Статья была размещена на ресурсе Фитцрой: https://fitzroymag.com/right-place/po-doroge-k-saratoge/
Ключевой вопрос любой революции – это деньги. Поднявшие мятеж колонисты могли говорить сколь угодно много красивых фраз, но формирование армии и флота, создание администрации, и т.п. – все это требует денег, которые нужны здесь и сейчас. Вот что писал спикер ассамблеи Массачусетса Джеймс Уоррен Джорджу Вашингтону: «Всё упирается в деньги. И главный вопрос: как добыть их? Налоги, даже очень высокие, не поступают достаточно быстро; занимать мы не можем, потому что никто не даст нам в долг, пока над армией висит угроза голода или роспуска. Если увеличивать налоги, те самые люди, которые раньше были готовы отдать половину своего имущества, если не всё, на пользу своей стране, сегодня могут поднять восстание, если у них потребуют всего две сотых их состояния. Может возникнуть такое напряжение, которое расколет наш союз. С другой стороны, если не увеличить налоги, это может означать конец нашей борьбы. Эти трудности усугубляются успехами неприятеля, вгоняющими в уныние армию и народ. Но я не отчаиваюсь. Одна энергичная и успешная военная кампания может принести славное завершение войны. Нужно только напрячь наши усилия. Нам придётся выбирать между славой, честью и счастьем, с одной стороны, или позором, бесчестьем и горем — с другой».
Как мы с вами помним по предыдущим частям, налогообложение в колониях было микроскопическим, да и те налоги, которые ввела метрополия, были впоследствии отменены. Так почему же восстание началось? Американский историк и публицист Ларри Сауэрс (Sawers, Larry «The Navigation Acts Revisited.» - Economic History Review, 45, no. 2, 1992) считает, что, скорее всего, самым важным было не прошлое или настоящее бремя налогов, а ожидание усиления будущего бремени. Грубо говоря, колонисты боялись, что все издержки построения Британской империи повесят на них.
То есть с одной стороны – отсутствие представительства в английском Парламенте, с другой – Декларативный акт, прямо утверждавший за Парламентом право повышать налоги в колониях по своему усмотрению, и стали теми факторами, которые заставили поселенцев довольно мрачно смотреть в будущее.
Восстание и независимость, таким образом, позволяли избежать будущих трат на пребывание в Британской империи.
Но вот революция началась. Из состава Великобритании вышли, армию-флот создали, а… чем платить всему этому великолепию? Еще в мае 1775 года Континентальный Конгресс приказал… включить на полную мощь печатный станок, чтобы напечатать бумажные деньги в таком количестве, которого бы хватило на оплату армии, флота, администрации и т.д. Проблема была в том, что эта эмиссия бумажных денег совершенно не была обеспечена товарами и твердой валютой, в результате началась инфляция. По идее, чтобы инфляции не было, нужно было конечно же повысить уровень налогообложения, но… для чего тогда восстали-то? Те немногие, кто предложил повысить уровень налогов, были высмеяны и проигнорированы. Следующим этапом после эмиссии банкнот стали векселя под сбор будущих налогов, но, как мы помним, налогообложение в колониях было маленьким, платили их далеко не все колонисты, да и сама налогооблагаемая база была просто микроскопической, поэтому внутренний долг страны начал расти стахановскими темпами.
Новая валюта, континентальный доллар, в мае 1775 года была объявлена равной 1 испанскому песо. Уже к декабрю 1776 года доллар «похудел» на 2/3 и был равен 0.3 песо. Казалось бы – надо остановить печатный станок, навести порядок в финансах, создать твердую валюту. Вместо этого штаты сделали бумажные валюты (до кучи – у каждого штата была своя валюта) законным платежным средством для всех долгов и покупок, установили директивный контроль над ценами и напечатали еще больше денег. Колонии приказали считать преступлением отказ от бумажных денег, требование обмена бумажных денег на серебряные или обмен бумажных денег на любую валюту ниже объявленной ее стоимости. Наказания включали публичное унижение, штрафы, тюремное заключение, а также конфискацию товаров или имущества.
Местные комитеты общественной безопасности стали обычным правоохранительным органом. Кроме того, делегаты из штатов Новой Англии встретились в конце 1776 года, чтобы установить предельные цены на широкий ассортимент товаров и принять меры по контролю за заработной платой, поскольку высокие цены, уплачиваемые трудящимся, препятствовали призыву на военную службу. Делегаты из «срединных» государств (Вирджиния и пр.) встретились в марте 1777 года, чтобы ввести контроль над ценами и заработной платой в своем регионе. Хотя с помощью подобных ценовых соглашений никогда не удавалось сдерживать цены, делегаты продолжали собираться каждый год до 1780 года. Штаты также приняли законы, запрещающие «опережение» и «захват» - термины, описывающими практику хранения больших запасов продуктов питания или товаров впрок, в выжидании на них лучшей цены, дабы потом продать. Требовалось продавать их по установленной цене в бумажных деньгах. В 1775 году Массачусетский провинциальный конгресс издал декрет, согласно которому любой, кто требовал обмена бумажных денег на серебро, объявлялся «врагом государства» (enemy of the state).
Понятно, что благодаря этим подзаконным актам бесчисленное количество фермеров и торговцев просто разорились, ибо инфляция прогрессировала, и получать постоянно обесценивающиеся бумажные деньги за свою продукцию было экономически невыгодно. Дело мог спасти бартер, но в слабо развитом промышленном обществе, коим и являлись Тринадцать Колоний, подобное было невозможно – фермерам были нужны английские товары.
Понятно, что фермеры в таких условиях стали выращивать ровно столько, сколько необходимо для прокорма себя и своей семьи. Но армии нужен был провиант и далее, в строгом соответствии с законами жанра, началась… «продразверстка по-американски», а именно – принудительное изъятие товаров и провианта в обмен на… долговые расписки штатов, обещающие оплатить изъятое когда-нибудь потом, после победы революции, в отдаленном будущем.
В ответ фермеры целыми деревнями бежали в леса или горы, прятали там свое имущество, скот, зерно, дабы избежать конфискаций. Часть из них продавала свое добро и результаты труда англичанам за полновесные фунты стерлингов, и это вызвало дичайший гнев Континентального Конгресса, который издал акт «О предотвращении вывоза тех предметов снабжения, которые необходимы для вооруженной борьбы с Англией».
Кроме того, экономические законы не обманешь. Бумага под названием «доллар» продолжала дешеветь, и деньги все так де были нужны. Поэтому сначала принялись за «раскулачивание» лоялистов. Американский историк Роберт Калхун писал: «Согласно оценкам исследователей, число взрослых белых лоялистов составляло от 15 до 20 процентов населения. Приблизительно половина колонистов европейского происхождения пыталась избежать участия в восстании на той или другой стороне – некоторые из них были убежденными пацифистами, другие – недавними иммигрантами, а так же просто аполитичными людьми. Патриоты же получили активную поддержку не более чем 40-45 процентов населения». Так вот, поняв, что лоялистов маловато, и прибыль от «раскулачивания» слишком мала, в их лагерь стали записывать и… пацифистов, что вызвало массовое бегство людей на подконтрольные англичанам территории.
Понимая, что денег нет, но держаться все-таки надо, 18 ноября 1776 года Континентальный Конгресс решил провести национальную лотерею, которая бы позволила собрать так необходимые деньги для вооружения и оснащения армии. Было выпущено 100 тысяч лотерейных билетов, по 20 долларов за штуку, и ожидаемая прибыль составляла примерно 1.5 миллиона долларов. Лотерея началась 1 мая 1776 года. К 1 мая 1778 года было распродано… всего 20 тысяч билетов. Поняв, что американский обыватель не стремится трудовым долларом проголосовать за Независимость, решили устроить насильственный выкуп лотерейных билетов, прежде всего среди лоялистов. На 27 мая 1778 года продали их всего 36 500 штук. Далее на лотерейки сбросили цену до 10 долларов, и продали еще 16 тысяч штук, и это был максимум, который Конгресс смог продать. Чистая прибыль от затеи составила… 100 тысяч долларов, что, конечно же, было недостаточно для финансирования армии.
Отцы-основатели не понимали, что творится, Джон Адамс на полном серьезе обвинил всех колонистов в алчности, эгоизме и отсутствии патриотизма, которые могут «уничтожить революцию».
Франклин, словно не замечая реальности, вещал с трибуны, что инфляция – это хорошо, это просто своего рода справедливый «налог на войну и свободу», а печатный станок – «замечательная машина, которая оплачивает и снабжает армию», и к тому же – быстро окупается.
Американский историк Самнер в своем труде «Финансист и финансы Американской революции» писал, что эти объяснения более похожи «на лепет ребенка». Инфляция не помогла выиграть войну, она привела к социальному параличу. Эффект гиперинфляции по своей сути аналогичен отсутствию денежных средств вообще. Каналы денежного обращения забиты цветной бумагой, а все реальные деньги сосредоточены в других странах.
По сути, государство, включив на полную мощность печатный станок, расписалось в том, что у него нет никаких ресурсов и товаров, и что все, что оно может получить, будет приобретено либо насильственным захватом, либо принуждением. Более того, все национальные товары и ресурсы ушли в тень, став вне досягаемости от правительства.
Но может быть печатный станок действительно помог колониям создать и оплатить хотя бы Континентальную армию? Давайте посмотрим.
Одной из самых главных ошибок 1775 года было решение набрать армию только на год. И главным сторонником этого решения был Джон Адамс. В 1775 году он писал, что боится, что постоянная армия станет «вооруженным монстром», состоящим из «самых подлых, бездарных, самых беспощадных и бесполезных» людей. К осени 1776 года, однако, Адамс изменил свое мнение, отметив, что, если не будет увеличена продолжительность призыва, «неизбежным последствием этого решения будет полное наше уничтожение».
Итак, в мае 1775 года колонии Новой Англии смогли набрать в войска 16 тысяч человек. Однако вскоре колонисты обнаружили, что служба – это далеко не только подвиги, а еще и сложности и опасности, и энтузиазм масс резко ослаб. Многие мужчины предпочитали остаться дома, как говорил Вашингтон – «в углу дымохода». Уже в 1776 году Вашингтон пишет, что он отчаялся «пополнить армию с помощью добровольного призыва». После того, как прошли эмоции, писал генерал, те, кто готов служить «из веры в правоту нашего дела» составляют лишь «каплю в океане».
И уже в 1776 году многие колонии были вынуждены заманивать военнослужащих предложениями высокого денежного вознаграждения, предоставлением одежды, одеял, продолжительных отпусков, или призывом на срок менее 1 года.
На следующий год, когда бегство из армии стало просто повальным, Конгресс постановил, что люди, завербованные в войска, должны в обязательном порядке переподписать контракт на три года, или вообще на весь период конфликта, в зависимости от того, что наступит раньше. Но денег не было, и волонтерам посулили землю после войны.
Уже в апреле 1777 года Вашингтон настаивал, что нужно «прибегнуть к принудительным мерам вербовки». И Конгресс с ним согласился. И уже к концу 1778 года принудительная вербовка стала обыденностью.
Ставка оплаты в день для солдат составляла 6 долларов, для капитанов – 20 долларов. На 1775 год на комплектование 30-тысячной армии было выделено 2 миллиона долларов, однако уже на следующий год стало понятно, что этой суммы совершенно недостаточно, особенно с учетом инфляции. В 1776 году Конгресс «забронировал» на войска уже 6 миллионов долларов, но, как мы помним, инфляция обесценила доллар на 2/3, поэтому… это фактически те же 2 миллиона долларов. Ситуация была безвыходной и безрадостной.
Начиная с 1777 года штаты Новой Англии, а потом и все северные штаты начали вербовку негров в армию – практика, которую Конгресс первоначально вообще запрещал. За все время войны за Независимость в войска попали до 5000 негров, это 5% от общего числа солдат. Афроамериканцы внесли важный вклад в победу Америки, поскольку они, как ни странно, оказались самыми боеспособными подразделениями. Так, в 1781 году барон Людвиг фон Клоузен писал: «лучшим полком Континентальной армии был тот, в котором негры составляли до 75 процентов».
Вообще войско Вашингтона в 1775-1776 годах – это в основном свободные фермеры, но уже к 1777-му состав армии начинает меняться – те, кто владел небольшими хозяйствами, не были готовы служить в течение долгого времени, опасаясь потери их имущества. Дело в том, что от налогов и арендных выплат этих фермеров никто не освобождал, земля без возделывания прибыли не приносила, и их поля в результате вполне могли забрать (и забирали) за долги.
Таким образом, в 1777 году армия состояла из молодых, одиноких мужчин, не имеющих собственности, и часто – даже гроша за душой, одним словом – из люмпенов. Эти люди шли в армию, чтобы получить какое – никакое денежное вознаграждение, а после войны – земельные наделы.
Вообще 1777 год – это кризис Континентальной армии. На нее было выделено всего 5 миллионов бумажных долларов, снабжение было просто ужасным, административная структура и управление еще находились в зачаточном состоянии, поэтому армия часто голодала. Так, рядовой 8-го Коннектикутского полка Мартин вспоминал, что осенью 1776 года несколько дней у него на день была только горсть каштанов, и немного костей жаренной овцы, причем овечье мясо – это остатки еды приготовленной для «офицеров-джентльменов», которые он украл. Эбенезер Вильд, солдат из Массачусетса, свидетельствовал, что несколько дней в зиму 1777 года он прожил «вообще без еды». Доктор Альбигенс Уальдо отмечал, что многие солдаты спасались так называемыми «огненными пирогами» (лепешка из крутого пресного теста, запеченная на углях). Вообще во время зимовки в Велли-Фордж умер каждый седьмой солдат, чаще всего от голода и холода. И здесь отдельное спасибо стоит сказать генерал-квартирмейсетру Джеймсу Вилкинсону, который вошел в сговор с местными торговцами и воровал широко и с размахом, а так же пенсильванским купцам, поставлявшим в армию совершенную некондицию и тухлятину.
Ситуация резко изменилась в 1779 году, когда из Франции прибыло столько одежды и провианта, что Вашингтон не мог найти склады, где бы разместить излишки.
