22.
Когда в мае 1583 года умер князь Курбский, Василёк съездил с тестем в Миляновичи на похороны. Умер князь в одиночестве, княгиня его как раз у родни гостила. Провожали его всего несколько старых товарищей, с которыми ещё из Юрьева сбежал, среди них Кирилл Зубцовский, да князь Острожский с Васильком.
Заодно заехал Василёк в деревню и первенца своего, Андрюшу, повидал. Мальчику был уже годик: здоровенький, смешливый, черноглазый и черноволосый, весь в мать пошёл. Василёк привёз ему деревянную лошадку в подарок и обрадовался, что угодил сыну: тот никак слезать с игрушки не хотел. Василёк с удовольствием поиграл с ребёнком, поцеловал в чистый лобик, да матери его денег оставил.
А через полгода, как вернулись они с Елизаветой из Варшавы, князь Острожский, который наследством Курбского распоряжался, сказал Васильку, что князь ему книги и бумаги завещал. Другие наследники дрались за земли да наделы, а до книг никому дела не было. Так что князь Острожский их Васильку сразу и прислал. Василёк очень удивился неожиданному подарку, засел в комнате, которую под книги свои приспособил, и начал читать. Князь завещал ему несколько книг на латыни - Цицерона и Цезаря, те что Василёк когда-то переводить помогал. А еще ларец резной с письмами и бумагами разными. Была среди писем копия первого послания князя царю Ивану Московскому, что Василий Шибанов вёз. Василёк читал гневные слова князя, обвинявшего царя в грехах тяжких, да и задумался: «Не отвези отец письмо это, что было бы? Может, вернулся бы он за мной, за матерью, как бы всё обернулось?». Василёк попытался представить себе отца: сильного, честного, доброго, как мать описывала, но образ ускользал, растворялся.
Потом развернул другой свиток и изумился: это был ответ царя Ивана, настоящий, самим царём писаный. Он начал читать длинное бессвязное послание и дошёл до знакомой строки: «Как не устыдишься раба своего, Васьки Шибанова? Он ведь и у порога смерти сохранил свое благочестие и, стоя перед царем и перед всем народом, не отрекся от крестного целования тебе, восхваляя тебя и стремясь за тебя умереть». Василёк знал эту строку наизусть. Но он перечёл её ещё раз, потом ещё. Она подтверждала то, что говорили и мать, и пан Запольский: его отец был герой, мученик. И царь, который сам его замучить приказал, приводил его верность в пример Курбскому!
Чувство ненависти, обжигающее, лишающее рассудка, вдруг поднялось со дна души, охватило Василька, как никогда раньше. Царь Иван лишил его отца жизни, лишил его мать счастья. Он должен отомстить, он должен убить царя. Это даже была не мысль, не решение, а вкус, металлический вкус во рту, от которого не избавиться. Было уже за полночь, когда Василёк бросил свиток на стол и поднялся в спальню. Елизавета спокойно спала. Малыш заворочался в колыбельке, захныкал. Василёк бережно взял его на руки, покачал, и тот опять заснул, засопел сладко.
Спать с женой Василёк не остался, пошёл на кухню и достал бутылку горилки. Налил, но в задумчивости своей не выпил. Мать будто почувствовала что-то, вошла и застала его за столом, при свете свечи, с так и не выпитой чаркой.
- Что с тобой, сынок? Не спится?
- Бумаги, что князь Курбский мне оставил, разбирал.
- И что в них нашёл?
- Он мне свиток, ответа царя Ивана оставил, в котором тот про отца по имени пишет. Вот и захватило меня: отца уже двадцать лет нет, сколько тысяч людей безвинных царь этот погубил, а всё живет, по земле ходит, воздухом дышит.
Настя смотрела на него с удивлением. Она никогда не видела обычно веселого и беззаботного сына в таком настроении. Василёк закончил с твердостью уже принятого решения:
- Он недостоин жизни. Я убью его. Я отомщу за отца и за тебя.
Настя так резко встала, что тяжёлый дубовый стул завалился на пол.
- Ты что, с ума сошёл? У него охрана, стрельцы, как ты к нему доберёшься? И за отца не отомстишь, и сам пропадёшь ни за что! А Елизавета что говорит?
Василёк поморщился.
- Ты ей о глупой затее этой не сказал?
