовлять шпалы для нужд немецкой армии.
Помимо каторжного труда на лесозаготовках, стариков, женщин и детей заставляли восстанавливать взорванные партизанами мосты. Обычно из станицы Костромской приезжал инспектировать работу жителей посёлка староста Мартыненко, но не обходилось и без визитов Вячеслава Зубова. Они, вместе с немцами, грабили население посёлка: «реквизировали» кур, поросят и дойных коров.
В лесах Махошевского района не было крупных отрядов партизан, но иногда и в Михизееву Поляну приезжали партизаны.
Как то, под вечер, на окраине посёлка появилась подвода, на которой сидел Дмитрий Поненко, которого партизаны отправили с заданием обменять мясо на хлеб.
Первым ему повстречался Николай Копанёв: - Здорова, хлопчик! – Поприветствовал подростка, партизан, - Полицаи в
посёлке есть?
- А ты кто такой, чтобы я отвечал на твои вопросы? - Ощетинился, Николай, - Много тут, всяких ездит, а потом куры пропадают!
- Да ты не бойся, парень, я свой, я партизан! – Успокоил парнишку, Поненко, - А то, что не доверяешь первому встречному – молодец: сейчас предателей развелось, как крыс в амба-ре. Ну, так что, полицаи к вам наведываются из Махошевки?
- Ещё как «наведываются»! – С невероятной ненавистью, ответил Копанёв, - Эти сволочи, скоро последнюю рубаху с нас снимут! А вы меня не возьмёте, к себе в партизанский отряд? - Нет, дружище, сейчас у нас тяжёлые времена настали, и о расширении численности отряда не может быть и речи. Ты, лучше, поспрашивай, у своих, может они согласятся обменять хлеб на мясо? А мы, пока, подождём тебя в лесу!
Николай Копанёв направился в сторону посёлка, но видимо не обошлось без предательства, со стороны кого-то из земляков. Не успел он отойти от места встречи с партизаном и вернуться в посёлок, как к ним прискакал полицай Ершов.
- Ну, сучий пОтрох, признавайся, - стегая плёткой парня, приказал, полицай, - с партизанами снюхался?! Что за подвода была у леса, кто на ней приезжал?!
- Да, что вы такое говорите, дядя полицейский! – Стал озвучивать свою версию событий, Николай, - Это наши старики повезли молоть зерно в Махошевку!
- Тогда, почему они свернули в лес, а не поехали по укатанной дороге? – Злобно крикнул, Ершов, - Давно вам, суки краснопузые, нужно устроить Варфоломеевскую ночь! Ну, ничего, мы вам её в скором времени устроим.
К этому моменту немецкие и румынские солдаты уже несколько месяцев как оккупировали Краснодарский край. Не избежали этой участи и несколько посёлков Мостовского района, в том числе и Михизеева Поляна.
Немцы, по всей вероятности, хотели запастись в данном посёлке хорошей древесиной, и в отношении местных жителей фашисты особо не зверствовали. Ну, а забрать яйца, домашнюю птицу и другие продукты: и без того у бедных семей –
было делом обычным.
Глава 14
Семья Малакеевых уже свыклась с тем, что потеряла своего кормильца, и Анне тяжело было смотреть на фотографию своего мужа покинувшего этот мир, а ведь на супруга пришли две похоронки. С получением второго извещения о смерти у женщины возникла надежда на то, что произошла какая-то ошибка, и муж не погиб. И, ведь не зря же считают люди, что те, кого хоронят раньше времени - живут долгую жизнь. И в отношении Ильи Дмитриевича – это соответствовало действительности: он находился в плену, и содержался в лагере для военнопленных в деревне Масюковщина.
Узники находились в жилых постройках бывшего военного городка. В нём располагались деревянные казармы, рассчитанные на размещение девяти с половиной тысяч человек. Там же находились автомобильные мастерские и гаражи. Вся территория Шталага-352 была обнесена несколькими рядами колючей проволоки, укреплённой на бетонных столбах высотой до трёх метров. По всему периметру проволочных заграждений стояли сторожевые вышки, на каждой из которой были установлены мощные прожекторы, и велось постоянное патрулирование периметра лагеря вооружёнными охранниками с собаками.
Внешняя охрана лагеря включала в себя пятнадцать постов, внутренняя – двадцать девять. Одновременно в охране территории лагеря для военнопленных было задействовано сто тридцать пять человек.
Конвоирование и охрану лагеря осуществляли 332-й охранный батальон и отдельные подразделения 473-го и 613-го батальонов.
В 1941-1942 гг. силами военнопленных на территории лагеря были возведены жилые и хозяйственные постройки, в которых размещались лагерная комендатура и охранные баталь-
оны.
Управление Шталага-352 состояло из коменданта, его
заместителя и адъютанта и из пяти отделов: отдел «Абвер», организационный, пропагандистский, производственный и санитарный. Во время нахождения Ильи Дмитриевича Малакеева в данном лагере, комендантом Шлага-352 являлся пол-ковник Максимилиан Поснике, а его заместителем Хайбирих Липп.
Илья и его товарищи, задумавшие побег из Шталага, попали в барак N-6, где располагались пленные артисты цирка. Комендатуре лагеря было известно о том, что заключённый И.Д.Малакеев был лесорубом и его, вместе с артистами и товарищами по несчастью посылали на распиловку леса с одним и теми же конвоирами. Немцам очень нравилось, как акробаты кувыркались через огонь, разведённого ими костра для согрева. На третий день выхода на лесозаготовку, акробаты подкинули в костёр сырой хвои для дыма и, пока охранники не сообразили, одновременно набросились на них, разоружили, переоделись в их военную форму и растворились в лесу, как утренний туман. Когда комендант лагеря узнал о побеге военнопленных, виновников отправили на фронт, а вслед за беглецами пустили погоню.
В той группе смелых беглецов, Малакеева не было, но он придумал не менее дерзкий по своему замыслу и исполнению побег группы военнопленных из гаража лагеря: - Послушайте меня, товарищи! Дальше оставаться в лагере – это подвергать себя медленной и мучительной смерти. У нас появился шанс совершить побег. Сегодня к нам загонят два автоброневика, на которых начальник лагеря попал под обстрел партизанской засады. К сожалению, эта сволочь осталась жива и получил всего лишь ранение в ногу. Но сейчас мы не будем говорить о Поснике. Один из двух автомобилей почти целый, а у второго срезана почти вся бронированная часть, кроме лобового листа и дверок кабины. Так же, в этих бронемашинах испорчены моторы и ходовая часть. Нам, как вы понимаете, предстоит их восстановить. И как только мы приведём автомобили в рабочее состояние – они нам послужат средством побега из Шта-
лага.
- Илья! – Вклинился в разговор, один из сообщников, - Ну,
допустим, мы соберём двигатели и ходовую часть, предположим – вырвемся за колючую проволоку. А дальше что будем делать: ведь они отправят за нами погоню?!
- Правильно рассуждаешь, Михаил! – Одобрил вопрос, Малакеев, - А вот для того, чтобы у нас было время как можно дальше уехать от расположения лагеря, мы выведем из строя все автомобили и 45-миллиметровую пушку. И пока они не спапАшутся, мы уедем из зоны преследования.
По мере восстановления бронемашин у заговорщиков вырисовался чёткий план действий. С помощью оружейного мастера из украинского охранного батальона военнопленные собрали два станковых пулемёта с запасными дисками, шесть винтовок и собрали к ним патроны.
В лагерь проникали слухи о действии партизан в здешних лесах и военнопленные, собрав эти сведения воедино, разработали маршрут побега. Они решили выехать через западные ворота до возвращения повозок с дровами из леса и двигаться в направление деревень Тарасово, Старое Село, Дзержинского района.
Западные ворота для побега из лагеря были выбраны не случайно: именно через них комендант Максимилиан Поснике с сопровождающими его офицерами периодически выезжал на броневиках на стрельбище, чтобы упражняться в стрельбе из пулемёта. В ночь перед побегом, Малакеев, возглавляющий группу заговорщиков, собрал их возле себя: - Так, товарищи, настал тот час, когда мы можем оказаться на свободе. Завтра, 30 июня 1943 года, все мы, шестнадцать че-ловек, попытаемся совершить дерзкий побег. Не факт, что все из нас останутся в живых, но другого шанса у нас может и не быть. Рано утром броневики беспрепятственно выехали через западные ворота лагеря, но, проехав около двух с половиной километров, моторы заглохли. Это был тот самый случай, когда, как говорится «не ждали, и вот опять». Беглецам при-шлось оставить бронеавтомобили и ухолить пешком. Захва-тив оружие, патроны и санитарную сумку, группа беглецов
пересекла дорогу Минск-Тарасово и скрылись в лесу.
