Победа — великая вещь, но она не стоит того, чтобы ради нее умереть!» Самоубийственный бодибилдинг Мохаммеда Беназизы

Всякий раз, когда речь заходит о смертельной опасности бодибилдинга, вспоминают Мохаммеда Беназизу. Его кончи­на осенью 1992 года после победы на «Гран-При Голландии» потрясла культуристический мир. Подробностей тогда мы не знали, но думали, что врачи сделали все возможное, чтобы спасти чемпиона. Но оказалось, что на самом деле все было не совсем так. А как — вы уз­наете из этой статьи. Но она не только о грустном, но и о славном пути выдающегося атлета, который, и я глубоко убежден в этом, намного опередил свое время.

Мохаммед Беназиза родился 9 сентября 1959 года в Алжире и, как мно­гие мальчишки, гонял в футбол. Трудно сказать, кто надоумил его подка­чаться, чтобы бить по мячу еще сильнее, но, как бы то ни было, в 1982 году состоялось пришествие Мохаммеда Беназизы в бодибилдинг. На тот мо­мент при росте в 157 см он весил 57 кг. И было ему уже 23 года.

Первые шесть лет занятий Беназиза не выступал. Но когда наконец решился, то задрал планку выше некуда — отправился на чемпионат мира 1БВВ. И что бы вы думали? 69-килограммовый Беназиза в одну калитку выиграл свою категорию до 70 кг!

После этого Момо стал подумывать о выигрыше титула «Мистер Олимпия» — чего мелочиться-то?! В то время чемпионы мира в своих весовых категориях имели право выступить на «Олимпии», и Бенази­за этим правом воспользовался. Дебют среди профи сразу на «Олим­пии» — неплохо, да? И с учетом уровня турнира и состава участни­ков «Олимпии»-88, 11 место Беназизы можно было расценивать как успех! Шон Рэй, Робби Робинсон, Альберт Бэклз и еще шесть имени­тых атлетов остались позади!

На «Олимпии» 1989 года Беназиза произвел фурор, заняв пятое ме­сто. Любопытно, что турнир прошел в день его рождения. Самолю­бию Беназизы льстили слухи о том, что великий Ли Хейни опасался только его. На волне успеха Момо удачно выступил на европейских турнирах серии «Гран-При», взяв два призовых места. Однако осадок оставался. «Для моего эго нужен был чемпионский титул, это бы при­дало мне силы и повысило статус», — признавался Беназиза. В раз­мышлениях над этим он провел осень и зиму 1989-90 годов.

Наконец, когда оставалось всего четыре месяца до турнира «Ночь Чемпионов», он решил выступить. Времени на подготовку оставалось мало, но плюсом было то, что из-за частых гостевых позирований Момо уже находился в неплохой форме. Беназиза налег на трени­ровки, и вскоре оказалось, что он качается жестче, чем при подго­товке к «Олимпии»-89 Изначально он собирался тренироваться три дня подряд и затем день отдыхать, однако по факту он бомбил шесть дней кряду, после чего давал себе два дня отдыха. Каждая часть тела прорабатывалась два раза в неделю 3-4 упражнениями по 4 подхода из 15 повторений в каждом. Низ тела Беназиза тренировал по утрам, верх — по вечерам. В комплексе на каждую мышцу он делал по одному базовому упражнению, чтобы стать больше по сравнению с «Олимпией»-89. И это ему удалось — Момо добавил 3 кило сухих мышц.

На сцене Беназиза весил 85 кг, и его мускулатура была твердой как камень. В его сложении попросту не было слабых мест. Основной конкурент Дориан Яте превосходил Момо на 20 см в росте и был поч­ти на 20 кило тяжелее, однако Беназиза одолел британца за счет бо­лее развитой спины, после чего Яте так раскачал спину, что она стала лучшей в мире! Тогда же, в Нью-Йорке Беназиза победил и получил 12 000 долларов призовых.

На «Олимпии» того года Беназиза не вышел, опасаясь, видимо, как и многие, допинг-контроля. Зато он блистал во время постолимпий­ского «Гран-При тура», выиграв пять турниров из шести. Во время этого тура он пять раз одолел Гэри Страйдома, которого тогда счита­ли наиболее вероятным преемником Ли Хейни.

Весной 1991 года поползли слухи, что Беназиза уже не тот и сдает позиции. Поводом послужила его невнятная форма на турнирах «Ай- ронмен Про» и «Арнольда Классик», где он занял 9 и 11 места. Однако на самом деле причина нехватки рельефа бедер крылась в том, что Момо порвал квадрицепс, делая жим ногами за месяц до первого старта.