- Нет ещё. Сам только решил. Король Баторий посольство в Москву шлёт, если я попрошусь с ними, король мне не откажет. В Москве уж разберусь, что к чему.
Настя махнула рукой.
- Спать иди. Утром поговорим.
Утром, Василёк начал разговор с Елизаветой:
- Хочу королю написать, чтобы с посольством в Москву поехать.
- Зачем? - не поняла княжна.
- Хочу царя Ивана убить, за смерть отца ему отомстить.
Княжна отшатнулась, будто он её по лицу ударил:
- Ты хочешь меня и сына своего оставить, на верную смерть пойти, из-за мести?
- Да, не могу я ему простить. А то, что верная смерть, того никто не ведает.
Елизавета посмотрела в глаза мужу с любовью и заботой, обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом:
- Коль решил так, то не буду тебя держать, только обещай, что вернёшься ко мне и к сыну нашему!
Это были совсем не те слова, что она хотела сказать. Она хотела молить его не уезжать, не покидать её, не оставлять сына. Но она взглянула ему в глаза и увидев его боль, его нужду, не могла остановить его. Только ей вдруг показалось, что он лежит на земле истекая кровью и некому перевязать его рану. Она зашлась от недоброго предчувствия. Василёк ответил, как всегда отвечал:
- Не бойся, любовь моя, всегда к тебе вернусь.
Настя думала, что Елизавета сможет мужа удержать, но зря надеялась. Тогда она сама попыталась сына от затеи безумной отговорить:
- Не хочу чтобы и ты, как отец твой, ушёл от меня в темноту и не вернулся!
Василёк посмотрел на мать прямо, серьезно:
- Мама, не бойся, я не умру в Москве. Я вернусь домой.
Настя обняла его и перекрестила. Василёк написал королю с просьбой послать его в Москву. Пришел короткий ответ, писанный самим Баторием: «Пан Межирический, посольство выступает из Вильно через две недели. Там с ними и встретишься. Ждать тебя не будут».
В ночь перед отъездом, Василёк лёг с Елизаветой. У обоих на душе было муторно, но тем больше они любили друг друга, тем отчаяние были их ласки и поцелуи, тем блаженнее соединение. Под утро уже, Василёк взял на руки сына, прошептал: «Не бойся, я не оставлю тебя», поцеловал его и крепко прижал к себе. При людях попрощался с женой, матерью, сыном коротко. Как всегда, легко вскочил в седло. С ним ехали Васька и Петька, старший сын Миколы, оба преданные до последнего. Василёк улыбнулся бесшабашно, махнул шапкой: «Со мной ничего не случится!» и, пришпорив коня, скрылся из виду.
23.
Василёк встретил посольство в Вильно и явился представиться самому послу, Льву Сапеге. Василёк и пан Сапега стояли в просторном посольском шатре и оценивающе смотрели друг на друга. Послу было двадцать семь лет, но он уже прославился своим умом и ученостью: молодой, рано полысевший, высокий лоб нависал над проницательными, серьёзными глазами. Они были, несмотря на молодость, одними из самых образованных людей своего времени. Один, по рождению и воспитанию; другой, по способностям и любознательности. Пан Сапега смотрел на Василька со смутным чувством уважения и зависти. Сам он был обязан высокому назначению своим родом, связями и умом. А этот Василий Шибанов, пан Межирический? Слишком молодой, слишком красивый, женатый на Острожской княжне, навязанный ему королем холопский сын? Как он умудрился втереться в милость и к князю Острожскому, и к недоверчивому, скудному на похвалу, Стефану Баторию? Василёк Сапеге не понравился.
- Зачем ты захотел в мое посольство, пан Василий? - вдруг спросил Сапега.
- Хочу послужить королю, да и Москву посмотреть.
- Я хочу, чтобы все в моем посольстве приносили пользу, служили делу, понятно?
- Я выполню дело, - сказал Василёк.
Они говорили о разных делах.
Путь в Москву лежал через Юрьев. Продвигаясь на коне по узким улицам родного города, Василёк отдался воспоминаниям о своём беззаботном детстве. Вдруг, кто-то окликнул его: «Василёк!». Он обернулся и увидел мужа матери. Василёк остановил коня и спешился. Тот подошёл, обнял, обдал запахом водки. Василёк невольно пожалел его.