Побеги узников из Шталаг-352 были удачными и неудач-ными: например – группе Э.Г.Эльперина, работавшей на лесозаготовке побег не удался по причине того, что его предали свои же военнопленные. И все заговорщики, на кого указал предатель, были переданы минскому СД, где им дали по два-дцать пять плетей, посадили в карцер на двадцать одни сутки, а затем отправили в концлагерь в Германии. Побег, в которой был Илья Малакеев, завершился удачей, но только не для него самого: уходя от преследования полевой жандармерии, он был ранен в ногу и приказал своим товарищам, чтобы они его оставили и сами уходили от погони. Первое, что почувствовал Илья после того, как в винтовке закончились патроны – этот были острые зубы овчарок, рвущих его кожу в клочья. То, что осталось целым после встречи со сторожевыми немецкими овчарками постарались привести «в достойное со- стояние» палачи из минской Sicherheitsdienst des Reichsführers SS (Служба безопасности Рейхсфюрера СС). Не добившись никаких результатов, эсэсовцы отправили Малакеева, под вымышленной фамилией, вместе с группой Эль-перина в Шталаг VII A в город Моосбург, Бавария. ****
В тесном железнодорожном вагоне, Малакеева и ещё две сотни таких же узников, под усиленной охраной отправили в Баварию, а именно в Шталаг VII A (Кригсгефангенен Манншафтс-Штаммлагер VII А).
Состав заключённых лагеря военнопленных под Мюнхеном был интернациональным, но практически треть из них составляли советские офицеры. Самым бесправным и ужасным положением среди всех узников лагеря было положение советских военнопленных. Но даже в этих невыносимых условиях русские люди не забывали о своём достоинстве. А Илья Малакеев, так он вообще, на зло врагам любил петь казачьи песни.
- Ну что, хлопцы, а не спеть ли нам, для успокоения души, песню про «чёрну хмару»? – И не дождавшись ответа, Илья Дмитриевич запел старую украинскую песню:
Ой, наплувала, тай чорна хмара,
Став дождь накропать.
Ой, там збыралась бидна голота
До корчмы гулять.
Ой, там збыралась бидна голота,
До корчмы гулять.
Пылы мы водку, пыли налывку,
Щэй мэд будэм пыть,
А хто ж з нас, братци, будэ смияця,
Того будэм быть.
Сыдыть дудука як зла годюка
Насмихаеця:
- «Ой, на що, на що бидна голота Напуваеця?»
Вона нэ вкрала,загорювала,
Та(й) загуляла,
Она нэ вкрала,загорювала,
Щей загуляла.
Узялы дудуку за чуб, за руку
Трэтий в шию бье.
Ой, нэ йды туды, врiдна поскуда,
Дє голота пье!
Слава козача – доля собача
Гэй, да из шинка!
Нэхай спизнае бисова сыла
Шаблю козака.
Помози Боже, даруй удачу,
Помози в бою,
Шоб не сложить нам в дальний дорози
Голову свою.
Ой, наплувала та(й) чорна хмара,
Став дождь накропать,
Благослові нас пан отаманэ
Попыть, погулять!
Ну, что в словах этой песни может указывать на призыв узникам концлагеря к бунту или побегу - да, ровным счётом ничего. Но в бараке, где Илья тянул лямку узника, нашлись прислужники фашистов, которые ради миски похлёбки сотрудничали с лагерным начальством. И уже через полчаса по окончанию песни, которую подхватили военнопленные из Украины, Малакеев стоял перед сотрудниками гестапо из Вюрцбурга и Нюрнберг-Фюрта.
С сентября 1941 гола отбор военнопленных в лагерях и рабочих командах 13 военного округа вела оперативная команда гестапо из Регенсбурга. А уже с октября 1941 года, проверкой военнопленных на благонадёжность в Шталаге VII A, Моосбург и его шестнадцати рабочих команд занялась мюнхенское гестапо, а сотрудники нюрнбергского гестапо стало объезжать рабочие команды советских военнопленных в Нижней Баварии.
Узнав от осведомителей о том, что русские, не смотря на страшные условия их жизни, поют песни с сомнительным содержанием, гестаповцы потребовали привести на допрос Илью Малакеева.
- Так что, русский иван, - задал вопрос Илье Дмитриевичу через переводчика, капитан политической полиции Третьего рейха, - ты ждёшь от своего руководителя лагерного подполья благословения на побег?
- Да, что вы такое говорите, господин офицер! – Стараясь скрыть ненависть в глазах, стал себя защищать, Малакеев, - В песне поётся о том, что казаки просят своего атамана, чтобы он дал силы выпить много водки! И о побеге в песне не говорится ни слова!
Гестаповцу уже давно принесли перевод казачьей песни, и он понимал, что в ней нет никакого призыва к неповиновению или побегу, но русские пели – а это уже является преступлением. И дабы не оставлять нарушение лагерного распорядка, капитан перевёл Илью Малакеева в Arbeitskomando на ремонт железной дороги в Литцманнштадт. Но после заявлений Ильи Дмитриевича, в которых указывалось, что он осознал свою вину и желает вернуться в Шталаг VII A Моосбург, его желание было исполнено и, 22 июня 1943 года, Малакеев был отправлен в рабочую команду 3365 Оттобрун, откуда он, спустя два месяца, благополучно сбежал.
Побег Ильи Дмитриевича увенчался успехом, но имел своё суровое продолжение: четверо сотрудников нюрнбергского гестапо в Нижней Баварии за три дня допросили триста тридцать одного советского военнопленного и отобрали из них для уничтожения восемьдесят семь узников из Шталага Моосбурга.
О том, что за побег могут казнить десятки узников шталага, Илья Дмитриевич знал, и его мучила совесть, но руководители лагерного подполья одобрили намерения своего товарища и надеялись на то, что беглеца не схватят, он дойдёт до своих и расскажет советскому командованию о месте нахождения данного лагеря военнопленных.
Два месяца, обходя стороной населённые пункты, ночуя в заброшенных логовах волчиц и питаясь лесными ягодами и грибами, пробирался к линии фронта Илья Малакеев.
А ещё через неделю скитаний по незнакомым, полным опасностей местам, беглец уже стал терять надежду встретиться с советскими войсками или партизанами, и однажды рано утром, когда Илья спал, не чувствуя ног от усталости, над ним склонилось бородатое лицо незнакомца.
- Ну, добры дзень, спадар «не ведаем хто»! Хто такій, адкуль?
Слезы радости от встречи с советскими людьми, больше трёх минут не могли позволить ответить на заданный вопрос Илье Малакееву. А затем, у него прорезался голос и бывший узник не ответил, а простонал:
- Наши, я знаю – вы наши! И я свой, из плена сбежал!
- Ну, гэта мы яшчэ разбярэмся, на колькі ты «свае». – Оглядев с ног до головы истощённых мужчин, пообещал, партизан. - А сейчас, - перейдя на русскую речь, предложил, как само собой разумеющееся, парень, - предлагаю тебе отправиться вместе с нами «в гости» к одному из старост деревни, и там мы посмотрим, насколько вы «наши». Нам не раз уже приходилось быть мишенью для, так называемых, «наших советских белорусов», которые запросто пускали пули нам в спины и до сих пор считают себя поляками! А после акта возмездия, мы вернёмся в свой партизанский отряд «За родину», и вы там поговорите с нашим батькой Григоричем.
Накануне партизанские разведчики установили силы воинской части вермахта и точное расположение огневых средств. По железнодорожной ветке Бобруйск - Рабкор бронепоезд № 52 во главе с лейтенантом Колокольцевым неожиданно для фашистов подошел к деревне Воземля и открыл артиллерий-ский огонь по штабу немецкой дивизии и огневым точкам противника. После артиллерийского обстрела сводный отряд красноармейцев и партизан под руководством инструктора райкома партии атаковал немецких солдат и офицеров. В результате боя нацисты потеряли убитыми и ранеными около 80 солдат и офицеров, была освобождена деревня Воземля. Партизаны захватили пленных и в качестве трофеев 55 броне- и автомашин, 2 радиостанции, 27 мотоциклов, 45 лошадей с экипажами и грузом, операционные документы немецкого штаба.
Захваченных солдат и офицеров вермахта, документы и трофеи командование партизанского отряда «Красный Октябрь» передало командованию 63-го стрелкового корпуса Красной Армии. Среди штабных документов находилась операционная карта с планом наступления немецких войск на Гомель и Чернигов.
Партизаны заранее послали в деревню несколько человек для организации засады, и ещё засветло партизаны под видом местных крестьян пробрались в село. Когда на землю легли ночные сумерки, они открыли из засады огонь по немецкой охране, после чего в окна школы, где ночевали гитлеровцы, полетели гранаты. Это был сигнал для общей атаки красноар- мейцев и партизан.
Бой продолжался около часа. Вражеские офицеры и солдаты, полуголые, выскакивали из домов и тут же попадали под меткий огонь.
