Что ни говори, а кое в чем товарищу Сталину было сильно проще чем союзникам - на восточном фронте он был единоличный царь и бог, появившиеся в ходе войны союзники из числа перековавшихся или "созданных из ничего" своё мнение могли высказывать только совещательно, в стиле "чего изволите".
На западе же была коалиция, в которой принимали участие равные (хотя бы формально) игроки, интересы и желания которых не всегда совпадали, а иногда и вообще противоречили друг другу. В результате имели место переговорные процессы, кризисы и ругань с побиением горшков.
19 декабря 1944 года состоялось совещание военного командования союзников посвященное прорыву немцев в Арденнах. На этом совещании было принято "историческое" решение о переброске армии Паттона в Арденны. Группе армий генерал Деверса предстояло растянуть свой фронт в Сааре, заместив силы Паттона. Группа армий Деверса состояла из двух армий: 7-й американской (7 дивизий) и 1-й французской (8 дивизий) причём французская армия была занята ликвидацией кольмарского мешка. Американские дивизии на этом участке фронта были необстрелянными и зелеными, резервов у Эйзенхауэра не предвиделось. Поэтому после совещания Айк отдельно встретился с Деверсом. Главнокомандующий высказал опасения в том, что немцы могут попробовать нанести удар по растянутым американским войскам, и нет уверенности в том, что "зелёные" дивизии смогут удержать фронт. Прорыв фронта грозит возможным окружением и разгромом американских дивизий, что является в высшей степени нежелательным событием. Поэтому Деверс должен был (на всякий случай!!!) проработать план возможного тактического отступления своих войск к Вогезам, с целью "сокращения линии фронта". Проблема заключалась в том, что такое отступление подразумевало оставление Страсбурга, на что французы если и могли пойти, то только с огромным скрипом. Поэтому французское военное командование решили не нервировать уведомлением о разработке подобного плана.
26 декабря 1944 года Деверс уведомил Эйзенхауэра о том, что за линией фронта слышно жжжжж и это жжжжж вероятно неспроста: разведка докладывала о подготовке немцами удара в Сааре. Эйзенхауэр подтвердил своё решение: американским войскам было разрешено отступить, главной задачей было "недопущение окружения и разгрома наших соединений". На следующий день Эйзенхауэр лично уведомил французов о том, что в случае крупного наступления немцев возможен отвод американских войск к Вогезам.
1 января немцы начали операцию "Нордвинд". Это наступление продлилось до конца января 1945 года и оно будет темой дальнейшего обзора по второму фронту, после окончания битвы в Арденнах. Пока же отмечу, что в отличии от Арденнского наступления "Нордвинд" не преследовал решительных целей в военном плане - немцы намеревались оттянуть часть сил союзников от Арденн, при удаче разбить какие то соединения противника, а при очень большой удаче - отбить Страсбург. Так что с военной точки зрения это немецкое наступление было для союзников решительно не опасно, примерно как для нас немецкие атаки в 1944 где-нибудь в Румынии.
Но вот с политической точки зрения, потеря Страсбурга была абсолютно неприемлема для одной из сторон Коалиции, Франции, а если быть ещё более конкретней - для Де Голля. Положение его на политическом поле Франции было довольно шатким (характерная деталь, он все ещё ходил под обвинением в государственной измене - аннулировано оно было только 11 января 1945 года), против него выступали например французские коммунисты, и многие представители действующей французской администрации "замазанные" сотрудничеством с Петэном. Поэтому когда 1 января 1945 года немцы начали наступление он приказал командующему 1-й французской армии генералу де Тассиньи "оборонять Страсбург не считаясь ни с какими обстоятельствами", т.е. попросту послать американцев, требующих совместного отхода.