- Ишь ты, как приоделся, видно хорошо тебе живётся?
Василек пожал плечами.
- Женился? Дети? Мать как?
- Женат, сын родился. Мама здорова, со мной живет.
Подскакал один из посольских людей:
- Пан Межирический, посол тебя к себе обедать зовет.
- Скажи, приду, - бросил Василёк.
- И вправду пан?
- Король меня паном сделал.
- Богат, знатен, с королём знаешься. Что думаешь, и до нашего захолустья слухи доходят, мол дочь князя Острожского за холопьего сына, Василия, замуж вышла. А вот только недавно на колене моем, как на лошади, скакал!
Василек нахмурился:
- Негоже тебе днём по улицам пьяным шататься, домой иди, проспись.
- Домой? - с тоской ответил тот. - Был у меня дом. Жена была, сын был. А теперь что? Пусто, глухо, как в могиле.
Он махнул рукой и качаясь побрел прочь по улице. Василёк смотрел вслед человеку которого столько лет называл отцом и который сейчас стал совсем чужим, потом повернулся на каблуках и вскочил в седло.
В конце февраля, польское посольство пересекло границу России. Эти земли уже почти тридцать лет переходили из рук в руки. Все деревни по обочине дороги были разорены. Люди, измученные вечной войной и неурожаями, вымирали от голода и мора. День за днём шёл мокрый липкий снег. Холод проникал до костей и промозглый ветер леденил кровь. Василёк ехал той же самой дорогой, по которой двадцать лет назад везли закованным в железо его отца, ехала на купеческой подводе мать. Он трясся в седле, пытаясь представить её: молоденькую, носящую его под сердцем, мучаемую мыслями об его отце, томящуюся от любви и страха. А отец, он о чем думал? Знал ведь, что смерть лютая его в Москве ждёт. Он, Василёк, думал бы об Елизавете и о Костике. Отец, наверно, думал о матери и о нём. А ещё о присяге на верность данной князю Курбскому. Странно, Василёк никогда не винил князя в том, что тот послал его отца на смерть, хотя знал, что сам князь этим мучился.
Василёк задремал в седле. Вдруг почувствовал, будто кто-то хлопнул его по спине:
- Вырос ты, сынок, молодцом!
Василёк обернулся и оказался лицом к лицу с отцом. Он был таким, как описывала мать: честное и открытое лицо, суровые складки от носа к губам, твёрдые, но добрые, серые глаза.
- Ты, здесь… - растерялся Василёк.
- Как мать твоя?
- Любит тебя, тоскует, ждёт.
- Я люблю её, навсегда, скажи ей. И не бойся. Если душу и честь свою сохранишь, ничего с тобой не случится.
- На постоялый двор приехали, проснись, пан Василий, - сказал под ухом голос Васьки.
24.
Постоялый двор был старый, построенный из цельных стволов, и холодный ветер дул сквозь плохо заделанные мхом и глиной щели в стенах. Василёк поел скудный ужин и примостился где потеплее. Хоть в очаге и горел огонь, Василёк никак не мог согреться, сидел, смотрел в завораживавшие языки пламени, думал о словах отца: «Если душу и честь сохранишь…». Что это значило? Вот поговорить бы об этом с Елизаветой, она бы поняла, подсказала ответ. Он затосковал по ней и ему захотелось взять на руки теплое тельце сына, прижать к себе. Вдруг Василёк почувствовал, как чья-то рука гладит его по шее, по спине. Когда обернулся, увидел девушку, что ужин подавала. Она стояла рядом и улыбалась ему призывно.
- О чем тоскуешь?
- О жене, о сыне. Другого ищи позабавиться.
Он отвел её руку, но она не отошла:
- Жена далеко, а я здесь.
Василёк почувствовал пробуждающееся в нем желание, ему хотелось тепла, женского тела. Он разозлился на себя, но удержаться не мог.
- Да, ты здесь, - и встал, пошел с ней в свою комнату.
Он лёг с ней, взял грубо, не заботясь о ней, думая только о своей нужде, а когда насытился, сказал:
- Иди, спать буду. Хочешь, денег дам?
Она схватила одежду, смотрела на него поверх охапки, в глазах стояли слёзы:
- Ну не понравилась я тебе, а зачем так-то обижаешь?
Ему стало стыдно и он попросил:
- Не уходи. Холодно мне, никак не согреюсь. И не обижайся, на себя злюсь. Только три недели как жену оставил, а тут, с тобой.
Она вернулась в постель, прижалась к нему своим горячим телом.
- Любишь свою жену?
- Больше жизни. И сына, младенца. Соскучился я по ним.
Она положила его голову себе на грудь и он, наконец согревшись, заснул.
Под утро Васильку показалось, что он дома, в Межиричах, поискал рядом Елизавету, нашёл, начал покрывать её поцелуями, бормотать, что любит её, что сон дурной видел. Вдруг почувствовал, что что-то не так, не правильно. Он открыл глаза и понял - не сон это был. Рядом с ним лежала какая-то незнакомая женщина, смотрела на него широко раскрытыми светлыми глазами. Он был уже возбужден, его тело требовало удовлетворения. Она отдала ему в эту ночь свое тепло, и он был ей благодарен, хотел, чтобы и ей хорошо было. Когда потом лежал рядом с ней, опустошенный, она тихо прошептала:
- Повезло жене твоей.
- Нет, это мне повезло. Не стою я её.
Он подумал, что страшнее того, что ждало его в Москве, было возвращение и объяснение с Елизаветой, но до этого ещё далеко.
- Иди, не то увидит кто.
Она на миг прижалась к нему, потом быстро оделась и выскользнула из комнаты. Когда выезжали со двора, Василёк обернулся. Она стояла на крыльце, смотрела ему вслед светлыми глазами, прошептала что-то. Он не понял её слов и отвернулся.
Наконец-то с пригорка показались каменные стены кремля и золотые купола Московских церквей, Василёк снял шапку и перекрестился, молясь об удаче. Польское посольство въехало в городские ворота и длинной змеёй потянулось по улицам. Москва была такой, как рассказывала ему мать: большой, шумной, грязной и разбросанной. Она совсем не походила на каменную, изящную, изысканную Варшаву; или чистенький, игрушечный Юрьев; или суровый, серьезный Вильно.
Василёк думал: вот едет он, в расшитом золотом дорогом кунтуше, в шапке с собольей опушкой, на добром коне. Он, пан Межирический, зять князя Острожского, отличённый самим королём. Он может помериться на саблях с любым мужчиной, довести до блаженства любую женщину. А на душе у него тоска и во рту вкус железа.
Посольство остановилось на Польском Подворье. Василёк уже по дороге перестал бриться, чтобы не отличаться от москвичей - все они были с бородами. Он приказал Ваське купить на базаре зипун московского покроя и переоделся. В новой одежде сразу стал похож на московита. Чтобы не думали что барин, саблю снял, один кинжал за пазухой оставил, так сподручнее.
Василёк выскользнул с подворья для других посольских незаметно и почувствовал себя свободным. Мать его ненавидела Москву лютой ненавистью и его научила ненавидеть. Но теперь, когда он сам увидел и почувствовал этот город, Москва ему даже понравилась: в ней были какая-то бесшабашность и простота. Василёк бродил по улицам, площадям, осваивался, покупал пирожки у лотошников, сидел в кабаках, думал, может услышит что нужное. Когда почувствовал, что может сойти за местного, пошёл на кладбище, на отцовскую могилу. Мать объяснила где, но он искал долго и уже почти не надеялся найти. Наконец увидел покривившийся деревянный крест с надписью: «Раб божий Василий», без прозвания. Василёк опустился на колени и перекрестился: «Вот я и пришел к тебе, отец», потом долго стоял и молчал.
К нему подошел кладбищенский служка:
- Давно у этой могилы никого не видел. Родич твой?
- Отец.
Служка понимающе кивнул.
- Сам откуда будешь?
- Из Юрьева, первый раз в Москве.
Служка не уходил, маячил рядом.
- Попик здесь раньше был, говорил Василий этот - мученик.
- А где он, этот попик?
- Помер, года два назад.
Василек посмотрел на служку, заметил трясущиеся руки.
- В первый раз я в Москве, кабак хороший мне не покажешь? Я и тебе налью.
Служка воодушевился:
- Ой, спасибо тебе, покажу, как не показать.
В кабаке служка пил много, болтал про всякую ерунду. Василек слушал его внимательно.
