Прошлая статья была практически полностью посвящена Екатерине Гончаровой и её свадьбе. Наверное, нужно вернуться к Пушкину и ответить на некоторые вопросы.
В 1863 году были изданы отдельной брошюрой устные рассказы К.К.Данзаса, записанные с его слов А.Н.Аммосовым, писавшим в предисловии: «Рассказы Константина Карловича, тотчас по окончании наших бесед, старались мы записывать по возможности слово в слово и сделанные нами заметки прочитывать потом ему». В те годы сам Данзас был ещё жив и, полагаю, не позволил бы извратить свои слова. Конечно, он мог многого не видеть и не знать, но тем не менее… Читаем:
«Во весь промежуток этого времени, несмотря на оскорбительные слухи и дерзкие анонимные записки, Пушкин, сколько известно, не изменил с женой самых нежных дружеских отношений, сохранил к ней прежнее доверие и не обвинял её ни в чём. Он очень любил и уважал свою жену, и возведённая на неё гнусная клевета глубоко огорчила его».
Позволю себе небольшое отступление. В 1924 году Э.Г.Багрицкий пишет стихотворение «О Пушкине». Конечно, оно насквозь проникнуто духом своего времени, в гибели поэта обвиняется только самодержавная власть («Наёмника безжалостную руку наводит на поэта Николай», «Я мстил за Пушкина под Перекопом»), что верно лишь отчасти. Но есть в нём поражающие своей пронзительностью строки о раненом поэте:
Он дремлет, Пушкин. Вспоминает снова
То, что влюблённому забыть нельзя, -
Рассыпанные кудри Гончаровой
И тихие медовые глаза.
В своё время меня немало посмешили строки В.П.Катаева из книги «Алмазный мой венец»: «Не думаю, чтобы у Натальи Николаевны были рассыпанные кудри и медовые глаза. Судя по портретам, у неё были хорошо причёсанные волосы а-ля директуар, а глаза были отнюдь не тихие медовые, а черносмородинные, прелестные, хотя и слегка близорукие». Мне же кажется, что, по Багрицкому, грезятся Пушкину глаза и кудри отнюдь не в те минуты, когда волосы были хорошо причёсаны… И, может быть, именно это давало подчас силы?
Сейчас в комментариях у меня – дискуссия, любила ли Натали Пушкина. Что делать, если письма её к поэту не дошли до нас? Я в цикле статей о Натали писала практически обо всём, и поэтому именно к нему отсылаю спорщиков. Напомню немногое.
Во-первых, запись А.И.Тургенева, сделанная в последний день жизни поэта: «Жена - сила любви дает ей веру - когда уже нет надежды!»
Во-вторых, письма самого поэта. Конечно, в них есть упрёки к жене, но только не в холодности или в отсутствии чувств, напротив, читаем: «Какая ты умненькая, какая ты миленькая!», «А душу твою я люблю ещё более твоего лица».
Наконец, её собственные слова, адресованные второму мужу: «Счастье, из сострадания ко мне, снова вернулось вместе с тобой». Если счастье вернулось, значит, в первом браке оно было!
И, конечно же, удивительное впечатление производят некоторые реплики в комментариях: «А ещё умиляют сторонницы любви Н.Н. к Пушкину умолчанием факта, что ни при его смерти - а он два!! дня!! умирал!! - она не была рядом (это любящая и любимая жена то!), ни на похоронах, ни на могиле - ни разу!» Здесь верно только заявление, что Натали не была на похоронах (и я писала, почему), всё остальное – или незнание, или откровенная ложь. Но подобные эмоции не могут не подействовать на тех, кто не очень знаком с фактами…
В комментариях же очень бурно обсуждается вопрос, почему император не предотвратил дуэль, отправив куда-нибудь Пушкина или Дантеса (вариант: почему Пушкины не могли просто уехать в деревню). Давайте разберёмся в этом вопросе.
Я, как, наверное, все уже поняли, отнюдь не принадлежу к почитателям «царя-рыцаря». Но в данном случае считаю просто необходимым сказать: да, ничего не сделал, но и не мог ничего сделать.