Только некоторым из них удалось спастись бегством. Остальные были уничтожены».
В этом ночном бою красноармейцы и партизаны захватили 35 штабных автомашин, около 100 мотоциклов и велосипедов, много документов и операционных карт. ****
Илья Дмитриевич Малакеев мог догадываться о положение дел на территории, вошедшей совсем недавно в состав Советского Союза, но Илья не знал, как далеко зашло противостояние между белорусскими и польскими партизанами. И только после тщательнейшей проверки рассказов
Малакеева службой безопасности партизанского отряда, беглецам позволили иметь оружие.
Небольшой белорусский партизанский отряд крупномас-штабных акций против немцев не проводил по причине того, что у партизан не было в достаточном количестве взрывчатки, да и связь со штабом партизанского движения Белоруссии тоже отсутствовала. Поэтому командир отряда ходил вместе со своими бойцами в засады на мелкие группы немцев и полицаев. И с целью разобраться с обстановкой и родом деятельности партизанского отряда, Малакеев вошёл в землянку к командиру: - Товарищ командир, разрешите войти?!
Совсем ещё не старый Игнатий Григорьевич Жулего, кивком головы указал на место у стола и вновь упёрся взглядом в полевую карту.
Илья снял с головы шапку, и без предисловия приступил к разговору:
- Игнатий Григорьевич! Объясни мне, Христа ради, чем занимается твой отряд?
- Щиплем немцев, по не многу, казним полицаев и старост, работающих на фашистов и… и сидим в землянках, до поры до времени. - Тут, Илья Дмитриевич, - оторвавшись от разглядывания карты местности, стал рассуждать, командир отряда, - ты должен иметь в виду, что к началу Великой Отечественной войны структура подполья на территории БССР, несмотря на репрессии, проведённые НКВД в отношении местных поляков, в целом была уже вполне сформирована. Западнобелорусские земли входили в «обшар №2». Он же, как мне известно, состоял из четырёх округ: территории довоенных Белостокского, Виленского, Новогрудского и Полесского воеводств.
- К моменту вооружённого выступления, - продолжил дальше объяснять сложившуюся обстановку, командир, - каждая округа должна была выставить одну пехотную дивизию и одну кавалерийскую бригаду в нумерации довоенной польской армии. Ну и, естественно, вся территория «обшара» была покрыта конспиративной сетью, в каждой деревне с польским населением предполагалось подготовить от отделения до роты бойцов.
- Да, если честно признаться, - с гримасой презрения на лице, высказал свои мысли, командир партизанского отряда, - поражение Красной армии летом 1941 года и приход немцев были с одобрением встречены значительной частью жителей Западной Белоруссии: как поляков, так и белорусов. За два года наши ребята из НКВД натворили здесь столько, что местные жители разочаровались в советской власти. Но поляков тоже можно понять: в начале оккупации в органы новой администрации по распоряжению штаба эмигрантского правительства Польши поступили тысячи жителей Западной Бе-лоруссии — поляки стремились восстановить своё влияние в регионе и подготовить силы к восстанию. Вместе с тем они получили возможность свести счёты со сторонниками совет-ской власти.
- Но я так тебе скажу, Илья Дмитриевич! - Вновь сев за стол, с улыбкой на лице сообщил Малакееву довольно таки сек-ретную информацию, Жулего, - наш отряд, в скором времени, вольётся в 123-ю партизанскую бригаду – вот тогда мы и выйдем из тени, и покажем, что и мы не пальцем деланы. Командир партизанского отряда рассказывал о положение дел, Малакеев слушал его рассказ, но никому из них не было известно о приказе Центрального штаба партизанского движения. В феврале 1943 года Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД), под руководством 1-го секретаря ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймона Пономаренко, издал приказ, в котором всем советским подпольным группам, находившимся западнее довоенной советско-польской границы, было рекомендовано активизировать боевую деятельность против оккупантов и их пособников. И Игнатию Григорьевичу Жулего не было известно о том, что он будет назначен начальником штаба партизанской бригады.
Что же касается польских националистов, а именно они составляли основу немецкой вспомогательной полиции, то их предписывалось разоружать и по возможности включать в состав советских партизанских отрядов. ****
После того, как партизанские отряды Павловского и Далидовича объединились, 14 января 1942 года совместными усилиями 123-й партизанской бригады был ликвидирован немецкий гарнизон в деревне Ветчин Житковичского района, а через три дня освободили от фашистов городок Копаткевичи. А в ноябре 1942 года партизаны 123-й бригады участвовали в операции «Эхо на Полесье» - подрыве моста через реку Птичь длиной более 150 метров с четырьмя пролётами (движение на железнодорожном участке Житковичи - Калинковичи было остановлено на 18 суток).
Мало кому известно о том, что именно Копаткевичи стали первым райцентром, освобождённым белорусскими партизанами в 1942 году. Илье Малакееву не довелось принимать участие в тех давних партизанских операциях, но до того, как они восстановились в рядах Красной Армии - Илья Дмитриевич придушил голыми руками не меньше десятка гитлеровцев и полицаев. Он бежал из концлагеря для военнопленных в Мюнхене, вернулся на фронт, после чего на него пришла очередная похоронка. Только лишь в 1946 году он вернулся в Краснодарский край, а за три месяца до возвращения в родные края ему сообщили о том, что вся его семья расстреляна. Но сведения о гибели шестерых детей и супруги были не совсем точны: Анна Георгиевна осталась в живых. И после долгожданной встречи с Ильёй Дмитриевичем, она сделала ему жуткое признание: «Я давно не живу. С того страшного дня, когда убили наших детей. Меня зарыли в могилу вместе с ними».
Но горе, как впрочем и счастье, это всё равно, что близнецы, но с разными характерами, и они сопутствуют человеку на всём его жизненном пути: в 1947 году у Анны и Ильи Малакеевых родились мальчики-близнецы – Владимир и Александр.
Глава 15
В марте 1942 года Николая Батогова призвали на войну, а в мае Анна поняла, что беременна от своего мужа. Как таковой, свадьбы у молодожёнов не было: война – тут не до веселья. Но молодая пара хотела узаконить свои семей-ные отношения, и она их узаконила. За то время, пока на кубанские просторы не ступила нога немецко-фашистского захватчика, от Николая пришло всего два письма, а затем, во время оккупации Краснодарского края войсками вермахта, связь с мужем прервалась и Анна могла надеяться лишь на то, что Николай жив. Будущую маму грела любовь и надежда на счастливое будущее со своим супругом, да и для Николая Батогова любовь была неотъемлемой частью жизни. Без неё трудно было жить и на фронте и в тылу, без нее невозможно было бы выдержать все выпавшие на долю солдат и офицеров испытания смертью. Это хорошо было видно из последнего, полученного Анной, письма мужа: «Анечка! Шлю тебе большой фронтовой привет. Мне очень плохо без твоих писем, родная моя, быстрее и чаще пиши. Письма - это для меня, то же самое, что для вас хлеб. Пока же враг не разгромлен, буду только мысленно и в письмах разговаривать с тобой, сердце моё! Аннушка, разговаривать в письмах — это очень хорошо, и ты должна это помнить. Ты ведь умеешь писать такие хорошие письма, пожалуйста, пиши чаще. Передай моему отцу, чтобы он тоже писал в каждом письме о себе. Всех вас, дорогие мои, прошу писать чаще, больше, помните, что каждая строчка из дому здесь, на фронте - что нектар, воодушевляющий нас на новые подвиги, новые усилия в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками». И военнослужащие на фронте, и население оккупированных территорий Советского Союза, оставшееся в тылу, делали большое общее дело и несмотря ни на что старались сохранить то, что им дорого, старались сохранить свой человеческий облик. Все это не меньше боевых действий помогло выдворить захватчиков не только из нашей страны, но еще и освободить от него Европу. ****
Председатель колхоза в Ярославском районе в первый же день войны собрал митинг и произнес речь, и колхозникам особенно запомнилась одна фраза: «В Петров день, товарищи, в Берлине будем чай пить!». Председатель уверял, что советские войска дойдут до Берлина за три недели. На деле же, дорога победы растянулась почти на четыре года.
В Михизеевой Поляне работали все жители посёлка, вклю=
чая и пятилетних малышей. В основном дети работали на полях: копали картошку и собирали колоски пшеницы. А взрослые, закончив с полевыми работами, отправлялись на лесозаготовки.
