"Натка растерялась, она не ожидала, что может хоть сейчас, прямо в этот самый день попросить Сашу и поехать на этот адрес, но голос разума всё же возобладал над эмоциями, и она решила сначала подумать над этим. Выбросив всё из головы, она наслаждалась отдыхом..."
Глава 48.
На следующий же день, когда гости в доме Николая Ивановича проснулись и жизнь уже кипела в обычно тихом дворе, раздался телефонный звонок. Минут десять хозяин дома говорил, записывая что-то на листок бумаги, затем поблагодарил собеседника за помощь и пригласил заехать на досуге в гости. И Натка поняла - есть информация о её отце.
Оказалось, что Юрий Георгиевич Шургин ни в какую Москву и не уехал, а живет по-прежнему в городе, в квартире своих родителей, в большом доме, построенном специально для партийных работников. Сам он занимает не очень высокую должность в одном из партийных комитетов, и продолжает трудиться несмотря на то, что уже на пенсии.
Натка растерялась, она не ожидала, что может хоть сейчас, прямо в этот самый день попросить Сашу и поехать на этот адрес, но голос разума всё же возобладал над эмоциями, и она решила сначала подумать над этим. Выбросив всё из головы, она наслаждалась отдыхом, обществом Саши и весельем Алёшки, который не отходил от деда.
Эти двое, казалось, были просто созданы друг для друга! Дед Николай с раннего утра был на ногах, и выспавшихся всласть гостей ждали горячие блинчики с мёдом и сметаной, запеченная с салом картошка из печки, и домашнее молоко, которое Николай Иванович брал у соседки Алевтины Захаровны.
- Ты, Алексей, кушай поплотнее, чтобы не замерзнуть! Я тебя хочу на прогулку позвать, если мама нам позволит, - сказал дед Николай, вопросительно глянув на Натку, - У меня ведь, Натальюшка, на опушке леса кормушка стоит для птиц лесных, белок. Так вот, пару месяцев как у меня там подружка появилась – рыженькая, пушистая, глазки-бусинки! Как приду, принесу им харчишек, так бежит откуда-то, сядет на еловую ветку низко-низко, прямо хоть руками бери, и сидит, поглядывает! Я её не тревожу, пусть любопытничает, так она и привыкла, издали меня как-то чует, что мы с Найдой по тропке идём! Как огонёк рыжий, издали на ветках видать – сидит, нас дожидает. Вот, хочу Алёше её показать, пусть познакомится. Отпустишь нас до опушки прогуляться, Натальюшка?
- Конечно, как же не отпустить, - рассмеялась Натка, но ей было так приятно и…непривычно, что Николай Иванович говорит с ней очень уважительно, и так ласково.
Алёшка во все глаза глядел на деда, старательно жуя блин – раз сказали, что надо плотно покушать, значит надо слушаться – дедушка зря не скажет!
- Деда Коля, а мы белкам угощение понесём? – едва прожевав, спросил Алёшка, - И Найда с нами пойдет? А потом маленьких щенят пойдем смотреть?
- А как же, и угощение понесём, и щенят сходим поглядеть. Егор-то Трофимыч только что под окнами прошёл, видать в магазин или еще куда. Вот, мы пока и обернемся до опушки, а после уж к нему.
После завтрака все засобирались – дед Николай и Алёшка на прогулку, Саша же собрался что-то подправить во дворе у колодца, пока есть время, а Натка решила, что останется помогать Саше. Глядя вслед Николаю Ивановичу, который крепко взял мальчика за руку, улыбаясь ему своими лучистыми глазами, Натка едва сдержала слёзы – столько лет… Столько потерянных лет для её сына – а всё потому, что отец мальчика болтался между двух огней, а родной дед и бабушка сочли его непригодным для их почтенного семейства! А ведь всё это – общение с дедушкой и бабушкой, обстоятельные и неторопливые их разговоры, ответы на тысячу вопросов – всё это могло быть в жизни Алёши гораздо раньше… Но тут же пришла в голову мысль, что тогда не встретила бы она Сашу, и не познакомилась бы с Николаем Ивановичем… и ничего не узнала бы о маме… и отце. Кто знает, что произошло тогда, много лет назад, но может быть теперь у Алёшки появится и еще один дедушка…
- Натуль, ты о чем так задумалась? – позвал её Саша, и Натка очнулась от мыслей.
Саша стоял у забора, и уже видимо не в первый раз окликал задумавшуюся Натку. Помахав ей рукой, он звал её посмотреть на что-то, указывая рукой за глухой забор, отделяющий двор соседей.