Весенний сезон 1992 года начался для Момо с не очень убедитель­ного 7 места на турнире «Питтсбург Про», однако затем Беназиза взял «серебро» на «Арнольд Классик» и поквитался со своими обидчиками по Питтсбургу.

Готовясь к «Олимпии» 1992 года в Хельсинки, Момо набирает но­вую массу. Глядя на фото и видео с того турнира, создается впечатле­ние, что Беназиза был самым массивным участником, и если бы не его рост, то он и весил бы больше всех. Но и так он смотрелся огромным. Его спина по ширине не уступала крыльям Ятса, бедра по мощи были не хуже, чем у Леврона. Беназизу беспрерывно вызывали для сравне­ний. Судьи попросту не понимали, на какое место его ставить. В конце концов, определили на пятое. Но надо признать, что те, кто оказался впереди: Ятс, Леврон, Лабрада, Рэй выглядели феноменально!

Но у Беназизы оставался в запасе «Гран-При тур» по Европе, где ему всегда везло. На «Гран-При Англии» он стал четвертым, на «Гран-При Германии» был уже вторым, на «Гран-При Италии» победил. Была еще одна победа на «Гран-При Голландии». Последняя, которая стоила Бе- назизе жизни.

Я нашел воспоминания о последнем дне жизни Беназизы пред­седателя профи-дивизиона IFВВ Уэйна ДеМилии, а также атлетов Элка Герли, Стива Брисбу и Портера Коттрелла, которые были рядом с Момо до самого конца.

Уэйн Де Милия: «Начиная с отметки в семь дней до турнира Момо пил дистиллированную воду, выводя из организма минералы. И как ни пытался он возместить эту потерю за счет добавок, это было невоз­можно. А за три дня до „Гран-При Голландии“ Момо и вовсе перестал пить. И с каждым приемом пищи, а их было от 4 до 6 в день, он при­нимал диуретики.

Этот свой цикл „подводки“ он начал 13 сентября, когда прошел „Гран-При Англии“. 19 сентября состоялся турнир в Испании, а 20-го сентября — в Германии. После этого Момо повторил свой цикл. 26 сентября прошел „Гран-При Италии“.

„Гран-При Голландии“ состоялся 4 октября. В тот день в 2 часа дня участники турнира обедали в ресторане, который был закрыт для обычных посетителей. Соревнования должны были стартовать в 20.00, и с 19-00 до 19-30 атлетов стали собирать за сценой, и Бенази- за был все еще в порядке, у него не было ни судорог, ни рвоты. Да, он с трудом дышал и двигался медленно, но он всегда был такой.

Во время предварительного судейства Беназиза несколько раз ухо­дил со сцены, чтобы попить воды. Но он каждый раз возвращался, и мы полагали, что больше проблем у другого атлета — Сельвина Кот­трелла, который ушел и не вернулся, а потом и вовсе выбыл из турни­ра. Примерно в 21.15-21.30, то есть еще до начала раунда произволь­ного позирования у Беназизы началась рвота. Руководство об этом ничего не знало, так как за спортсменами следил голландский пред­ставитель, а он ничего не сообщил.

Беназиза как ни в чем ни бывало выступил с произвольной програм­мой. Это была та же программа, что и на „Олимпии“. Затем он вышел на поздаун, и было видно, что он тяжело дышит и сильно потеет.

После окончания соревнований все отправились на банкет, бла­го он проводился в том же здании. Но примерно половина атлетов на банкет не пошла, а направилась в микроавтобус, на котором они и приехали. Беназиза был среди них. Он лежал на сиденье. К нему подошел Арт Бедли, мой помощник, чтобы отдать призовые деньги, и спросил: „Ты в порядке? Может, тебя отвезти к доктору?“ Беназиза ответил: „Все хорошо, небольшие судороги“. И подруга его сказала: „Все хорошо“, и двое других атлетов, что были рядом. После этого ав­тобус уехал в город Мидделхарнис. Арт на машине поехал следом.

Во время ужина в ресторане в Мидделхарнисе Беназиза упал на пол. Его друг Стив Брисбу и Рон Лов подняли его и попытались вынести наружу. Момо сказал, что с ним все в порядке. Но такое с ним и пре­жде бывало.

Тем не менее, Беназизе пытались вызвать врача где-то с полуночи. Однако он прибыл лишь к 3 часам ночи. Беназиза сидел в кресле и тя­жело дышал. Он не мог говорить. Тем не менее, врач после осмотра сказал, что ничего страшного. Я ответил доктору, что у Беназизы про­блемы, он не может пошевелить ногой, и его полностью скрутили су­дороги. На тот момент со мной были Портер Коттрелл и Стив Брисбу. Я пытался объяснить врачу, что Беназиза принимал диуретики, и по­лагал, что Беназизе нужно дать валиум и ввести в вену калий.

Никакая помощь в итоге оказана не была. Врач ушел. А вскоре ко мне прибежала подружка Беназизы с криком, что он упал у себя в номере. Я, Коттрелл и Брисбу бросились на помощь. Коттрелл и Бедли на про­тяжении полутора часов делали Беназизе искусственный массаж серд­ца. Коттрелл — дипломированный фельдшер, он умел и знал, как это делается. И лишь через полтора часа прибыли врачи скорой помощи. Как только Коттрелл и Бедли начали делать массаж сердца, у Беназизы пошла прозрачная жидкость изо рта, а чуть позже и из носа. Прибыв­шие врачи подключили Мохаммеда к монитору, и по нему было видно, что когда Беназизе делали массаж, его сердце работало, а когда не де­лали — нет. То есть, по сути, он уже был мертв. Врачи отвезли Беназизу в госпиталь. Но ни по дороге, ни в госпитале ему ничего не делали, разве что вставили трубку в рот. В госпитале врач, которого вызывали к Беназизе, увидев, что тот мертв, взялся причитать, что это невероят­но, что он не нашел у него никаких признаков осложнений, и что это первый случай в его практике. Врачу могло показаться, что с Беназизой все хорошо, потому что Мохаммед принимал нубаин — анальге­тик на опиумной основе, фактически, наркотик».

А вот вспоминания Элка Герли: «Поначалу все было нормально. Но между вторым и третьим раундами соревнований я начал понимать, что Беназиза не в порядке. Его трясло. Но поскольку многие из нас были не в лучшем состоянии, мы не обращали на это внимание. По­сле третьего раунда я заметил, что Беназиза стоит согнувшись, а его подружка пытается обмахивать его полотенцем и прихлопывать грим, поскольку он сильно потел.

После объявление победителя Момо поднял приз за первое место и ушел за сцену. Там его начало рвать. Не раз, и не два, а много раз. За­тем мы пошли на банкет, пробыли там не больше часа и направились в другой ресторан на второй банкет. Там сидел Беназиза. Он ничего не ел, не двигался и сидел со стеклянными глазами. Из-за усталости и судорог он не мог двигаться. Тьерри Пастел и один из работников ресторана помогли ему переместиться в номер. Это было примерно в 1.30 ночи. Беназиза был так плох, что ему вызвали врача. Врач при­шел, осмотрел Момо и сказал, что у того все в порядке. Он уехал в 2.30.

К тому моменту я с другими спортсменами ушел из ресторана. Я за­шел в номер Беназизы и обнаружил того, сидящего в кресле с зака­танными штанинами и рукавами футболки. На животе у него лежали кубики льда. Момо был в холодном поту. Он едва мог говорить и ды­шал часто и прерывисто, его зрачки были расширены. Окно было от­крыто, несмотря на прохладную погоду. Я понял, что Беназиза в шо­ковом состоянии и закрыл окно. В этот момент Момо начал темнеть, а его глаза — закатываться.

Приехал врач и пришел Стив Брисбу, который говорил на родном для Беназизы французском языке. Было 5.15 утра. У Беназизы нача­лись конвульсии и рвота. Меня попросил позвать Портера Коттрел­ла, так как тот был фельдшер по образованию. Коттрелл, как только пришел, начал делать Беназизе массаж сердца, а я попытался сделать Момо искусственное дыхание, но было бесполезно — челюсти Бена­зизы были крепко сжаты. Затем у него из носа и рта пошла пена, он плевался и кашлял водой. Приехала реанимация, Момо подключили к аппарату искусственного дыхания. Но к тому моменту, когда его по­ложили на носилки, он уже был мертв. Думаю, что все же Момо сам виноват в своей гибели. Никто не приставлял пистолет к его голове, он сам выбрал свою участь, терпел до последнего и не просил о вра­чебной помощи».

А вот что вспомнил Стива Брисбу: «Прежде всего хочу сказать, что мы с Момо были друзьями. Я знал его шесть лет, и у нас было много общего. Например, рост. На самом деле, я думаю, что Момо был даже ниже, чем я. Кроме того, мы оба говорили по-французски, и это нас сближало, поскольку английский у Момо был неважный. А еще нас объединяла страсть достичь в бодибилдинге максимума, на который мы только способны. Когда мы встретились на „Олимпии“-92, Момо обещал научить меня премудростям подводки к турнирам европей­ского „Гран-При тура“. Во время „Гран-При Англии“ мы жили в одном номере, и первое, чему научил меня Беназиза — это много есть. Сле­дующее, что он мне посоветовал: не пить воду три дня перед турни­ром и принимать диуретики. Мне это показалось очень нездоровым, но Момо сказал: „Стив, всю необходимую воду ты будешь получать из фруктов, а диуретики выведут всю лишнюю воду из-под кожи“. Его аргументы не показались мне убедительными, но я все же решил по­пробовать. Однако довольно скоро мне стало нехорошо, и я отказал­ся от этой системы и стал пить воду и колу без сахара.

Когда мы прибыли в Испанию, мне стало сложно контролировать низкий уровень жидкости в организме из-за жары, но Момо, похо­же, отлично все переносил. В Германии Момо признался, что разо­чарован поражением и постарается в Италии и Голландии быть еще суше. При этом я никогда не видел, чтобы кто-нибудь столько ел! Он в огромных количествах скупал яблоки, давил из них яблочное пюре и поглощал все это в течение дня.

Перед „Гран-При Италии“ Момо не пил три дня. Я тоже попробо­вал не пить, но под конец не выдержал и стал пить больше обычного. Беназиза выиграл этот турнир, но когда мы прибыли в Голландию, то он начал переживать из-за Элка Герли, который якобы висел у него на хвосте. Герли и в самом деле стал вторым в Италии, но он ел мака­роны со сливками, булочки и вообще все подряд, поэтому я полагал, что Момо напрасно беспокоится. Я был не согласен с ним, но как я мог возразить одному из величайших атлетов?

За несколько дней до „Гран-При Голландии“ Момо дал мне 75-мил- лиграмовую таблетку диуретика (вероятно, это был альдактазид, ко­торый применял сам Беназиза. — Прим, авт.) и велел принять ее вечером в среду. Соревнования должны были пройти в субботу. По­среди ночи я проснулся от сильных судорог в бедрах. Я попытал­ся избавиться от судорог с помощью растяжки, но тут у меня стало сводить мышцы лица и рук! В ужасе я выкинул оставшиеся таблетки диуретика в унитаз.

Утром в день турнира Момо отвел меня в сторону и показал свои бедра. Когда я потрогал их, они были твердыми как камень! Стран­ным было то, что Момо их даже не напрягал. Нет никаких сомне­ний, что в этот момент он был в состоянии тяжелейшего обезво­живания.

Предварительное судейство началось в 20.00, и с самого начала мне было ясно, что у Момо проблемы. После первого раунда сравнения пропорций он стоял, согнувшись и держась за ограждения, а его под­ружка поила его водой. Когда его вызвали на дополнительное сравне­ние, он выглядел так, будто вот-вот умрет.

После предварительного судейства его рвало, однако затем он стал выглядеть лучше и без особых проблем выполнил произволь­ную программу. Но после этого у него снова началась рвота, и мы начали беспокоиться. После награждения мы мылись в душе, и Момо снова рвало. Я спросил, в порядке ли он, и он ответил, что да.

Позднее к Момо вызвали доктора. Пульс и давление у него были в норме, и врач решил, что у Момо нарушен водно-электролитный баланс, прописал ему принимать калий и пить больше воды.

А потом, уже после 4 утра начался ад. Портер Коттрелл 40 минут де­лал Момо массаж сердца, пытаясь оживить его, но ничего не вышло».

Портер Коттрелл был тем, кто реально бился за жизнь Беназизы. Вот что сохранилось в его памяти: «Во время второго раунда Момо начал уходить со сцены и возвращаться. Когда начался произволь­ный раунд, Момо стоял, прислонившись к стене. Я подошел к нему и предложил шоколадку. В этот момент его начало рвать, причем на­столько сильно, что рвота отлетала чуть ли не на метр. Я едва увер­нулся. Рядом были Элк Герли и Рон Лав. Мы переглянулись. Подружка Момо сказала, что он чем-то отравился, и мы ей поверили. Момо ушел в туалет, не переставая блевать.

