Юрий Николаевич Григорович – живая легенда русского балета. Сегодня ему исполняется 95 лет. Простому автору, любителю балета, хочется сердечно поздравить его с юбилеем, пожелать здоровья и всего наилучшего!
Как любой великий человек, он совершал великие дела – и одновременно приносил неприятности, отношение к нему не может быть однозначным, но он Мастер. И это, думается, главное. На взгляд мой и многих он – величайший балетмейстер ХХ века.
В сегодняшнем очерке мне хотелось бы обозреть его место в истории, а не: родился, женился, боролся… что еще? Хотя можно несколько слов и об этом. Он родился в Ленинграде, в семье, связанной с балетом: мать, Клавдия Альфредовна Розай–Григорович, училась в хореографическом училище со знаменитой Мариной Семеновой, брат ее Георгий Розай был известным танцовщиком, участником дягилевских сезонов. Отец – Николай Евгеньевич Григорович, служащий.
Юра был подростком, когда началась Великая Отечественная война, был с училищем эвакуирован в Молотов (Пермь). Потом, с 1947 г., танцевал характерные, гротесковые и полуклассические партии в театре им. Кирова.
В 37 лет наш ленинградец, успешно дебютировавший как балетмейстер балетами «Каменный цветок» и «Легенда о любви» стал главным балетмейстером… Большого театра, не своего родного Кировского. Все могло бы быть иначе, и он остался бы в Ленинграде: в 1960 г. он был в полушаге от административного пика: и. о. главного балетмейстера театра им. Кирова. Но Константин Сергеев победил, и пост главного, без приставки «и. о.» достался ему. «Потом меня «съели», конечно – так же, как и в жизни... а в политике не так? Это жизнь, это нормально» – рассказывал Григорович. Он затаился, работал там же, по приглашениям ставил в Новосибирске и Москве. Композитор и директор Большого театра М. Чулаки пригласил Григоровича на работу. Думал балетмейстер совсем не долго. И там он проработал 30 лет, с 1964 г. до марта 1995 г. Не выдержав, он уволился по собственному желанию. «После 30 лет руководства Большим нужно лечиться несколько лет, чтобы прийти в форму» – скажет он в интервью через 12 лет. Тем не менее он не ушел «на пенсию», а с поразительной энергией начал новую жизнь. Ставил во многих театрах, а с 1996 г. стал развивать балетную труппу в Краснодаре, где постепенно поставил почти все свои балеты и множество классических (сейчас коллектив называется «Театр балета Юрия Григоровича»). В 2008 г. приглашен обратно в Большой театр на должность балетмейстера.
Первой его женой была ленинградская балерина Алла Шелест, они расстались еще до его отъезда в Москву.
Через несколько лет он женился уже на московской балерине Наталии Бессмертновой. Брак был счастливым и гармоничным, но она, младше его, ушла преждевременно рано, и он уже немало лет вдовец…
У него были непростые отношения с балетной труппой. Весь спектр чувств, от любви до ненависти там был. Артистов он вдохновлял, но и держал в ежовых рукавицах, стиль его управления называли авторитарным. И против него играл тот факт, что, как главный балетмейстер, он и принимал на работу, и увольнял артистов. Второе – болезненно. Особенно история с Марисом Лиепой. Были и другие.
Боролся? Да, приходилось. Против него выступала великая балерина Майя Плисецкая. Это произошло отнюдь не сразу, долго между ними были дружелюбные отношения, она танцевала в его балетах и редакциях. В конце концов итогом борьбы стало то, что главный балетмейстер в 1988 г. уволил 63-летнюю балерину, а также «в связке» с ней таких звезд, открытых с его участием, как В. Васильев, Е. Максимова, М. Лавровский, Н. Тимофеева. А также незаслуженно находившуюся в тени Н. Сорокину и ее одноклассницу Н. Бессмертнову, то есть свою жену. Это факт, но факт и в том, что Бессмертнова тут же стала опять танцевать в Большом, но уже по контракту, тогда же были сделаны и некоторые записи целых балетов с ней. Внимание: я пишу, что уволил, и это во многом правильное слово, особенно если добавить, что уволил из штата. Тогда в СССР не было контрактной системы, она специально было только-только создана, видимо, под этот случай. Большинство из народных артистов были переведены на контракт, но весь свой прежний репертуар без изменений танцевала только Бессмертнова.
Ему было непросто сразу – вот цитата из статьи 1967 года, он только третий год на посту:
Его положение в театре не так безоблачно, как может показаться на первый взгляд. Сам он с горечью замечает, что нет ничего хорошего в совмещении функций балетмейстера и администратора. Это почти так же сложно, как совмещение творчество двухсот пятидесяти индивидуальностей.
– Нет такого театра, где все были бы довольны, – говорит он. – Трудно, но выхода нет.
Позже он развивал эту мысль:
Наполеон, как известно, считал, что проще управлять войсками, чем Парижской оперой, когда к нему, императору, каждый день приходили балерины и требовали повернуть ситуацию в их пользу. Нельзя руководителю балета быть дамой, приятной во всех отношениях, я это много раз говорил, в надежде быть услышанным. Приходится быть жестким по должности. Отказывать, сдерживать, выстраивать процесс, в котором заняты не один-два амбициозных человека, а двести пятьдесят, и они ждут от тебя единственно верного решения. Быть добреньким и прощать всем все – это же гибель для искусства.