В кубанских станицах и посёлках люди с детства были приучены к физическому труду, но все равно было очень тяжело, ведь в годы войны дети работали наравне со взрослыми. Но вместе с тем, на сенокос ездили как на праздник - надевали платья и косынки, старались выглядеть нарядно и красиво. И не смотря на годы лихолетья, среди тяжелых военных будней случались и приятные моменты. В тылу люди ходили в клуб, где танцевали под гармошку, в свободное время: которого было совсем немного – население Советского Союза читало книги. И ещё, важным развлечением для людей было радио, по которому, кроме новостей, можно было услышать выступления известных исполнителей, таких как Клавдия Шульженко и Нина Русланова. Но так было до прихода немцев и румын в Краснодарский край, а с установлением нового порядка людям уже было не до праздников души и тела. В августе 1942 года в оккупированный краевой центр прибыло особое подразделение, именовавшееся «Зондеркоманда СС 10-А». Это была самая страшная и кровавая из всех фашистских спецслужб.
Помимо контрразведывательных действий она выполняла карательные функции. Ее сотрудники были кадровыми офицерами гестапо и на левом рукаве мундира у них красовались форменные отличительные знаки в виде букв «СД» (служба безопасности).
Карательная команда гестапо насчитывала около двух сот человек Начальником указанной «зондеркоманды» являлся шеф гестапо - немецкий полковник Кристман, а его непосредственными помощниками в деле истребления советских людей были немецкие офицеры: Раббе, Босс, Сарго, Сальге, Ган, Эрих Мейер, Пашен, Винц, Ганс Мюнстер, немецкие военные врачи тюрьмы и гестапо — Герц и Шустер, а также сотрудники гестапо - переводчики Якоб Эйкс и Шертерлан. Кроме того, гестапо были завербованы и принимали участие во всех зверствах: Тищенко В., Тучков Г., Речкалов И., Ластовин М., Пушкарев Н., Мисан Г., Напцок Ю., Парамонов И., Котомцев, Павлов В. и Кладов И.
Казалось бы, ну, сколько ещё нужно иметь на кубанской земле палачей, чтобы полностью подчинить себе жителей Краснодарского края: разве одних гестаповцев, уничтоживших в душегубках» тысячи граждан Кубани, мало? Оказывается, для немецких оккупационных властей этих «сил» было не достаточно: к истреблению жителей Краснодарского края были привлечены полевая жандармерия (фельджандармерия) и местные полицаи.
Фельджандармерия являлась военным органом, выполнявшим функции полиции порядка в зоне боевых действий и в ближнем армейском тылу. Жандармы участвовали в борьбе с партизанами, несли охранную службу и приводили в исполнение приговоры военных судов.
В период оккупации Кубани штаб фельджандармерии размещалась в Краснодаре, а ее отделения имелись в Новороссийске, Майкопе, Армавире, Кропоткине, станицах Лабин-ской, Кущевской, Спокойненской, Белореченской и многих других населенных пунктах края.
Официально этот орган именовал себя службой «безопасности, порядка и спокойствия гражданского населения», но на самом деле фашисты занимались карательной деятельностью, опираясь при этом на особые отряды жандармов, набранных из местных уголовников и предателей.
****
В лесах Махошевского района действовали отряды партизан. 12 ноября 1942 года произошёл судьбоносный бой партизанских сил с немецкими оккупантами. Фашисты превосходили в численности партизан, и партизанские отряды стали отходить. В той ситуации многие населённые пункты, в том числе и Михизеева Поляна, оказались брошены не произвол судьбы. Для карателей, получивших сведения о восьмерых убитых немецких солдат, путь был свободен, но местные жители об этом не знали и были уверены в том, что в случае бе-ды они будут защищены партизанами. Они верили даже тогда, когда стояли у смертных ям, они ожидали защиты до последней секунды.
Ну, а до наступления кровавой развязки, жители посёлка лесорубов продолжали жить в оккупации относительно спокойно: старикам и женщинам приходилось трудиться на немцев и отдавать продукты, но никого из местного населения не подвергали казни. А порка нагайками, которые полицаи применяли при первом удобно случае – так это уже считалось делом обыденным. Не поприветствовал полицая – десять ударов нагайкой, прошёл мимо немецкого солдата и не снял шапку – двадцать плетей. Все изменилось в пятницу 13 ноября 1942 года.
Время приближалось к полудню. Дети ещё учились в школе и занятия не окончились. Ничего не предвещало беды, но жители домов, располагающихся рядом с околицей, услышали одиночные выстрелы. Многие из них подумали, что это мальчишки шалят: разводят не большие костерки и кидают в них патроны. Потом михизеево-полянцы поняли, что это была совсем не детская шалость. Звери, а иначе этих варваров назвать другим именем язык не повернётся, врывались в хаты и прикладами выгоняли людей на улицу, а там уже - всех сгоняли на лесную поляну или к зданию школы. ****
Анне Малакеевой совсем не просто было содержать свою большую семью. Но, к счастью, у неё было своё домашнее хозяйство, вот оно-то и помогало выжить детям и её свекрови в тяжелейшее время немецкой оккупации. И нужно отметить, что в ведении не хитрого домашнего хозяйства Анне Георги-евне помогали дети и их престарелая бабушка.
Хозяйка дома находилась на кухне и перебирала плоды вы-
сушеной груши-дички и её мысли блуждали от думок о муже, до поиска продуктов, которых так не доставало её Зое, Александру, Володе, Лиде, Зине и недавно родившемуся Вите. Но если её пятеро, уже не маленьких, детей могли самостоятельно добывать для себя съестное, то их годовалому братишке требовалось полноценное питание, которого не было: не гово-
ря уж о материнском молоке.
Сильный, с грохотом, удар ноги незваного и нежданного гостя во входную дверь хаты, вернул женщину в действительную реальность, а громкий, полный нечеловеческой ненависти приказ полицая – полностью лишил Анну надежды на благополучный исход визита Дениса Дворникова:
- Ну, что ты уставилась на меня, как баран на новые ворота! Не ждала, сука?! – Заорал на хозяйку хаты, полицай, - Соби-рай своих вЫблядков, и шурУй на центральную площадь! Наш господин бургомистр Гоффман будет зачитывать вам, большевистские проститутки, приказ немецкого командова-ния.
- Да, швЫдче збирайтесь, сучье племя! – «Наградив» увесистым подзатыльником Сашу Малакеева, стал подгонять детей Анны Георгиевны, Дворников.
- Я тебя, паразит ты этакий, - стараясь найти, взглядом, ухват для чугунков, разозлилась Анна, - сейчас так «звездану» – всю жизнь горбатым останешься!
- Тю, на тебя, скажЕнная! – Пятясь задом к выходу из хаты, испугался взгляда женщины, полицай, - Ну, ты это…Ты не грози мне, сука! Сейчас же отправляй своих «спиногрызов» на майдан, да и сама, со своей свекрухой, не задерживайся!
- Ну, надо же, курва! – Выругался, спотыкнувшись о порог двери, во время спешного отступление, Дворников, - Ей - жить осталось «с гулькин хер», а она - за ухват хватается, сука партизанская!
В других жилых домах Михизеевой Поляны происходило то же самое – полицаи выгоняли из хат и дворов всех без исключения жителей – от младенцев, беременных женщин до еле передвигающихся стариков.
Полицаи конвоировали их на центральную площадь, не за-
бывая, при этом, осыпать всех, всех без разбора, ударами дубинок.
Причиной сбора михизеево-полянцев послужило, якобы, желание немецкого бургомистра зачитать селянам некий важный приказ. Люди, подчинившись воле полицаев и жандармов, шли на площадь, не подозревая о том, что их путь ведёт в один конец, из которого им уже никогда не суждено вернуться. Немцы и полицаи выгнали всех жителей из своих хат и дворов, разбили их на семь групп, а мужчин заставили рыть яму. Убедившись в том, что яма вполне вместительная, полицаи приказала мужчин раздеться догола, и выстроили их на краю могилы.
Перед тем, как казнить основную массу стариков и инвалидов, немцы первым толкнули в яму Ивана Егоровича Литвинова, принудили его стать на колени, и зачитали приговор, в котором обвиняли его в пособничестве партизанами и в убийстве двоих гитлеровцев.
Уже стоя в яме, Иван Литвинов крикнул палачам: «Будьте вы прокляты, предатели! Вы ещё поплатитесь за свои злодея-ния! Да, здравствует, товарищ Сталин! Мы победим, победа будет…» - закончить свою речь старосте Михизеевой Поляны не дала автоматная очередь. От инерции пуль, выпущенных из ствола немецкого автомата, Иван Егорович упал лицом вперёд, и на его тело, бившееся в предсмертных конвульсиях, тут же стали падать изрешечённые пулями окровавленные тела казнённых стариков.
Выжить в этом кровавом аду было практически не возможно: ливень пуль из пулемёта, автоматов и винтовок не оставлял старикам ни единого шанса остаться в живых. А над са-мой Михизеевой Поляной разворачивалась основная часть трагедии, основанной на бесчеловечной расправе над женщинами и детьми.