После первого банкета мы отправились в Мидделхарнис на ми­кроавтобусе вместе с Тьерри Пастелом и его женой, а также с Момо и его подружкой. Это было примерно в 23.00-23-30. Мы ехали час или полтора, и за это время Момо выкинул в окно три пакета с блевотой. По дороге мы остановились на заправке и купили Момо воды, чтобы выправить водно-электролитный баланс. На тот момент мы все еще думали, что он отравился.

Когда мы приехали в другой город, то пошли на второй банкет. И в этот момент Беназизу начало трясти. Он практически не мог сам идти. Мы помогли ему зайти внутрь. Он сел в кресло и взял воды. Он пытался выровнять электролитный баланс, что ему до сих пор не уда­валось, так как все, что он съедал и выпивал, выходило в виде рвоты.

В этот момент мы забеспокоились и решили вызвать доктора. Момо не мог сам идти, и мы донесли его до микроавтобуса, на котором от­везли его в отель, который был в трех минутах ходьбы. Беназиза был весь мокрый, и его как будто парализовало. Мы с Пастелом отнес­ли Момо в его номер и положили на кровать. Он вздохнул и сказал: „Со мной все хорошо“. Часы показывали начало первого ночи, доктор был в пути, поэтому я особо не переживал.

Я ушел к себе в номер, но мне не спалось. Я представлял себе, как поеду домой — турнир в Голландии был последним. И я вернулся в ресторан. И лег спать лишь в 4.30 утра. Но буквально через пять минут в дверь моего номера стал колотить Стив Брисбу. Он кричал: „Момо плохо!“ Когда мы вбежали в номер Беназизы, его уже выта­щили из постели. У него была остановка сердца. Я начал делать ему искусственный массаж сердца, а доктор — искусственное дыхание. Через 3-4 минуты Момо начало рвать. Мы продолжали наши усилия и одновременно очищали его рот от рвоты и не давали ему прогло­тить язык.

В этот момент я понял, что это конец. Из носа Беназизы лилась прозрачная жидкость. Это означало, что его легкие заполнены жид­костью. Мы продолжали попытки спасти Момо еще 20 минут, после чего попросили всех покинуть номер. Особенно это касалось под­ружки Момо, которая была не в себе. Я думал, что делал массаж сердца как-то не так, но когда приехали врачи и подключили монитор, они сказали, что я все делал верно.

Я продолжал делать массаж сердца, но Момо быстро холодел. Мо­нитор вместо пульса показывал прямую линию. Подъем происходил лишь тогда, когда я нажимал на грудную клетку Момо. В общей слож­ности я делал массаж 40-45 минут. Затем медики уложили Беназизу на носилки и унесли. Через какое-то время позвонил полицейский, который попросил разрешения войти в номер Беназизы. Он сказал, что Момо умер. Я вышел из номера и сказал остальным, едва сдер­живая слезы.

Затем мы поехали в госпиталь. Уэйн ДеМилия, Арт Бедли и я от­вели в сторону врача и спросили, можем ли мы попрощаться ним. С нами были Джульетт Бергман, Хендерсон Торн, Стив Брисбу и Тьерри Пастел.

Проблемой Момо было то, что он все доводил до крайностей. Во время „Гран-При тура“ он возил с собой громадный баул всевоз­можных лекарств, среди которых был даже нубаин.

Работая пожарным, мне часто приходилось делать искусственное дыхание, но не своим друзьям. Это очень грустно».

Историю гибели Мохаммеда Беназизы подытожил президент ІFВВ Бен Вейдер: «Когда я узнал о смерти Мохаммеда Беназизы, я был опе­чален. Бодибилдинг не является и никогда не был предназначен для разрушения тела. Победа — великая вещь, но она не стоит того, чтобы ради нее умереть».

Все эти свидетельства были опубликованы в официальных журна­лах ІFВВ. Но вот что сказал о смерти Беназизы известный культурист Джим Квинн: «Я общался с ребятами, которые были в тот день с Беназизой. Он захлебнулся во сне рвотными массами. А рвота была вы­звана приемом огромных доз диуретиков. Момо принимал нубаин как обезболивающее. Он был плох весь этот день. Все видели, как его рвет за кулисами, и улыбались. Он мог сняться с турнира, но ему было сказано, что на соревнования продано много билетов, и что если он не выступит, то его оштрафуют. Деньги убили Беназизу».