Он сам здорово катался. Был чемпионом мира среди юниоров, чемпионом Универсиады. Снялся даже в кино. Но в итоге встал у бортика. И стал тем самым тренером, о котором может только мечтать любая мать, решившая отдать ребенка в фигурное катание. Он – заслуженный тренер страны Владислав ЖОВНИРСКИЙ.
- Влад, вы сами были очень успешным фигуристом по юниорам. С чего началось ваше фигурное катание?
- Я точно затруднюсь сказать. Родители решили, видимо, для здоровья отвести в секцию фигурного катания. Как раньше было. Люди так считали, что тренировки на льду снижают вероятность заболевания всеми этими ОРВИ, простудными заболеваниями. Просто - для здоровья. А потом это всё пошло.
- Момент влюбленности когда наступил? Потому что без момента влюбленности и до юниоров до высоких результатов не докатаешься, и потом не останешься.
- Наверное, с момента перехода в парное катание. Мне стало действительно интересно. Все пацаны были старше меня, но «мужская» веселая компания была. В одиночном катании вокруг меня были в основном девочки. И там я тренировался- тренировался, но, скорее, по инерции. Ведь даже на тот момент я столько лет посвятил этому. Когда уже три-четыре-пять лет занимаешься, то вроде как, уже и бросать жалко, чем-то занят. Не то, чтобы цель в жизни, но просто ты чем-то занят. Какой-то уже распорядок дня определенный. Уже как-то всё выстроено. А в пары я перешел с удовольствием. И не пожалел.
- Кстати говоря, все в пары приходят из одиночников. Вам было очень трудно преодолеть барьер между катанием одиночников и парников, или вы вкатились в парное катание?
- Да, барьера я никакого не почувствовал. Ну, естественно, все приходят из одиночников. Бытует мнение, что в пары идут неудавшиеся одиночники. И я с этим, может быть, частично согласен. Но уже иногда по фактуре, по телосложению видно, что мальчик будет крупный, ему - прямая дорога в парное катание. Потому что четверные прыжки габаритным спортсменам прыгать очень тяжело. Я себя не отношу к габаритным спортсменам. Но так получилось. Нина Михайловна предложила, и я пошел. Я тогда и не думал про рост, про размеры. Я сейчас даже не могу оценить, на каком уровне был я, какого уровня одиночником был.
- Теперь, когда к вам приходят ребята из одиночного катания, приходится вспоминать свой опыт, или они уже совсем другую жизнь проходят?
- Наверное, для меня это было случайно. Может быть, Нина Михайловна действовала продуманно. Вряд ли она случайно пришла и позвала. Не знаю, что она увидела во мне. Что-то, наверное, увидела. Может быть, отсутствие перспективы в одиночном катании. Не знаю. А сейчас у ребят мотивация поменялась. В одиночном катании - сумасшедшая конкуренция, особенно у девочек. И, даже если девочка располагает всеми тройными прыжками, она думает, что чемпионкой там она может не стать. Что больше понимания у тренеров она найдет в парном катании, и в парном реально может высоко подняться. Это – про девочек. Они облегчают себе путь к победам.
- Но у мальчиков, наоборот, конкуренции никакой…
- Это так. Но все равно в парах можно быстрее прийти к большому результату.
- А почему?
- Если мальчик прыгающий… Сейчас уже тенденция такая, что есть очень много юниоров уже со всеми тройными прыжками. Выучить четверные - это более длинный путь. И это связано с травмами серьезными. В парном катании, если парень попал в хорошую группу с отлаженной системой, то ему понадобится где-то год, чтобы стать парником. Ему надо научиться работать с весом, вес над собой носить, подбросить, поймать партнершу. Девочки быстрее учатся.
- Но ведь у парников есть еще достаточно жесткие требования. Очень близкое катание, например. Очень синхронное катание...
- Когда мальчики приходят, они попадают в категорию «юниоры». Потому что приходить нужно лет в 14—15, от силы - в 16. Предельно - в 17. Дальше уже сложно будет стать хорошим парником. В юниорах нет жестких требований. В юниорах элемент сделал – молодец. Выиграл. А катание у юниоров – дело немножко второстепенное. Если так получается, что юниоры и элементы делают, и вдруг катаются – очень хорошо! Но в большинстве случаев выигрывают те, кто справляется с элементами. А потом уже, когда начинают кататься по мастерскому разряду, тогда уже, конечно, нужно и кататься - и синхронно, и на скорости, и близко. Всё это должно быть. Тогда уже много внимания уделяется катанию непосредственно.
- Меня вот, что поражает, Нина Михайловна как собрала команду, так эта команда работает с ней. Очень часто спортсмены устают от своего тренера. Очень часто расходятся. Ее спортсмены, и вы в том числе, остались со своим тренером, и работаете уже на следующем этапе своей жизни. Что же это у вас за тренер такой?
- Наши жизненные пути расходились с Ниной Михайловной. Как раз после спорта. После окончания спортивной деятельности, я в шоу катался несколько лет. Потом я работал в Министерстве спорта четыре года. Мы в контакте оставались, естественно. Созванивались периодически. Я заходил сюда иногда. Но потом я понял, что все-таки бумаги – это не моё. Меня тянуло на каток. Появилась парочка какая-то, с которой начал работать. Я пришел, и Нина Михайловна дала мне учеников. Я с ними стал работать. Стало что-то получаться.
- А что было раньше, технический специалист или тренер? Или это было параллельно?
- Естественно, было тренерство раньше. Начал тренировать, начал разбираться в правилах. Понял, что разобрался. Так почему бы не сдать экзамен? Если я знаю, если я умею, то можно пробовать. Но судейством заниматься надо. Совмещать, быть тренером и судьей одновременно, очень сложно. Потому пришлось выбирать. Я выбрал тренерство. Но эти знания, естественно, помогают в работе.
- А почему выбрали тренерство?
- Для меня это интересней. Адреналин на соревнованиях. Переживаю какие-то эмоции, которые, может быть, раньше переживал, когда сам на старт выходил. Я это волнение помню. Сейчас иногда его тоже чувствую. Оно, конечно, немножко другое. Потому что, когда стоишь за бортом, адреналину деваться некуда. Когда ты сам работаешь, выступаешь, соревнуешься, то у тебя есть выход для адреналина, выплеск. А тут стоишь и просто не знаешь, куда себя деть. Другие уже находишь для себя слова, чтобы как-то это состояние контролировать. Волнуются все, волноваться нужно. Просто надо уметь контролировать это состояние.
- Если ученики ошибаются, то первые эмоции какие?
- Разочарование? Нет, нельзя сказать. Понятно, что надеешься на хорошее исполнение. Но бывают какие-то ожидаемые срывы. То есть, ты понимаешь, что это не натренировано, что элемент может быть сорван. Веришь в хорошее, но понимаешь, что всё закономерно. Происходит срыв – ты уже относишься к нему как к чему-то, что могло случиться. Но бывают неожиданные срывы. Там уже произвольная реакция. Я уже не контролирую эту реакцию. Она любая может быть.
- Вы хоть раз на учеников рявкнули?
- Да. Но это больше касается, может быть, дисциплины, поведения. Ты даешь одну установку, а спортсмен почему-то решил, что лучше сделать по-другому. И он это решил сам. Сам с собой. И в известность меня не поставил. Я такое не приемлю. Вот в таком случае я могу не рявкнуть, но жестко и громко сказать. Можно сказать - накричу. А когда дело касается ошибок технических, если у спортсмена не получилось – устал или травма, я не вижу смысла повышать голос.
- В молодых видах спорта, наверное, кроме игровых, приняты очень патерналистские, почти родственные отношения между тренером и учеником. Не зря их зовут «мои дети». У вас какие отношения складываются с учениками?
- Со всеми, наверное, немножко по-разному. В силу разницы в возрасте. Кто-то - совсем дети, для них эта разница - пропасть. Это мне кажется, что мне до сих пор 17—18 лет. А они, понятно, видят дядьку в возрасте. А кто постарше – с ними попроще. С ними - ближе к дружеским отношениям. Можно и за жизнь поговорить, что-то обсудить - бытовые какие-то вопросы, проблемы. Сформулирую точнее - приятельские, скорее, отношения.
- Ученик - это ваш ребенок, или это, все-таки, родительский ребенок?
- Я считаю - это родительский ребенок. Особенно сейчас, в наше время. Сейчас больше родители влияют на спортивную составляющую своего ребенка. Очень большое участие родителей в процессе. По многим причинам, как я это вижу. То есть, это и финансовая составляющая, и больше опеки со стороны родителей. Очень много иногда родителей в тренировочном процессе, много их присутствия. С тех пор, как я катался, многое поменялось. Для меня Нина Михайловна была как вторая мама. И Светлана Владимировна, ее мама. Они воспитывали. Они жизни учили. У нас были сборы длительные. И тренеры учили жизни дольше, получается, чем родители. Потому что видел я их больше, дольше и чаще. А сейчас, мне кажется, уже грань немного сместилась. Стало меньше нашего участия в воспитании ребенка. И сейчас очень много прописано в плане отношений на бумаге. Перечислено всё - где я несу ответственность за ребенка, где я не несу ответственности за ребенка. И мы это всё подписываем. На катке я - ответственный. Если меня нет, я должен написать письмо директору, и его приказом назначается ответственным другой человек. Раньше как-то всё это было больше на человеческих отношениях. На каких-то внутренних качествах.
- А работать как вам проще, когда они дети ваши, или когда они родительские дети?
- Мне проще, когда они - родительские дети. Потому что, когда ты прикипаешь к спортсмену, а он потом развернулся, ушел к другому тренеру, и спасибо не сказал в лучшем случае, то очень больно от этого становится. Поэтому я сейчас стараюсь не прикипать. То есть, я отношусь хорошо, я переживаю, я радуюсь успехам. Но так, чтобы потом не больно было. Спортсмен все равно выбирает, где ему лучше. Это его жизнь. Ему дальше жить эту жизнь. И он, естественно, будет искать, где лучше, где он может реализоваться больше. Если он понимает, что он здесь зашел в тупик, или я, как тренер, его не устраиваю. Ведь от того, что я - хороший человек, он не обязан тренироваться у меня. Он должен у меня быть ровно столько, сколько я смогу давать ему что-то для его роста, карьерного, спортивного.
- Процитирую гуру нашего цеха Артура Вернера: «Лучше отработчика, лучше технаря, чем Жовнирский, нет»…
- Ну, я первый раз такое слышу. Я не считаю себя лучшим технарем. Я даже, честно говоря, не думал об этом…
- Вы любите отрабатывать? Вот, чтобы всё стояло в «точках»?
- Да, я - перфекционист. Мне нужно, чтобы элемент был чистый, идеальный, чтобы техника работала в любом случае. И там прибавила партнерша в весе- не прибавила, в плохой они готовности функциональной, или в хорошей. Чтобы от этого качество элемента не страдало. Я должен так поставить технический элемент, чтобы ученики его делали всегда идеально. Сейчас, на данный момент, я уже точно понимаю, какой элемент я могу сделать, а в какие я пока осторожно влезаю. Я научился чувствовать элементы, где можно делать, а где важно не разрушить то, что есть.
- В каком смысле? Расшифруйте, пожалуйста.
- Когда, например, приходит новый спортсмен, с какой-то своей устоявшейся техникой, можно сразу лихо залезть в технику, начать исправлять. И, когда начинаешь исправлять технику, то, что у него было, разрушается. Они начинают учить по-новому. Но не всегда они успевают выучить по-новому. То есть, старое они уже испортили, а нового они еще не постигли. Они по-старому как-то делали. Может быть, плохо, не технично, но как-то делали. А по-новому они еще не научились. И это состояние, когда еще не научились, может длиться долго. Если ты точно не понимаешь, что тебе нужно делать дальше, как выстраивать, то лучше притормозить. В принципе, парные элементы я чувствую все. То есть, за любой парный элемент я смело берусь. Но я аккуратно это делаю. Мой девиз – не сделать хуже. Не навредить. Потихонечку корректировать элемент, и потихонечку приводить его в то состояние, которое меня устраивает. Но это касается больше вновь пришедших, например, взрослых спортсменов. У которых уже сформировались навыки исполнения элементов. Пусть я считаю это неправильным, я вижу, что это тупиковый путь исполнения элемента, он не будет у них шикарным, и плюсовым. Но я понимаю, что, поскольку они уже взрослые, навык сформирован, то нужно очень аккуратно корректировать, постепенно улучшать. Это занимает иногда очень много времени. Но, к сожалению, это такой путь. Быстро технику не исправить.
- Вот классическая четырехфазная подготовка: восстановление, тренировка, подготовка к соревнованиям, соревнования. Какая фаза у вас любимая?
- Тренировочная и предстартовая. Тренировочная – это та, где я могу реализовывать свои какие-то задумки, свои какие-то упражнения. Я что-то пробую, вижу – получается или не получается. Это – время экспериментов в пределах разумного. Потом, естественно, предстартовая - очень интересно. Это, когда уже получается у них. То, что мы с ними натренировали, как это получается у них в подготовке предстартовой. А сами старты – ну, мне интересно, но это больше не мое. В силу того, что, наверное, я - все равно больше технический человек. То есть, мне абсолютно неважно, как бы это сказать, быть на виду, быть перед камерой, чтобы мою фамилию писали на табло, как тренера. Сюда мои амбиции не распространяются. Мои амбиции распространяются, наверное, больше на то, чтобы спортсмены вышли, и все увидели - по крайней мере, специалисты, разбирающиеся люди, - качество исполненных элементов. И все понимали, что этим занимался я. Мне достаточно этого понимания. Мне достаточно понимания спортсменов, в чем я им помог. А вот амбиции пойти и получить грамоту за подготовку чемпионов – мне это не очень важно.
- После соревнований делаете разбор? Насколько удается уйти именно в техническую часть, сдержать эмоции, ведь соревнования только что прошли, а если это была короткая программа, то остановились посередине?
- Я - не сторонник разбирать сразу после соревнований, мы никогда этого не делаем. Сразу на эмоциях – это не имеет смысла. Потому что мыслей в голове у спортсмена очень много, всяких и разных. Там сумбур, скорее всего, и ощущение, что всё пропало. Технически разбирать это всё будет бессмысленно. А потом, по приезду домой, мы проходим конкретно по каждому элементу. Я говорю, какая была ошибка и почему она произошла. Очень много ошибок происходят просто из-за мандража или спешки. Бежали они куда-то, гнались, гнались. Глаза квадратные. Ну, опять же, от нервов, может быть. Где-то просто функционалки не хватило. Плохо подготовились. Или болезнь была, не позволила нам готовиться полноценно. Когда приезжаешь на соревнования, понимаешь, что они вторую половину программы плохо катали потому, что просто были не готовы. Для меня, как для тренера, это ожидаемо. Для них это, может быть, не так ожидаемо. Зачем им говорить о том, что они могут сильно устать и плохо прокатать? Они должны выходить и настраиваться на максимальный результат. Ну, я-то стою, я понимаю, что может пойти не так, в какой момент. Короче, разбор делаем, когда все эмоции схлынули.
- Скажите, пожалуйста, вы никогда ото льда не устаете?
- Устаю. Конечно, устаю. Бывают моменты, когда - всё, когда понимаешь, что уже голова не соображает. Слишком много информации. Много спортсменов, на каждого надо переключаться. И, конечно, уже в голове тогда каша, и нужен отдых.
- Какой отдых?
- Для меня достаточно просто быть дома. Я люблю быть дома. Заниматься домашними делами, что-то поделать. Достаточно двух-трех дней обычно, чтобы всё у меня по полкам разложилось в голове, и дальше я могу опять свежим взглядом смотреть на всё. Но это - в течение сезона. А вообще, конечно, я сейчас уже понял, что нужно обязательно в межсезонье хотя бы минимум на неделю отвлекаться совсем. Уехать куда-то. Может быть, в Подмосковье. В машину сел и поехал. К озеру. Я люблю спокойный отдых. Море – это не моя тема. Мне нужны река, озеро. Я обожаю сбор в Италии, который у нас ежегодно был до пандемии. Там и климат мой - нет зноя. И озеро горное, большое, в котором можно купаться. Там же можно и позагорать, если хочется. Потому что солнце – оно все равно там теплое.
- Жена же тоже тренер?
- Да. У нее свои спортсмены, свои поездки. Нас это беспокоит. В том плане, что мы никак не можем отпуск совместить. Мы за всю историю наших отношений, наверное, один-два раза куда-то ездили вместе. А сейчас хочется с ребенком побыть, хочется с семьей время провести подальше от ежедневных забот, и разгрузить голову, немножко отвлечься.
- Дома фигурного катания нет, или фигурное катание все равно остается дома?
- Да есть, конечно! Никуда от этого не деться. Хочется отвлечься, но оно же не получается. Мы же работаем с людьми, живыми, которые болеют. Болеют они не по расписанию. И когда угодно могут позвонить. И в 10 вечера, и в 12 ночи. По-разному бывает. Случиться может все, что угодно у детей. Оно так у них и происходит. У них - вечно по ночам. То отравился, то не спит, то еще что-то. И в зависимости от этого, уже, естественно, надо тут же корректировать планы на следующий день. Если он всю ночь не спал, он в каком состоянии придет на тренировку?
- Свой ребенок в этом виде спорта?
- Нет. Она еще маленькая. Не знаю, наверное, она начнет сюда приходить, проводить здесь время. Может быть, и захочет коньки. Она уже говорит: коньки хочу надеть. Она смотрит, ей нравится. Ей пять лет. Уже, наверное, поздно. Ну, может, не поздно. Но профессионально ли? Мы не будем настаивать, чтобы она становилась профессиональной фигуристкой. Пусть сама выбирает.
Завтра снова будет утро. И снова Владислав Жовнирский придет на каток. И так будет каждый день. Ведь профессия тренера для него – не работа. Для него – это воздух. Не работать, значит, не дышать
#mozerteam #владислав жовнирский #нина мозер #фигурное катание
Если вам интересно с нами, пожалуйста, поставьте лайк или подпишитесь на канал