Большой отряд карателей под руководством бургомистра станицы Ярославской Густавом Гоффманом, с его помощником фельдфебелем Эрихом Пичманом, с начальником полиции станицы Костромской Вячеславом Зубовым и начальником полиции станицы Костромская Дмитрием Киреевым за-планировали карательную акцию так, чтобы не осталось ни одного свидетеля их злодейства. С солдатами из 66-й и 96-й немецких пехотных дивизий, и с переодетыми в голубую немецкую форму полицаями, отряд карателей внёс свой «вклад» в копилку обвинений фашизма, которые совершили, в посёлке Михизеева Поляна, преступление против человечности.
Остаётся загадкой ответ на вопрос, почему староста Михизеевой Поляны, Иван Литвинов, бездействовал и ничего не предпринял для спасения своих земляков: хотя ему было известно о готовящейся карательной акции? Возможно, у него была какая-то связь с партизанами, и он ждал от них помощи, а может он не верил в то, что немцы и полицаи решатся на истребление целого посёлка вместе с его жителями? На этот вопрос мог ответить только один человек – это сам Иван Лит-винов, но у него, как и у всех жителей посёлка лесорубов, не будет возможности рассказать о своих последних минутах перед расстрелом.
Фашисты, до этой карательной акции, не посещали Михизееву Поляну, да они, в общем-то, они и не знали дороги в посёлок лесорубов. Именно местные полицаи показали немцам кратчайший путь, и вместе с фашистами принимали активное участие в массовом расстреле своих соседей и земляков.
Карательная экспедиция немецких оккупантов действовала по приказу немецкого военного коменданта, лейтенанта Густава Гоффмана и его заместителя, старшего фельдфебеля Эриха Пичмана, но основные зверства и казнь мирных жите-лей совершили каратели предатели-полицаи из станиц Зассовской, Мостовской, Владимирской, Лабинской, Ярославской, Костромской, Махощевской, Кужорской, из села Натырбово и хутора Погуляево. Семилетний Саша Шабунин и его мама собирали в лесу грибы и ягоды и они никак не ожидали встретить на дороге, ведущей в посёлок, немцев и полицаев. Анну Михайловна и её сына совсем не радовала эта встреча, и они хотели свернуть с дороги и спрятаться в зарослях молодых буков, но немцы, ведомые полицаями Сенченко, Ершовым, Чертковым, Дворниковым, Киреевым и Зубовым прочёсывали окрестность вокруг посёлка, и остаться незамеченными у Александра и Анны Михайловны не было никакого шанса.
- Ну, что, партизанский ублюдок, попался! – Схватив парня за ухо, обрадовался возможности отомстить за все годы притеснения советской властью на Кубани, завизжал от радости, Прокоп Сенченко, - Вы думали, что ваша власть будет на веки вечные, а вот дулю вам с маком! А, ну-ка, шлёпайте ногами, к своим землякам! Сейчас вы узнаете, каково это вредить германским властям!
- Да, что ж ты мелешь, Прокоп! – Загораживая своим телом Володю, бросилась на защиту Анна Шабунина, стараясь при этом высвободить ухо сына из цепких пальцев полицая, - Какой из него партизан?! Да мы их никогда и в глаза-то не видели!
- Ну, это вы сейчас господину лейтенанту будете брехать, а не мне! – Сильно толкнув женщину в спину, со злорадством в голосе, заявил Сенченко, - Все вы, комунЯчьи отпрыски, одним миром мазаны!
Когда мать с сыном вели мимо здания школы, они ещё не знали о том, что больше половины жителей Михизеевой По-ляны уже расстреляны. Но автоматные и длинные пулемёт-ные очереди у кладбища говорили Анне Михайловне, что в их посёлке творится нечто страшное.
До того, как мать и сын Шабунины вошли в посёлок, вооружённые до зубов каратели ударами прикладов согнали людей к тополю, возвышающемуся в центре опушки.
Матери шли на свою последнюю «голгофу» неся на собственных руках грудных младенцев, а дети постарше – помогали идти старикам.
- Мама! - Озираясь по сторонам, с испуганным выражением лица, обратился к Нине Викторовне Плешивой, её сын, Александр, - А зачем столько вооруженных дядек и немцев пришли в наш посёлок? Не уже ли, для того, чтобы зачитать какой-то приказ нужно столько вооружённых полицаев?
- Не знаю, сыночек! – Ощутив в душе могильный холод страха, ответила сыну, мать, - Наверное, они, после зачитывания приказа, собираются отправить нас на принудительные рабо-ты. А может, бургомистр опасается, что мы убежим в лес и станем партизанами. И, чтобы этого не случилось – он и взял с собой столько полицаев и жандармов.
- Но они же, мамочка, не сделают нам «больно»! - Прижавшись к бедру матери, прошептал, Саша, - Нас не будут бить?
- Ну, что ты, сынок! – Пытаясь успокоить сынишку, улыбну-
лась, Нина Викторовна, - Бургомистр зачитает приказ, и нас всех отпустят по домам.
В словах учителя таилась надежда на благополучный исход, не совсем добровольного митинга, организованного немцами, и на её сердце легло мрачное предчувствие чего-то страшного, и с этим ничего нельзя было поделать.
Полицаи старались убедить своих земляков в том, что немецкий офицер, якобы: «Будет читать приказ немецкого ко-мандования». Но как можно было думать о добрых намереньях немцев и полицаев, если из домов они вытаскивали даже инвалидов и больных людей. Ну, а тех, кто пытался сопротивляться, били наотмашь прикладами.
- Что им, гадам, нужно? – Тихо спросила у Шабуниной, Евдокия Лукьянова, прижимая к себе детей. - Да, видно партизаны всыпали им по заднее число, вот они и бесятся! – Ответила, Шабунина.
Отделив мужчин от женщин, полицаи вручили старикам железные ломы, штыковые и подборные лопаты. Ударами плёток и прикладами карабинов они заставили мужчин рыть широкую яму, и жители посёлка поняли, для чего и для кого предназначалась эта яма. Женщины словно окаменели и с ужасом смотрели за приготовлениями мужчин к казни. У женщин ещё теплилась надежда на то, что их оставят в живых, но когда детей стали отнимать у матерей и убивать младенцев ударами головой о деревья, они поняли, что пощады от немцев и полицаев никому не будет.
Сначала глухо, а затем с нарастающей мощность женщины подняли вой и рёв, от которого у нормальных людей в венах стынет кровь. Крики, полные страха, ненависти и смертельной тоски, мольбы о спасении детей, ругань и автоматные очереди огласили лес, который, прежде, кроме рыка диких зверей и утробного крика филина ничего подобного не слышал: «Мамочка! Я боюсь, защити меня, я не хочу умирать!», «Дедушка, а это очень больно, когда в тело попадает пуля? Ты меня защитишь, дедушка?!», «Что вы делаете, ироды! Креста на вас нет! Детей пощадите, изверги!», «За что вы каз-нили наших стариков, что они вам сделали?! Гореть вам в аду, иуды!». Кровь, стоны, падающие в яму взрослые и дети – это только раззадорило фашистов и полицаев. Тяжелыми дубинками и штыками они крошили трупы мирных жителей, среди которых полицаи находили своих недавних знакомых и даже родственников.
Душераздирающий крик сотен женщин и детей, стоны тех, кто стал прощаться со своей жизнью – был несравним, ни с чем, что мог услышать человек, которому посчастливилось избежать преисподней.
В те последние секунды перед расстрелом, Анна Малакеева держала на руках самого младшего своего ребенка, а дети постарше - стояли рядом: свинцовый шквал пуль смел их, как пушинки в глубокую яму. Анна тоже туда упала, но пуля ее не достала, она оборвала жизнь младшего ребенка, сидевшего на её руках. Уже глубокой ночью, обезумевшая от горя мать, выбралась из-под трупов и, не видя перед собой дороги, долго бежала, куда глаза глядят. А палачи, завершив своё кровавое дело, отправились в «мёртвый посёлок» отмечать успех своей карательной операции.
Глава 16
Зина Кузнецова держала на руках трёхлетнего братишку, а за ручку – двоюродную сестрёнку семи лет. Надеяться на чудо, когда на тебя направлены стволы автоматов и винтовок, дело не разумное, да и женщины уже были на пороге смерти и находились в полной физической прострации. Раздались выстрелы. Дети Натальи Гавриловны Кузнецовой попадали под смертоносный ливень пуль первыми. Несчастная мать собственными глазами видела, как разрывные пули рвали детскую плоть на мелкие фрагменты. Зинаида тоже упала в яму, но не от впившихся в тело рой пуль. «Её пуля» угодила в стоявшую рядом с ней бабушку, и та упала на внучку. И тем спасла девчонку от неминуемой смерти.