Обратимся к его наследию в истории балета. За 30 лет он поставил в Большом театре 8 собственных балетов (6 родились в Москве, два первых – в Ленинграде) и 7 редакций классических балетов. Все-таки перечислю: в первом случае это были «Каменный цветок», «Легенда о любви», «Щелкунчик», «Спартак», «Иван Грозный», «Ангара», «Ромео и Джульетта», «Золотой век» (последний собственный балет, 1982 г.). Во втором случае это редакции «Спящей красавицы» (две, сейчас 3-я), «Лебединого озера» и, после перерыва, «Раймонды», «Жизели», «Баядерки», «Дон Кихота» и «Корсара».
У Григоровича свой хореографический почерк – узнаваемый, сложный. Он изобретатель движений, па, поддержек. В нем разумно сочеталось новаторство и приверженность традициям.
Когда Григорович пришел в Большой театр, репертуар там был совсем другой, чем когда он его через много лет покинул. Кроме классики – лучшие, уже проверенные временем спектакли советских балетмейстеров, составляли основу его репертуара. Это были «Ромео и Джульетта» Л. Лавровского, «Пламя Парижа» и «Щелкунчик» В. Вайнонена, «Бахчисарайский фонтан» и «Золушка» Р. Захарова, «Лауренсия» В. Чабукиани, «Лейли и Меджнун» К. Голейзовского. Стоит вспомнить и «Конька-горбунка» А. Радунского (на муз. Р. Щедрина), одноактные «Паганини» Лавровского и «Класс-концерт» А. Мессерера.
В общем, театром одного балетмейстера Большой не был. И стал. Это факт – постепенно все эти столь разные по стилю балеты исчезли из репертуара. Новый главный балетмейстер ставил свое. Порой – взамен. Первыми исчезли балеты Вайнонена – «Щелкунчика» Григорович поставил своего, «Пламя» потухло тоже. А дольше всех держалась, если не ошибаюсь, вершина хореодрамы – «Ромео и Джульетта» Лавровского. Что касается редакций классики, то на свои он заменил «Лебединое озеро» А. Горского и А. Мессерера, «Раймонду» и «Жизель» Лавровского. Чаще всего была поначалу не замена, а сосуществование двух редакций, а потом одна пропадала. Опять же – очень долго держалось наследие Лавровского, особенно «Жизель», которую знал чуть не весь мир. Лавровский был и предшественником Григоровича на посту главного балетмейстера.
В 2007 г. на вопрос о том, что его балетов в театре много, он отвечал:
Это нормально. Успехов добиваются авторские коллективы: раньше – Баланчина, сегодня – Бежара, Килиана, Ноймайера. Это хореографы, которые ведут в определенном стиле свои труппы. Всеядность в театре меня не устраивает, не считаю это правильным. Коллектив должен иметь свое направление, другое дело, что нет в искусстве одной, прямой дороги для одного художника.
В его время ставили в Большом и другие авторы, происходила естественная конкуренция:
За тридцать лет у меня было представлено колоссальное число – около пятидесяти – наших хореографов... Начиная с Касьяна Голейзовского и кончая моими учениками Бобровым и Меланьевым [правильно – Меланьин], они ставили и спектакли, и концертные номера. На сцене Большого театра дебютировали как хореографы Васильев и Плисецкая. Можно назвать Мессерера, Виноградова, Петрова, Майорова, Лавровского. Некоторые поставили по несколько балетов.
Я стараюсь излагать нейтрально, мне все время хочется заглянуть с обеих сторон. Какие были лучше редакции классики? Тут нет однозначного ответа. Все редакции были продуктом своего времени, несли отпечатки идей, витавших в воздухе, и творческих взглядов редакторов. Для Григоровича-редактора характерны, во-первых, творчески воспринятые идеи балетмейстера Ф. В. Лопухова, сохранившего в 20-е годы много классики в Ленинграде, во-вторых – интерес и уважение к московским версиям классики, шедшим до него или еще при нем. Разборы его редакций показывают, что ленинградец редко переносил из Ленинграда, а перерабатывал московскую классику. Логичное исключение – «Баядерка», сохранявшаяся тогда только в Ленинграде. Был высок его интерес к классическому танцу. Из «Лебединого озера» 1969 года он убрал характерные национальные танцы, поставив вместо них классические. За это его ругали, и это самый яркий такой пример. В последующих его редакциях, относящихся к позднему творчеству, характерные танцы чаще всего оставались на местах. А вот пантомиму он рубил еще нещаднее. И все-таки на ней у него замечательно изъясняется фея Карабос в «Спящей красавице».
В 2011 г., к открытию Большого после ремонта, он поставил свою третью редакцию «Спящей красавицы», которая идет до сих пор. В Большом сейчас идут 6 собственных его балетов и 5 редакций, всего 11. Некоторые, правда, идут редко, но в репертуаре еще числятся.
Еще много о чем можно было бы поговорить... Но это уже в продолжение. Вот:
А это мои прежние статьи о нем:
