Половину 17 века русские казаки воевали за Амур. Противостояли им здесь уже не туземцы с луками и копьями, а регулярная армия тогда ещё молодой и агрессивной империи Цин, располагавшая большими кораблями, осадной артиллерией и пороховыми ракетами. Казаки сражались отчаянно, строили по наитию первые в России дерево-земляные крепости европейского типа, держали долгие осады в Кумарском (1655) и Албазинском (1685, 1686-87) острогах, но всё же не по силам им было тягаться с Китаем на его заднем дворе.
Те войны полностью изменили облик Даурии, которую покинули прежде жившие здесь земледельческие народы - частью спасаясь от казаков, частью переселяясь в плодородные степи Маньчжурии, когда сами маньчжуры ушли на юг обживать покорённый Китай. На который, однако, смотрели они как европейцы на свои заморские колонии, за неимением морей и океанов построив от границы до границы Ивовый палисад.
Отстояв Приамурье от "бородатых варваров", Цины обнаружили, что им некем его заселить, кроме малочисленных мурченов (конных эвенков), ушедших из российского Забайкалья. И в наши дни на китайском берегу Хэйлунцзяна (Амура) такая же точно глухая тайга, из которой лишь кое-где торчат то одинокий ветряк, то мощная бетонная пограничная вышка:
Вновь даурский вопрос встал спустя без малого два века, когда солнце дома Романовых уже начало клониться к закату, а дом Цин вконец выродился и одряхлел. Мореплаватель Геннадий Невельской в 1850 году не спрося двух императоров поставил крепость в устье Амура, и Николай I лишь развёл руками, сказав "там, где был поднят русский флаг, он опускаться уже не должен". Инициативу Невельского не словом, а делом поддержал новый генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьёв, позже ставший Муравьёвым-Амурским. В 1851 году он выделил из Сибирского казачьего войска Забайкальское войско и 3 года спустя начал его силами серию Амурских сплавов. Казачьи плоты со всем переселенческим скарбом четыре навигации подряд шли вниз по реке, частью зацепляясь за берега и превращаясь в станицы, а частью доходя до солдатских постов, линия которых росла вверх по Амуру от Николаевска.
Для Китая же тогда главным врагом была Британия, и после Крымской войны Цины недальновидно сочли, что враг их врага - их друг. Они знали, что англичане нападают с моря, и в 1858 году по Айгунскому договору сдали "белому царю" не только безлюдные приамурские земли, но и тёплый Уссурийский край, таким образом полностью отгородив территорией России свою родную Маньчжурию от побережья. Четыре Амурских сплава стали началом русского заселения Приамурья, и первопоселенцы возникших станиц в 1858 году образовали новое Амурское казачье войско.
В тех сплавах были основаны Благовещенск и Хабаровск и возрождён героический Албазин. В 20км выше которого в 1858 году появилась станица Рейновская, названная в честь участника сплавов Эдуарда Рейна, а ныне известная как Джалинда. То, как это название прикрепилось к ней, заслуживает отдельного рассказа:
Ведь на самом деле Джалинда - это река на востоке Амурской области, за Зеей, где в 1865 году горный инженер Николай Аносов (сын Павла Аносова, в уральском Златоусте повторно открывшего булат) нашёл богатые золотые россыпи. На что тут же обратил внимание олигарх Дмитрий Бенардаки - этот хитрый грек из Таганрога и отставной гусар из Ахтырки, владевший несколькими металлургическими заводами на Урале, флагманом российского машиностроения в нижегородском Сормове и золотыми приисками на Енисее в 1858 первым из крупного отечественного капитала зашёл на Амур.
Поначалу его Амурская компания планировала заниматься поставками местным переселенцам товаров "с большой земли", вот только Россия здесь едва не повторила неудачный опыт Цинского Китая: кроме казаков и солдат заселять Приамурье снова оказалось некем! На остающуюся почти бесхозной землю откровенно положили глаз американцы, в своей экспансии на Запад упёршийся в Тихий океан. Через Николаевский порт заморские капиталисты буквально заливали амурских казаков дешёвыми виски и бренди, да и все прочие товары морем возить было дешевле, чем бесконечными ухабами сибирских трактов.
За несколько лет Амурская компания вплотную подошла к банкротству, но разве может для любого места на Земле быть реклама лучше, чем "золотая лихорадка"? Так после открытий Аносова, нашедшего вскоре ещё более богатые россыпи на реке Ольдой, была учреждена Верхне-Амурская компания, возглавившая русскую экспансию в этот суровый край. Она обзавелась и речным флотом во главе с пароходом "Джалинда", по которому и причалы её в 2 верстах от Рейновской стали известны как пристань Джалинда:
В конце 19 века прииски Верхне-Амурской компании обеспечивали до 1/5 добычи золота в России, а главное - дали импульс развития Приамурью, куда потянулись, не только и даже не столько за золотом, переселенцы и купцы. Главной дорогой при этом оставался Амур, вдоль которого даже колёсный тракт начинался только ниже Благовещенска, бывшего тогда крупнейшим русским городом Дальнего Востока.