- Вот, вставай на этот чурбак, я подержу, не бойся! Смотри! – сказал Саша, когда Натка подошла.
Она удивлённо глянула на по-детски восторженное лицо Саши и пожав плечами встала на чурбак. Заглянув за забор, она и сама заулыбалась как девчонка – по тщательно вычищенному от снега двору носилась весёлая орава щенков палевого окраса с коричнево-шоколадными пятнами.
- Ой, мне Герда у дядьки Егора всегда нравилась! А как она на охоту с ним ходит, ты бы знала, на уток! Наташ, слушай! – тут Саша подхватил Натку на руки, снимая с чурбака, - А давай деда подговорим, пусть попросит у дядь Егора щенка, сколько денег возьмет за него – отдадим! И Алёшке щенка подарим, а?
- Щенка? – Натка представила, как будет счастлив сын, но было как-то и страшновато.
Бабушка не держала собак во дворе и всегда шутила, что гавкать она и сама может, если нужно, а охранять у них нечего. Кошки же забредали иногда к ним во двор, а иногда бабушка сама приносила их откуда-то уже взрослыми, чтобы вывели мышей в хлеву. Но они не задерживались долго, выполнив свою задачу, кошки сами уходили, наверное, к прежним своим, более ласковым хозяевам… Натка помнила, что дольше всех задержалась у них одноглазая Мурка, подранная еще котёнком собаками, но ловкая была до мышей, даже крысу раз поймала под хлевом. За это бабушка даже пускала кошку в дом погреться, и Натка гладила мягкую шёрстку, сидя с кошкой у печи. А по весне ушла и Мурка…
После, когда они с Алёшей переехали в Советский, Натка думала взять котёнка в дом, но постоянные отъезды на лечение, когда она и сына-то была вынуждена оставить на посторонних людей, не позволили ей этого сделать. Так и жили, а вот теперь, видимо и пришла пора! И Натка сама вдруг счастливо рассмеялась!
- Щенка, говоришь? А вы его воспитаете, а потом на охоту станете ходить? Ох ты хитрый! Но ты прав – Алёшка от счастья до потолка подпрыгнет! Щенка, так щенка! А как подрастёт, еще и котёнка найдем, я кошек люблю. Только давай сначала с Николаем Ивановичем поговорим, пусть соседа спросит. А то наобещаем Алёшке, а тот не отдаст. Представь, столько прольётся слёз!
- Это конечно, сначала всё узнаем! Пусть будет сюрприз!
Натка смотрела на Сашу, в груди теснило от нежности и любви… видимо, за все её разочарования послал ей Бог этого мужчину, способного не только брать, но и дарить так много любви.
После обеда гости собирались в обратную дорогу. Дед Николай нагрузил им полную сумку гостинцев, которая уже была уложена в багажник машины. Николай Иванович взял с Натальи обещание, что на следующие выходные они снова выберутся к нему в гости, и она с радостью согласилась. И сама настоятельно просила, чтобы и Николай Иванович приехал к ним в Советский.
Напившись чаю перед дорогой, все расселись у стола попрощаться. Саша с отцом отчаянно перемигивались, Натка же таинственно улыбалась. Один только ничего не подозревающий Алёшка сидел на стуле болтая ногами и смотрел в окно, предвкушая обратную дорогу на машине до Советского. И не заметил, как дед Николай вышел в сени, а вернулся оттуда с большой картонной коробкой в руках.
- Алексей! Мы тут все посоветовались, и решили, что ты будешь рад такому подарку от нас всех!
Коробка странно завозилась, издавая невнятные звуки, Алёшка недоверчиво глянул на взрослых и открыл коробку. Краска залила его щёки – на него из коробки взирал щенок, тот самый, с которым он играл сегодня, когда после прогулки дед повёл его в соседский двор. Все щенки гонялись друг за другом целой кучей, и только один, завидев мальчика, вдруг оставил собратьев и сам подошёл знакомится. Теперь этот самый смелый малыш любопытными глазами смотрел на Алёшку.
- Это… это кто…что же, это мне… мой… Мама? – мальчик взглянул на Натку полными слёз глазами и она кивнула в ответ.
Осторожно достав щенка из коробки, который тут же лизнул его в нос, Алешка уткнулся лицом в его шёрстку, расплакался и рассмеялся одновременно, а радостный щенок тут же облизал его лицо.
Вечером, в сумерках, от бревенчатого дома с синим заборчиком отъехала машина, увозя обратно в Советский уже не трёх, а четырёх пассажиров.