Даже не являясь очевидцем фашистской «кровавой мессы», любой нормальный человек с крепкой психикой, может представить весь ужас, который испытали перед казнью жители посёлка лесорубов. От мысли, что фашисты могли такое сотворить и с твоими родственниками - мурашки бегут по коже, и от описанной картины кровавой расправы черепную коробку, будто стягивает железными обручами! Там, в Мостовском районе, остались лишь обелиски, на которых указаны имена и фамилии жителей Михизеевой Поляны, они остались в земле скорбным напоминанием о том, что творили фашисты и полицаи на советской земле.
Можно только поражаться, до какого предела усилился у людей страх, когда полицаи стали отделять группы за группой и уводить в лес, из которого доносились выстрелы и предсмертные крики расстреливаемых людей.
– За что вы нас?! Побойтесь Бога! Детей пощадите!!! – Женские мольбы и плач разносило эхо далеко по ущелью, но нем-цам и полицаям не было дела до этих стенаний.
– Бабы, да прикройте же руками детворе, глаза!
К вырытым самими же михизеево-полянцы глубоким траншеям подгоняли очередную партию смертников и ямы наполнялись мёртвыми телами женщин и детей. Тех, кого не убили, полицаи добивали штыками.
После расстрела второй группы у Анны Мамонтовой начались преждевременные роды. Во время рождения ребёнка, Аня, как и большинство рожениц, кричала от боли, а эти кри-ки, как оказалось, сильно давили на психику бургомистра Зубова. Чтобы и дальше не расшатывать свои нервы, он выпустил из дула немецкого автомата в Анну Мамонтову длинную очередь пуль. А для того, чтобы стереть с лица земли даже упоминание фамилии Мамонтовы, полицай Сенченко схватил за ножки только что родившегося младенца: даже не успевшего увидеть белый свет - и с размаха размозжил его голову о ствол дерева.
Всё это произошло на глазах у женщин, ждущих своей смерти, но всю злобу и ненависть к палачам выплеснула учи-тельница, общая любимица сельчан, Нина Плешивая:
- Вы, мрази и предатели собственного народа, думаете, что Советская власть уже никогда не вернётся в наш край, и вас не настигнет заслуженная кара?! Вы глубоко ошибаетесь, сволочи, наши вам этого вовек не простят!».
И нужно было только видеть, с каким достоинством михизеево-полянцы встречали смерть. Учительница Нина Викторовна Плешивая, в тот момент, когда фашисты направили дула пулемётов на её воспитанников, бросилась под пули, закрывая своим телом детей. Даже смертельно раненая, она из последних сил старалась дотянуться до упавшего рядом ре-бёнка, чтобы сбросить с его окровавленного тельца дымящее-ся одеяло.
Полицаи, ради своей потехи, заставили Нину Викторовну досмотреть казнь до конца и затем уже добили штыками вместе с её детьми.
Бойня продолжалась до самого вечера. В сумерках на Михизеевой Поляне осталось семь мест, где возвышались горы трупов.
Женщины и их дети погибли в одно мгновение. Перед расстрелом некоторые поселковцы становились на колени и просили пощадить их детей, но изверги в человеческом обличии были неумолимы. Застрочил пулемёт, и люди стали падать в яму как подкошенные. Друг за другом женщины и дети валились в импровизированную братскую могилу. В этот момент можно было оглохнуть и ослепнуть от грохота автоматов и пулемётов.
Приговор немецкого лейтенанта Густава Гоффмана был приведён в исполнение, а затем, полицаи стали добивать выстрелами из пистолетов женщин и детей, которые подавали малейшие признаки жизни.
И Николая Копанёва ждала участь своих земляков, но видно у него сработал инстинкт самосохранения и первая очередь из пулемёта его не зацепила. Он упал в яму вместе со всеми и от ужаса, парализовавшего всё его тело, потерял сознание.
Семнадцатилетний парень очнулся от стойкого запаха крови. Он, словно в забытье, с трудом приподнял голову, пошевелил рукой и упёрся своей ладонью в нечто липкое и мерзкое. Коля едва не закричал, когда коснулся липкой от крови головы своей младшей сестры Дуси. До того как парень увидел мёртвую сестру, он не мог понять, как очутился в яме с телами мёртвых михихеево-полянцев, но увидев вместо головы сестры кровавое месиво – ударом в виски к нему вернулась память.
Как в кадрах замедленной киносъёмки, перед Николаем проплывала сцена приготовления немцев к карательной акции, он вспомнил выражение страха на лицах своих родных и близких. Но вернувшись в реальную действительность, он, как бы ему не было страшно находиться рядом с телами убитых женщин и детей, ради сохранения жизни затаился, дождался наступления темноты и только затем вылез из ямы. Он осторожно, не создавая шума, полз от места казни своих земляков и слышал пьяные крики палачей, визг поросят и кудахтанье куриц: фашисты и полицаи отмечали успешно проведённую операцию.
Николай, ничего не видя перед собой, сломя голову бежал с места казни, и только когда стало светать, он понял, что ноги принесли его на окраину хутора Погуляево. Осторожно постучав в ставни хаты своих родственников, Копанёв дождался, когда его впустят в дверь и… и без чувств рухнул на глиняный пол. Родственники тут же подняли парня на руки, занесли его в спальню и уложили на кровать.
Целую неделю из Николая нельзя было вытащить ни единого слова: складывалось такое впечатление, что он забыл человеческую речь. Но парень, всё же, заговорил, и то, что он рассказал своим родственникам – было для них, ни с чем несравнимым душевным потрясением.
- Они всех убили. - Всё ещё находясь в подавленном состоянии, прошептал, поседевший от нервного потрясения, парень. В сердце двоюродного деда будто вонзился мощный разряд молнии, он вздрогнул всем телом от своей страшной догадки, но всё же решил узнать, что довелось пережить его двоюрод-
ному внуку:
- Да ты толком-то, можешь объяснить, кто это «они» и кого это «всех» убили?!
Парень заплакал и, сквозь слёзы, стал рассказывать о расстреле своей матери, братьев и земляков:
- Вчера, в полдень, немцы и полицаи пришли в наш посёлок и согнали всех жителей на центральную площадь. Они нам сказали, что немецкий офицер будет зачитывать нам какой-то приказ. А на самом деле – они решили нас всех убить. Нас разделили на семь групп, и повели к выкопанным ямам на расстрел. Эти гады, убили всех, не пожалели даже грудных детей!
Захлёбываясь слезами, Николай рассказал о казни стариков, которым была уготована участь, отправиться первыми на «кубанскую голгофу». Коля плакал навзрыд, посылал проклятия палачам и клялся своей родне в том, что отомстит за смерть своих двух сестёр и маму.
И он действительно будет мстить фашистам и полицаям за смерть родных и своих земляков. Николай Копанёв, в скором времени, уйдёт добровольцем в действующую армию, будет храбро воевать в её рядах до самой Победы. Но домой уже не вернётся, потому что на месте его дома осталось лишь пепелище, а посёлок Михизеева Поляна превратилась в общую братскую могилу, численностью в двести семь человек невинно убиенных.
Родственники семьи Копанёвых сидели рядом с кроватью, на которой лежал плачущий парень, и на их лицах отражалась вся боль переживания за расстрелянных жителей соседнего посёлка лесорубов.
Коля не знал о том, что он был не единственным оставшимся в живых, в той кровавой бойне. Перед самым расстрелом жителей Михизеевой Поляны, две девушки вырвались из толпы и побежали к лесу. До спасительных кустов оставались считанные метры, когда над их головами засвистели пули. Серафиме Волошиной не удалось спастись: она, словно споткнувшись о кочку, медленно, будто боясь примять осеннюю пожухлую траву, завалилась на левый бок, и по её телу про-
бежала предсмертная судорога.
Анна Кузнецова уже пробежала мимо Серафимы, а затем, опомнившись, решила помочь своей соотечественнице, но остановив свой бег, она поняла, что девушке помощь уже не нужна. Заметно прихрамывая на раненую левую ногу, Аня
поспешила скрыться в кустах.
В живых осталась и Анна Малакеева: мать прикрыла дочь своим телом, и девочка: уже находясь лежащей в яме под телом мёртвой мамы – лишилась чувств.
Спустя некоторое время, Аня пришла в сознание и, выбравшись из братской могилы, увидела зарево пожара, бушевавшего в Михизеевой Поляне. Страшная картина апокалипсиса сильно подействовала на нервную систему девочки: она вновь потеряла сознание, а очнувшись – убежала в лес.
Первым местом расстрела – было кладбище. Пожилых мужчин и стариков инвалидов выстроили лицом к яме и дали очередь из пулеметов. Здесь навеки остались лежать 23 человека, Вторым местом казни – была траншея у дуба: там расстреляли двадцать две женщины с детьми. Раненых добивали выстрелами из пистолетов и кололи штыками. На том месте погибли почти все члены семьи Кузнецовых. Маму, брата и двух сестер расстреляли, а третья сестричка чудом выжила. Анна Кузьминична Кузнецова стала живым свидетелем фашистских зверств. Все последующие годы она жила в Лабинске. И по её свидетельствам восстанавливаются события тех страшных дней.
