Любознательный читатель рано или поздно сталкивается с непривычными и, как кажется, устаревшими словами в творчестве того или иного писателя. Нередко такими словами или оборотами речи являются церковнославянизмы. Это языковые единицы, имеющие свое происхождение в церковнославянском языке.
Характерной особенностью церковнославянского языка можно считать его сосуществование наряду с другими национальными славянскими языками. Находясь в тесном взаимодействии, они постоянно оказывали взаимное влияние, действие, в результате которого некоторые церковнославянизмы проникали в национальный славянский язык. С одной стороны, такое заимствование приводило к появлению новых слов, уже общих, например, для русского и церковнославянского языков. Отнесем к таким лексическим единицам следующие существительные: священник, церковь, просфора. Подобное принятие слов в состав языка было, конечно, связано с христианизацией Руси, благодаря которой большой пласт церковнославянизмов утрачивал свою понятийную чужеродность.
С другой стороны, немалая часть церковнославянской лексики осталась, если можно так выразиться, обособленной, уникальной, сакральной. Такая лексика сохранилась во многих богослужебных книгах, текстах и переводах.
Русские писатели обращались к ней тогда, когда видели необходимость выразить свою идею через высокий стиль, призму сакрального.
Рассмотрим известное стихотворение классика русской поэзии, личности с трагичной судьбой – Анны Ахматовой (29.06.1889—5.03.1966). Ее муж, Николай Гумилев, был расстрелян, а единственный сын в советские довоенные и послевоенные годы провел в заключении более десяти лет. Наверное, самым тяжелым и страшным для А. Ахматовой стал 1938 год, когда в застенках оказался ее сын. В долгих очередях к сыну, в коридорах изолятора рождалось известное стихотворение, впитавшее в себя боль и горе жены и матери «врагов народа». Основная часть произведения была написана в 1935-1940 гг., но дорабатывалось стихотворение на протяжении более, чем 20 лет.
Некоторые отрывки этой поэмы мы исследуем на наличие церковнославянской лексики, а также попробуем определить цель обращения автора к церковнославянизмам.
В предисловии «Реквиема» стоит четверостишие:
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, –
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был (1961 г.).
Выделим выражение под защитой чуждых крыл. Прилагательное чуждый имеет явный эквивалент в русском языке – чужой, тогда как автор выбирает его устаревший, исконный вариант в сочетании с церковнославянизмом крыли.
Предисловие, введение в само стихотворение задает настрой, поэтому неслучайно выбор поэта падает на слова, имеющие сакральный оттенок. Тема поэмы неимоверно тяжелая, трагичная, она повествует о боли, и человеку, столкнувшимся напрямую как с физическими испытаниями, так и с испытаниями духовными, важно передать глубину переживания. Помогают в этом, как мы увидим, не только здесь, но и дальше слова, выражения, принадлежащие церковнославянскому языку, а также параллели на евангельские отрывки, связанные с темой страдания.
Мы выбираем некоторые фрагменты стихотворения, в которых встречаются церковнославянизмы. Так, автор говорит, как рано с утра люди вставали, чтобы занять место в длинной очереди на передачку и повидаться, обмолвиться с родным человеком:
Поднимались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали (1940 г.).
Обедня – это служба, обычно воскресная, на которой совершается главное церковное Таинство – Евхаристия. Человек, который решается посвятить день Богу и пойти в храм для участия в богослужении, конечно, многим жертвует. Безусловно, и здесь автором показывается жертвенность людей, которые шли к заключенным.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе… Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть (1935 г.).
Существительное вынос хотя и проникло в русский язык, тем не менее не сохранило того сакрального значения, которое имеется в церковнославянском языке. Вообще говоря, как церковнославянизм оно приводится только в контексте, например: вынос усопших или вынос Евангелия.
Однако вкупе с темой страдания и со словом рассвет, вероятно, имеется в виду параллель с выносом Плащаницы. Как апостолы и жены мироносицы погребали Тело Христа, провожая своего Учителя, так и здесь тюремный приговор делал заключенного практически нежильцом, мертвым для этой жизни. И проводы в тюрьму для родных заключенного напоминали его погребение.
Божница – киот, то есть полка с иконами.
Свеча (церковнославянское свеща) заплыла у божницы, а значит, читатель сразу может понять, что за заключенного ночью молились.
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей (1938 г.).
Грешник, грешница – слова, заимствованные также из церковнославянского языка.
Таким образом, посредством одного слова автор лаконично оценивает свою жизнь до происходящих событий. Оценка критическая, но она отражает духовную глубину человека, не отчаявшегося и не начавшего роптать в минуту испытаний.
Отдельным фрагментом обособляется целый отрывок поэмы, названным самим автором «Распятие»:
«Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи»
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай Мене…» (1938 г.).
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел (1940 г.).
Не рыдай Мене, Мати – именно так начинается одно богослужебное песнопение, исполняемое в Великую Субботу. Для Церкви этот день почитается днем тишины и молчания. Характер песнопения чрезвычайно сдержанный, оно обрисовывает горе Божией Матери, рыдающей над телом Сына.
Завершается поэма эпилогом, откуда хочется привести следующие отрывки:
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов (1940 г.).
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня (1940 г.).
Покров – одеяние, которое символически означает защиту и заступничество.
Канун – день, предшествующий какому-либо важному дню или событию.
Оба приведенных слова – церковнославянизмы. Обращение к их первоначальному значению, безусловно, помогает лучше понять идею автора, то, что он вложил в свое произведение.
#церковнославянский #церковь #кириллица #языки #православие #анна ахматова #поэзия #русский язык #церковнославянизм
Текст подготовил Тихон Овчинников.
Не бойтесь ставить 👍 и подписываться на канал «Всегда живого церковнославянского»