- Ты сказал, давно к могиле никто не приходил. А кто вообще приходил?
Служка зашнырял глазами.
- Мужик приходил. Молился, отпущения грехов просил.
- А что за мужик, не знаешь?
К удивлению Василька, служка затрясся от страха. Василёк налил ему еще водки. Тот выпил одним глотком, наконец сказал:
- Это был заплечных дел мастер, один из помощников Малютиных.
Василёк удивился, но не подал виду.
- А где я его могу найти?
- Не знаю я, где он.
Василек вынул из кармана мешочек с деньгами.
- Найдешь, я в долгу не останусь.
Глаза служки жадно блеснули.
- Приходи сюда же через неделю.
Василек кивнул и расплатился. По дороге обратно думал про себя: «Может быть, этот Малютин помощник и пригодится».
25.
Польских послов приняли в Посольском Приказе. Васильку тоже пришлось идти. Пан Сапега хотел, чтобы он он ему сказал, если толмач что не так с русского переведет. Они сидели и обговаривали, когда царь Иван их примет. Васильку было скучно, он слушал беседу вполуха, думая о своем. Одного из бояр звали Морозов. Василёк слушал, слушал, да и спросил напрямик:
- Это не у тебя ли, боярин Морозов, отца убили по приказу царя за провинность малую?
Все запнулись, лицо пана Сапеги налилось кровью, а боярин Морозов аж позеленел.
- То пан не твоя забота! А ты кто таков?
- Пан Василий Межирический, - представился Василёк.
Когда вернулись на подворье, пан Сапега начал горячиться:
- Ты что, пан Василий, с ума сошёл?
- Увидишь, нас теперь по-быстрому примут.
- Почему?
- Морозов хочет со мной один на один побеседовать. Где же лучше, как не во время приема.
Пан Сапега удивился.
- Посмотрим, прав ли ты.
Прием им назначили с молниеносной для Москвы быстротой, через две недели.
Через неделю, Василек снова сидел в кабаке с кладбищенским служкой.
- Ну, нашёл мужика?
Служка в ответ протянул руку за деньгами. Василёк отдал ему мешочек с монетами. Тот с удовольствием выпил водки и начал рассказывать:
- Он теперь монах, раскаялся в грехах своих.
- В каком монастыре?
- В Донском.
- Пошли.
- Мы так не договаривались!
Василёк так на него посмотрел, что служка осекся. В монастырь их пускать не хотели, но Василёк позвенел монетами и привратник отворил. Их провели в укромный дворик заваленный снегом и к ним вышел инок Александр. Ему было лет шестьдесят, с длинной, седой бородой. Василёк посмотрел на его огромные, тяжелые, заскорузлые руки и невольно вздрогнул. Инок всё время тёр эти руки, словно пытаясь что-то оттереть. Служка залебезил:
- Инок Александр, это тот мужик, про которого я тебе говорил. Сын.
Инок смотрел на Василька внимательно, пытаясь что-то вспомнить.
- Подожди за воротами, - приказал Василёк служке.
- Как тебя зовут? - спросил инок когда они остались одни.
- Василий, Шибанов.
Инок сначала отшатнулся от него, словно призрак увидал, а потом упал перед ним на колени:
- Прости меня, ради Христа!
- За что простить-то?
- Я твоего отца замучил, вместе с Малютой и ещё одним.
- Скажи мне всё.
Инок, так и не поднимаясь с колен, рассказал Васильку, как отца его пытали, как он держался и ни слова не сказал. Василёк боялся вздохнуть.
- Когда простил он Малюту, про любовь говорил, словно что-то перевернулось во мне. Ушёл я оттуда и назад не поглядел. Прости меня, ради Христа?
Василёк ответил очень медленно:
- Бог тебя простит, а я не могу.
- А Малюта тогда испугался. Даже царю не сказал то, что отец твой говорил, - хриплый голос инока прервался кашлем.
- А ты откуда знаешь?
- От дома Малюты ход потайной вёл, под Москвою-рекою, прямо в Кремль, в опочивальню государеву. А я с ним на всякий случай шёл, под дверью стоял и всё слышал.
- И что Малюта царю тогда сказал?
- Сказал, будто отец твой князя хвалил, умереть за него обещался.