Третье место расстрела было за школой. В здании собрали учителей и учеников. Страшно даже представить, что пережили дети, пока работали лопатами, понимая, для чего роют яму. Учительница Нина Викторовна Плешивая, заслоняя собой учеников и своих детей, была ранена, но с грудным ребенком на руках продолжала требовать прекратить зверства.
Женщину отвели в сторону и на ее глазах казнили всех мальчишек и девчонок, только после этого убили и ее. Здесь остались лежать пятьдесят человек, практически все - дети. Четвертым местом расстрела являлась Амбровая роща. Здесь осталась лежать семья Николая Копанева, которому удалось спастись. В этой могиле похоронен тридцать один житель поселка лесорубов.
Пятое место казни - около трибуны центральной площади посёлка. Там немцы и полицаи расстреляли тридцать два человека, среди которых было тридцать два эвакуированных из
блокадного Ленинграда.
Шестое место расстрела - около поселковой бани. Вместе с двадцать тремя односельчанами здесь лишили жизни Евдокию Лукьянову. Свидетелями этого стали муж и сын женщины, которые спрятались в землянке и благодаря этому спаслись.
Седьмое место - недалеко от завода по переработке древесины. Здесь казнили двадцать восемь жителей, в числе которых была и семья Малакеевых. Анна Малакеева осталась жива, а ее мать и шестерых детей убили. Ночью она, раненая, проклиная свое доставшееся такой ценой спасение, выбралась, пока отлучились охранники, из-под трупов и добралась до станицы Костромской, где и скрывалась до ухода немцев. ****
Вечером, после казни жителей Михизеевой Поляны, фашистские варвары и полицаи пировали, пели песни, а потом стали поджигать бараки, в которых жили казнённые ими люди. И вряд ли на утро, проспавшись и отрезвев, палачи пришли в ужас и раскаялись в своём злодеянии.
После расстрела полицаи и жандармы день и ночь охраняли место казни, переходя от одной ямы к другой, и еще больше недели не разрешали родственникам из других сел закапывать убитых. Семь дней мороз и снег скрывал место кровавой бойни мирного населения. Затем фашисты согнали с хутора Погуляево женщин и подростков и приказали предать земле погибших: при этом, под угрозой смерти - им запрещали плакать. А нескольких евреев, эвакуированных из Ленинграда, лейтенант Гоффман, вообще не позволил предать земле. ****
Годы не только лечит, но и калечит душу людей. Как бы это лицемерно не выглядело, но оказывается, мы не знаем многое из судьбоносных событиях, произошедших восемьдесят лет назад и, по трудно объяснимым причинам, не хотим знать о чёрных страницах нашей истории. А ведь мы живём благодаря тому, что наша сегодняшняя жизнь оплачена миллионами жизней людей старшего поколения, смело смотревших в лицо смерти и шагнувших в горнило само кровавой войны в истории человечества.
Наши предки верили в то, что память о них, как о защитниках отечества и победителях над фашистской Германией будет бережно храниться в сердцах их потомков.
И, что мы имеем в реальной действительности: детям войны, хранившим память о своих отцах и дедах – уже под восемьдесят и за восемьдесят лет, а их внуки знают о Великой Отечественной войне из зарубежных, полностью искажающих историческую правду, фильмов.
Чужая идеология, чужая культура искажает отношение к историческому прошлому.
О какой памяти потомков можно говорить, если подавляющее большинство нынешних школьников, не знает, кто такой Иосиф Сталин и Георгий Жуков! И ведь вовсе не случайно Михизееву Поляну называют «Кубанской Хатынью»: уж очень схожи трагические судьбы жителей кубанского посёлка лесорубов с населением белорусской Хатыни.
Об ужасной участи, постигшей женщин, стариков и детей Михизеевой Поляны мало, кто знает, даже из числа местных жителей, проживающих в радиусе ста километров, место трагедии забыто и заброшено. И хотелось бы надеяться, что эта повесть найдёт отклик в сердцах не равнодушных людей, которые не хотят быть «иванами, родства не помнящими».
И пусть те, кто читает повесть о невинно убиенных, помянет добрым словом жителей, стёртого с лица земли, посёлка Михизеева Поляна.
Вот их, пусть и не все известные, имена и фамилии:
1. АВИЛОВА Вера Иосифовна – 1905 г.р., сын – Николай Петрович – 1928, сын – Владимир Петрович, 1938 г.р., дочь – Любовь Петровна – 1940 г.р.
2. АМБРОСЬКИНА Мария (эвакуированная из Севасто-
поля, год рождения неизвестен), её дети – Валентина и Людмила (год рождения неизвестен)
3. БАТОГОВА Акулина Ивановна – 1882 г.р.
4. БАТОГОВА Феодосия Иосифовна – 1912 г.р.
5. БАЛЕЕВА Елена Михайловна – 1904 г.р.
6. БАЛЕЕВА Мария Стефановна - 1926 г.р.
7. БАЛЕЕВА Елена Стефановна - 1930 г.р.
8. БЕРЮЧЕНКО Анна Ефремовна – 1918 г.р., Елена Михайловна – 1938 г.р.
9. БРАГИНА Лукерья Васильевна – 1901 г.р., Анна Александровна – 1923 г.р., Георгий Александрович – 1939 г.р., Зинаида Александровна – 1941 г.р.
10. ВОРОНИН Пётр Петрович – 1941 г.р.
11. ВОРОНИНА Екатерина Александровна – 1915 г.р.
12. ВОЛОШИНА Серафима Ивановна – 1912 г.р., Валентина Николаевна – 1932 г.р.
13. ВЕЛИКОЖАНОВА Александра Семёновна -1909 г.р., Виктор Петрович -1932 г.р.
14. ГРИДОВА Анна Мареевна -1889 г.р.
15. ГАРБУЗОВА Александра Фёдоровна – 1919 г.р., Нина Семёновна – 1941 г.р.
16. ГАРБУЗОВА Александра Фёдоровна – 1910 г.р.
17. ГЛАДЫШЕВА Ефросинья Матвеевна -1918 г.р., Вера Егоровна – 1934 г.р.
18. ГОРЛОВА Домна Ивановна, Мария Тимофеевна, Зинаида Тимофеевна
19. ГОРЛОВА Нина Тимофеевна - 1934 г.р.
20. ДИЦКАЯ Елена Георгиевна - 1909 г.р., дочь –Наталья Михайловна – 1931 г.р.
21. ДРЕПИН Александр Максимович – 1930 г.р., Пётр Максимович – 1934 г.р., Любовь Максимовна – 1940 г.р.
22. ДРЕПИНА Анна Григорьевна – 1909 г.р.
23. ЖИГУЛИНА Пелагея Фёдоровна – 1905 г.р., Иван Егорович – 1937 г.р., Василий Егорович – 1938 г.р., Вера Егоровна
24. ЖИГУЛИНА Евгения Егоровна – 1918 г.р., Татьяна Егоровна – 1922 г.р. Александр Егорович – 1925 г.р., Стефан Егорович – 1932 г.р., Пелагея Егоровна – 1934 г.р.
25. ЗАЙЦЕВ Иван Семёнович – 1941 г.р.
26. ЗАЙЦЕВА Пелагея Семёновна, сын Николай Семёнович.
27. КАЛЕСНИКОВА Елена Ивновна – 1913 г.р., Нина Алексеевна -1937 г.р., Александра Алексеевна – 1940 г.р.
28. КРЮЧКОВА Наталья Михайловна – 1904 г.р.
29. КАРДАШОВА Елена Николаевна – 1918 г.р., Нина Степановна – 1940 г.р.
30. КАМЕНЕВА Зинаида Алексеевна -1935 г.р.
31. КАРАЦУПИНА Наталья Васильевна -1902 г.р., Анна Егоровна – 1937 г.р.
32. КАРАЦУПИНА Марфа Афанасьевна – 1877 г.р.
33. КРАСИЛОВА Мария Степановна – 1904 г.р.
34. КУЗНЕЦОВА Наталья Гавриловна – 1909 г.р., Зинаида
Кузьминична – 1929 г.р., Владимир Кузьмич – 1939 г.р., Любовь Кузьминична – 1942 г.р., двоюродная сестра Зинаида Каменева
35. КУЗЬМИНОВА Анна Трофимовна (год рождения неизвестен).
36. КОПАНЁВА Мария Фёдоровна – 1900 г.р., Нина Петровна – 1930 г.р., Евдокия Петровна – 1936 г.р.
37. КУТИЩЕВА Евдокия Филипповна – 1905 г.р., Иван Егорович – 1928 г.р., Прасковья Егоровна – 1936 г.р., Георгий Егорович – 1939 г.р.