Во-первых, дипломатический статус Геккерна (видимо, распространявшийся и на усыновлённого Дантеса) не позволял выслать его из России. Это после дуэли барон будет вынужден уехать, но пока ему нельзя предъявить никаких обвинений. Во-вторых, Пушкину, конечно, можно было бы придумать какую-нибудь «служебную командировку» и отправить его подальше от столицы, но тут встанет сразу же другой вопрос: могло ли что-либо уладиться, если бы поэт уехал один? По-моему, это только подлило бы масла в огонь и усилило, а не сгладило напряжённость.
Что касается отъезда из Петербурга семьи Пушкиных, то твёрдо могу сказать только одно: не могли.
В первую очередь, поэт привязан к службе: он в долгу у правительства, долг должен выплачиваться из его жалованья. Вспомните, я совсем недавно писала о его неудачной попытке покрыть долг продажей в казну имения – вероятно, тогда Пушкин продумывал этот вопрос, но разрешения не получил.
Но даже если бы и не было этого долга, необходимо осознать то, о чём мало кто задумывается: ехать было некуда! Ни Болдино, ни Михайловское не были приспособлены для жизни там зимой с четырьмя маленькими детьми (вспомним, что старики Пушкины всегда на зиму из деревни уезжали). Кроме того, Михайловское в то время по настоянию Н.И.Павлищева предназначалось для продажи. Пушкин писал об этом П.А.Осиповой в конце декабря 1836 года. Кстати, в этом письме есть очень интересная фраза: «Ma femme vous remercie de votre souvenir [Жена благодарит вас за память]. Не привезти ли мне вам её?» — Но не мог же Пушкин на самом деле привезти в соседское имение всю свою семью! В том же письме Александр Сергеевич напишет: «Я желал бы, чтобы вы были владелицей Михайловского, а я — я оставил бы за собой усадьбу с садом и десятком дворовых». Может быть, в таком случае он и сумел бы приехать в Михайловское с семьёй, но до этого очень далеко… Напомню ещё, что только после гибели поэта имение было передано его детям.
Так что приходится признать страшную неизбежность: ехать Пушкину было просто некуда. И приходилось оставаться в столице, присутствовать на приёмах во дворце (встретила ещё один комментарий о Натали: «Так не надо таскаться по балам, раз "мать и жена"! Сидела бы уже дома, примус починяла, и все живы были бы!» Потуги автора на остроумие крайне неуместны: как жена камер-юнкера, она обязана была присутствовать и на балах, и на других церемониях во дворце) и встречаться каждый день с новоявленными родственниками.
Но, наверное, это всё требует уже отдельного разговора.
**************
Прошу прощения за новое отступление. Некоторые комментаторы, как показывают их реплики, до сих пор строят своё мнение о событиях, исходя из книги А.П.Араповой. Кое-кто даже оскорбился, когда я назвала её «мадам Араповой»: «Не "мадам", а госпожа или сударыня».
Хочу сказать ещё раз: книга Араповой, основанная на всевозможных сплетнях, никак не может считаться документальным свидетельством. Стремясь защитить от нападок свою мать, она не постеснялась очернить не только Пушкина, но в чём-то и родного отца. Интересно, что она писала Дантесу и даже встречалась с ним. Думаю, представление даст небольшой фрагмент её письма: «Я протягиваю Вам руку в братском порыве… Возможно, наша единственная встреча не повторится, но тем не менее, мой дорогой Жорж, я навсегда сохраню к вам чувство живейшей признательности и расположения. Ваша преданная кузина Александра Арапова». Подпись «кузина» заставляет некоторых исследователей предположить, что речь идёт о сыне Дантеса, но того звали Луи-Жозефом…
Так или иначе, не думаю, что встречами и перепиской с Дантесами она порадовала бы мать. Вспомним, что потомки Пушкина до сих пор отказываются встречаться с потомками Дантеса, хоть и в родстве состоят.
И надо ли после этого укорять меня, что я назвала ссылки на труды этой «госпожи или сударыни» «в сильнейшей степени моветон»?
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