- А ход тот, думаешь, он ещё там?
- Думаю, да.
Василёк вдруг почувствовал непомерную усталость. Еле дотащился до подворья, и ему снилось, что его подвешивают на дыбе, выворачивая суставы. А потом жгут раскаленным железом. Во сне он кричал, выл от боли, и так и не знал, сломался ли, сказал что под пытками или нет. Он проснулся измученный, будто и не спал вовсе. По утру позвал к себе Ваську. Мужик оказался ему в Москве очень полезен. Он был совершенно незаметен, легко сливаясь с окружающей толпой москвичей. Василёк доверял ему, как себе.
- Васька, поспрошай, где Малютин дом старый и кто в нем живет. Если сможешь в дом втереться, разведать, что и как, то еще лучше, - наказал он слуге.
Васька вернулся скоро. Дом Малюты найти было не сложно. Хоть и умер он десять лет назад, москвичи все ещё старались обойти этот дом стороной, а уж коль не могли, то крестились, проходя мимо. Дом теперь принадлежал Борису Годунову, Малютиному зятю, и был почти заброшен. В доме никто не жил, кроме ключницы и её дочки. И с ключницей Васька познакомился. Только она была, как кремень, мол в дом никого впускать не велено.
- Ключница одно дело, - говорил пану Васька, - а вот дочка её, другое. Это по твоей части.
- Что значит, по моей части?
- На меня она не польстится, а ты, пан Василий, сам знаешь: улыбнёшься ей разок, она что хошь для тебя сделает.
- Ладно, где я её увижу?
- В церкви, вестимо. Я тебе покажу.
На следующий день, Василёк уже стоял в церкви рядом с очень молоденькой девушкой. Она подняла смиренно склонённую голову, посмотрела на него с любопытством. Он улыбнулся ей ласково. Она зарделась. Так они и переглядывались несколько дней. А потом он прошептал, да так тихо, что только она слышала:
- Увидеть тебя хочу. Одну.
Она застеснялась, но ответила:
- В дом на Бересенке приходи, как темно станет, с калитки.
Василёк молча кивнул.
Фасад дома Малюты выходил на набережную Москвы-реки, а задний двор на глухой тупик, окруженный высокими заборами. Василёк взял с собой Ваську, чтобы на стороже стоял. Подошёл к калитке в сумерках обойдя ночные заставы. Девушка уже ждала его, отперла низкую дверь и впустила в сад. В руках её звякнуло железное кольцо со всеми ключами к дому. Василёк жадно посмотрел на это кольцо, но сразу опомнился и перевёл своё внимание на ждущую девушку. В меховой шапочке, в шубке, вся раскрасневшаяся от мороза, она была очень хорошенькой. Она ему нравилась.
- А нас никто не увидит?
- Мать выпила наливки домашней да спит, её пушкой не разбудишь.
- Как зовут тебя?
- Надюшкой.
Василёк улыбнулся, поцеловал её в розовенькие нежные губки, и сразу понял, что впервой ей, она аж зашлась от удовольствия и смущения. Он еще раз поцеловал её, уже дольше, горячее, и она прильнула к нему, дрожа, как молоденькая гибкая осинка. Так они встречались каждый вечер, Василёк целовал Надюшу, но не больше. Наконец почувствовал, что она для него на всё готова, сказал страстно:
- Хочу ближе с тобой быть.
Надюша запнулась на мгновение, а потом прошептала, почти беззвучно:
- Завтра приходи, я тоже с тобой быть хочу.
Когда Василёк вернулся на подворье, его уже ждали охранники и провели к послу. Пан Сапега смотрел на него с неудовольствием:
- Ты что делаешь, пан Василий, с подворья ночью ушел, по Москве бродишь?
Пан Межирический усмехнулся чувственными губами:
- Так, ласки женской захотелось.
Пан Сапега поморщился, будто такие плотские заботы были ниже его внимания.
- Надеюсь, ты помнишь, что послезавтра нас принимает царь Иван.
- Не беспокойся, пан посол, я этот прием ни за что не пропущу.
Автор: Lalter45
Источник: https://litclubbs.ru/articles/32934-pan-mezhiricheskii-holopskii-syn-glavy-22-25.html
Продолжение:
Содержание:
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#романтика #любовь #приключения #исторический роман #холоп