38. КРАСИЛОВА Евдокия Андреевна -1926 г.р., Анна Андреевна – 1931 г.р.
39. КРОЛИКОВА Вера – (эвакуирована из Севастополя, год рождения неизвестен)
40. МИХАЙЛОВА Александра Степановна – 1906 г.р., Николай Иванович – 1940 г.р.
41. ЛУКЬЯНОВА Евдокия Ивановна – 1892 г.р.
42. ЛЕВЧЕНКО А.М. – раненый боец Красной Армии (год рождения не известен)
43. ЛИТВИНОВ Иван Егорович – 1915 г.р., его супруга – Анна Васильевна – 1916 г.р., её сестра – Нина Егоровна -1928 г.р., дочь – Нина Ивановна – 1937 г.р., Галина Ивановна – 1940 г.р.
44. ЛИХОМАНОВА Дарья Петровна – 1904 г.р., Иван Васильевич – 1926 г.р., Наталья Васильевна – 1936 г.р., Николай Васильевич – 1939 г.р.
45. ЛУЗГИНОВА Анна Яковлевна -1915 г.р.
46. МАТВЕЕВА Ирина Семёновна – 1912 г.р., Виктор Иванович – 1942 г.р.
47. МАЙБОРОДА Иван Фёдорович – 1894 г.р.
48. МАЙБОРОДА Мария Ивановна - - 1917 г.р., Михаил Иванович – 1938 г.р., Алексей Иванович – 1940 г.р., Василий Иванович – 1942 г.р.
49. МОСКАЛЕНКО Андрей Егорович – 1907 г.р.
50. МОСКАЛЕНКО Елена Степановна -1913 г.р., Нина Андреевна - -1935 г.р., Иван Андреевич – 1939 г.р.
51. МАЛАКЕЕВА Наталья Васильевна – 1868 г.р., Зоя Ильинична - 1928, Александр Ильич – 1930 г.р., Лидия Ильинична – 1936 г.р., Зинаида Ильинична – 1937 г.р., Владимир Ильич – 1939 г.р., Виктор Ильич -1942 г.р.
52. МАКСИМОВ Николай Семёнович – 1900 г.р.
53. МАКСИМОВА Акулина Николаевна – 1896 г.р., Ирина Николаевна – 1930 г.р., Анна Николаевна – 1937 г.р.
54. МАМОНТОВА Анна Васильевна – 1913 г.р., некрещённый ребёнок – 13.11.1942 года.
55. МАМОНТОВА Анна Арсентьевна – 1915 г.р.
56. МУХИНА Татьяна Фёдоровна -1894 г.р.
57. НЕЦВЕТАЙЛО Михаил Ефимович – 1853 г.р.
58. ПРОДАЙКОВА Ксения Егоровна – 1911 г.р.
59. ПЛЕНЯЙЛОВ Дмитрий Сергеевич – 1901 г.р.
60. ПЛЕШИВАЯ Нина Викторовна – 1915 г.р., Мира Константиновна – 1938 г.р., Владимир Константинович – 1939 г.р., Виктор Константинович – 1942 г.р.
61. ПЛИСОВА Мария Андреевна – 1910 г.р., дочь Валентина Гавриловна- 1941 г.р.
62. ПЛИСОВА Любовь Гавриловна – 1931 г.р., Алексей Гаврилович – 1935 г.р.
63. ПРОЙДАКОВА Евдокия Егоровна -1917 г.р., сын Николай Иванович -1938 г.р., Мария Ивановна – 1940 г.р., Иван Иванович – 1942 г.р.
64. РЕДКОКАШИНА Татьяна Максимовна – 1913 г.р.
65. СЕВЕРИНОВА Мария Андреевна – 1904 г.р.
66. СЕМЁНОВА Пелагея Фёдоровна – 1895 г.р.
67. СЕМЁНОВ Антон Кузьмич – 1894 г.р.
68. СОБОЛЕВСКИЙ Филипп Матвеевич – 1908 г.р.
69. СОБОЛЕВСКАЯ Елена Кузьминична – 1914 г.р.
70. СЕРЕБРОВА Ксения Дмитриевна -1903 г.р.
71. СЕРЕБРОВА Анна Петровна – 1926 г.р., Надежда Петровна – 1925 г.р.
72. СТУПАЧЕНКО Пелагея Ивановна – 1913 г.р., Серафима Александровна – 1934 г.р., Нина Александровна – 1941 г.р.
73. ТРИФОНОВ Сергей Андреевич – 1907 г.р.
74. ТРИФОНОВА Елена Ильинична -1915 г.р., Надежда Сергеевна – 1935 г.р., Галина Сергеевна – 1937 г.р.
75. ФРАНГУЛОВА Александра Тарасовна – 1910 г.р., Александр Акопович – 1929 г.р.
76. ЧИСТОВА Наталья Захаровна -1910 г.р., Мария Максимовна – 1936 г.р., Николай Максимович – 1939 г.р.
77. ХАРЛАМПОВИЧ Лукерья Трофимовна – 1903 г.р., Фёдор Дмитриевич – 1936 г.р., Валентина Дмитриевна -1939 г.р., Владимир Дмитриевич – 1941 г.р.
78. ХАРЛАМПОВИЧ Дмитрий Дмитриевич -1931 г.р., Семён Дмитриевич – 1933 г.р.
79. ЧЕВЫЧКО Лукерья Демьяновна – 1881 г.р.
80. ШАБУНИНА Анна Мизайловна- 1913 г.р., Анатолий Андреевич – 1934 г.р., Владимир Андреевич -1935 г.р., Георгий Андреевич – 1938 г.р., Борис Андреевич – 1940 г.р.
81. ШАВЕРНЕВА Прасковья Сергеевна – 1914 г.р., Мария Васильевна – 1936 г.р., Вера Васильевна – 1938 г.р.
82. ШЕВЧЕНКО Екатерина Михайловна -1910 г.р., Валентина Михайловна – 1941 г.р.
83. ШИРМАНОВА Наталья Николаевна -1914 г.р., Лия Николаевна – 1930 г.р., Владимир Николаевич – 1936 г.р.
84. ШИНКАРЕНКО Александр Иванович – 1925 г.р., Вера Ивановна -1930 г.р.
85. ШИНКАРЕНКО Пелагея Филипповна – 1901 г.р.
86. ЯЦЕНКО Лукерья Максимовна -1889 г.р.
87. ЯЦЕНКО Николай Арсентьевич – 1906 г.р.
88. Двадцать девять человек – семьи эвакуированных из города Ленинград.
89. Неизвестна фамилия лётчика, в звании капитан, по имени Александр.
90. Одиннадцать детей из детского дома города Ленинград.
Только несколько лет спустя удалось точно установить, что 13 ноября 1942 года фашистами были убиты 20 мужчин, 72 женщины и 116 детей. В том числе 13 младенцев до года, которых изверги убили головками о деревья, 19 детей до трех лет, 24 – до пяти, 27 – до десяти и 33 подростка.
В 1941 году все мужское население поселка ушло на фронт. Многие выжили в боях. Но на Кубань вернулись не все: вместо родных семей и хат солдат ждали пепелища
Сейчас на том месте, где восемьдесят лет назад жил, смеялся, рожал детей, работал до седьмого пота славный михи-зеево-полянский народ, царит жуткое запустение. Лишь редкие группы туристов наведываются сюда, и, увы, не всегда кладут цветы у скромных памятников.
Послесловие
Как не было прискорбно, но нужно признать существование на Земле тварей, и отнюдь не Божьих, которым абсолютно не испытывают ни жалость, ни сострадание, ни угрызение совести и души. Им плевать на тех, кто не вписывается в рамки их понятий о норме жизни. Этих «недочеловеков» природа обделила нормальной и устойчивой психикой, но внедрила в их дьявольскую сущность вопиющую вседозволенность.
Любой здравомыслящий человек не может поверить в то, что организм этих нелюдей в человеческом обличии, не испытывают физическую боль и муки совести!
У данных представителей низшей ступени развития человечества, нАпрочь отсутствует понятие о чести и человеколюбии. Главное кредо их существования – это алчность и ненависть к тем, кто выше их по уровню интеллектуального развития. Да и как можно назвать людьми этих мразей, если они за кусок хлеба с салом, и за ничего не стоящие обещания, без раздумий берутся за убийство грудных младенцев, не успевших даже взглянуть на мир своими замутнёнными глазёнками?! Какое может быть оправдание тем, кто добивает штыком раненую женщину или немощного старика, которые виновны лишь в том, они советские, русские люди, и не хотят видеть на своей земле оккупантов, «истинных арийцев с нордическим характером»?!
Он достойны лишь одного – горения в аду и проклятия тех, кто потерял в войну родных и близких людей!