2 января 1945 года начальник штаба французской армии генерал Жуан потребовал встречи с Эйзенхауэром, однако выслушать его смог только начальник штаба Айка Беддел Смит. Жуан заявил, что 1-я армия французов отказывается выполнять приказ об отступлении, и будет занимать круговую оборону вокруг Страсбурга. Это был фактический акт неповиновения, который немедленно вывел Смита из себя ("Да что этот негр себе позволяет!!!"). Смит заявил, что в этом случае он прикажет прекратить снабжать французскую армию. Жуан в ответ заявил, что запретит американцам пользоваться французскими дорогами для снабжения американской армии. Ситуация накалилась настолько, что Смит испытывал простое желание "Дать этому французу в морду". Однако желания желаниями, но надо соблюдать какие то рамки, границы, и поэтому на 3 января была назначена встреча де Голля с Эйзенхауэром на которую срочно прилетел Черчилль - с целью поддержать де Голля. Эйзенхауэр обвинял оппонентов в том, что они приносят лишние военные жертвы в угоду политиканству, де Голль и Черчилль говорили о важности момента. В конечном итоге Айка удалось уговорить, по итогам переговоров он написал письменный!!! приказ Деверсу приостановить отход 6-го корпуса. Приказ должен был отвезти в штаб Деверса Беддел Смит, но Де Голль настоял, чтобы того сопровождал генерал Жуан, "во избежание случайностей" (вдруг дорогу не найдут, приказ потеряют, приступ амнезии накроет, сами понимаете - политика).
Эйзенхауэр так описал этот эпизод в своих мемуарах:
"Французы продолжали беспокоиться по поводу безопасности Страсбурга. Де Голль 3 января прибыл ко мне. Я объяснил ему обстановку, и он согласился, что мой план по экономному использованию войск в этом районе был правильным с военной точки зрения. Однако он отметил, что еще со времен войны 1870 года Страсбург оставался символом стойкости французского народа; он считал, что даже временная его потеря может привести к глубокому национальному огорчению и, вероятно, к открытому мятежу. Он был очень серьезен в этом вопросе и заявил, что в крайнем случае было бы лучше расположить все французские силы вокруг Страсбурга, даже рискуя потерять целую французскую армию, чем оставлять город без боя. Он привез с собой письмо, в котором говорилось, что ему придется действовать самостоятельно, если я не выделю войска для обороны Страсбурга. Я напомнил ему, что французская армия не получит ни боеприпасов, ни продовольствия, ни прочего боевого обеспечения, если она не будет подчиняться моим приказам, а затем сдержанно сказал ему, что если бы французы в свое время ликвидировали «кольмарский котел», то и не возникла бы нынешняя ситуация.
На первый взгляд, доводы де Голля, казалось, основывались на политических соображениях, но фактически они проистекали скорее из эмоций, чем из логики и здравого смысла. Однако для меня этот вопрос приобрел чисто военное значение, поскольку дело касалось возможного воздействия на наши линии связи и снабжения, которые шли через всю Францию в двух направлениях. Неспокойствие, беспорядки или мятеж в районах, где проходят линии коммуникаций, привели бы к нашему поражению на фронте. К тому же, когда происходила эта беседа с де Голлем, кризис в Арденнах уже миновал. Теперь уже мы наступали на арденнском выступе, и, стараясь направить 12-й группе армий все силы, какие мы могли взять из других мест, я стремился уже обеспечить полную победу, а не предотвратить наше поражение. Решив внести некоторые поправки в свои приказы генералу Деверсу, я сказал генералу де Голлю, что немедленно дам указание Деверсу отойти только на северном участке его обороны и сосредоточить основные силы в центре, чтобы прочно прикрыть Страсбург. Никаких других частей не будет изъято из 6-й группы армий. Де Голль с большим удовлетворением воспринял это решение и ушел в хорошем настроении, выразив беспредельную веру в мои военные способности.
Когда де Голль пришел ко мне, в нашем штабе случайно оказался Черчилль. Пока я говорил с де Голлем, английский премьер-министр не проронил ни слова. После, того как де Голль ушел, он заметил: «Я думаю, что вы поступили разумно и должным образом».
Особенно меня порадовал в данном описании "случайный Черчилль". Так, случайно проходил мимо в окрестностях Парижа, дай, думает, загляну к Айку, чаем угощу, а там де Голль сидит, какая неожиданность...
Обстановка в Эльзасе продолжала накаляться и к 6 января 1945 года было неочевидно, что американцы удержат фронт без дальнейшего отхода. Именно тогда Черчилль написал своё знаменитое письмо товарищу Сталину о координировании действий союзников, которое у нас интерпретируется как отчаянный зов о помощи разгромленным армиям союзников. Одновременно он написал письмо Рузвельту, в котором попросил повлиять на Эйзенхауэра - в общем набирал аргументы для продолжения сопротивления и против возобновления отхода. В конечном итоге все кончилось хорошо, сил у немцев было немного и они остановились, не дойдя 20 км до Страсбурга, но "осадочек остался".