Железную дорогу на Владивосток в 1896-1903 годах царское правительство проложило, недолго думая, прямо через Китай в полной уверенности скорого появления Маньчжурского генерал-губернаторства. Из-за сопок Маньчжурии, однако, внезапно появились "самураи", которых в тогдашней прессе и карикатуре высмеивали очень зря: после нескольких десятилетий стремительной модернизации Япония предстала современной и очень боеспособной страной. "Самураи" пустили ко дну два русских флота, разбили на сопках Маньчжурии сухопутную армию, взяли неприступный Порт-Артур и всем этим нанесли России едва ли не самое постыдное поражение в её истории.
Оправившись от шока и вспыхнувшей революции, царское правительство осознало, что "проект Желтороссия" можно забыть, и думать пора не о том, как поживиться кусками Китая, а о том, как бы своим Дальним Востоком не поживился кто-нибудь. Ключевым элементом укрепления Приамурья должна была стать железная дорога, целиком проходящая по территории страны, "не ближе 15 и не дальше 130 вёрст от Амура".
Так в 1907 году на востоке страны началась самая что ни на есть Великая стройка, куда больше похожая на стройки СССР - подробнее, с архивными фотографиями, я рассказывал о ней в прошлой части. На этом прото-БАМе царские инженеры впервые столкнулись с вечной мерзлотой и полным безлюдьем тайги, а в ход шёл труд каторжан, азиатских гастрбайтеров и даже первых в России экскаваторов. Ну а в 1909-11 годах для снабжения стройки в самых холодных и малолюдных краях была проложена изолированная железная дорога, началом которой стала станция Рейново у пристани Джалинда:
И те два года жизнь в Джалинде кипела не хуже, чем на нелегальных Желтугинских приисках за Амуром (см. ссылку в конце поста). Здесь точно так же открывались кабаки, бордели, музыкальные салоны и театр, а за рекой выросла китайская слободка, куда работяги и вернувшиеся с приисков старатели ездили за водкой и вином.
Чиновники и купцы тем временем выдвигали проекты один другого заманчивее: Джалинда могла стать перевалочным портом для приисков, базой золотодобывающих компаний, всеамурским затоном зимовки судов... но не стала: первыми же поездами по Рейновской ветке рабочие и инженеры уехали на север прокладывать Транссиб, и бум здесь кончилась так же быстро, как и начался.
В советское время Джалинда (название Рейново к тому времени забылось) стала центром лесоперевалки, ну а ныне это крупное (1,1 тыс. жителей) и совершенно невзрачное село, где пустырей как бы не больше, чем зданий.
Рейновская железная дорога теперь не действует, да и деревянный вокзал, насколько я знаю, снесён. Убедиться в этом лично мне не довелось: хотя в здешнюю погранзону граждан России в последние несколько лет пускают по паспорту, пограничники по сей день крайне настороженно относятся к гостям. Да и не только пограничники: мой визит в джалиндинский магазин с вопросом, ездит ли что-то в Албазино, вызвал среди продавщиц лёгкую панику. В Албазино же я поснимал Амур с высокого берега у музея Албазинской обороны, а буквально через полчаса прямо с музейного крыльца меня выцепили люди в погонах.
Настроены они были строго, но не враждебно, даже накормили меня в столовой комендатуры и обещали привезти назад в музей, однако после отсмотра фотографий, обыска, короткого допроса, написания объяснительной и пары часов ожидания ответа начальства, были вынуждены не сдержать обещания. Начальство распорядилось депортировать меня из погранзоны, и как заметил один из пограничников, "погоны никому не жмут".
Я не стал спорить: депортация стала неплохим способом выбраться из глухого Албазина, да и в Джалинде меня сразу пристроили в машину до Сковородино. По пути пограничники рассказали, что "в таких местах" лучше сразу связываться с ними, согласовывать маршрут и объекты съёмки, а они и сами рады помочь с сопровождением (читай - трансфером) добропорядочным гостям.
От Джалинды до Сковородино - 65 километров грунтовки. В местах её сближения с железной дорогой стоят посёлки мёртвых лесхозов Таёжный, Среднерейновский (по полсотни жителей) и Лесной (300 жит.), в которых, однако, глазу совсем уж не за что зацепиться.
При Советах здесь ходил дизель Сковородино - Джалинда да лесовозки, на которых также ездил народ. Теперь - лишь автобус Сковородино-Албазино дважды в неделю, но мне он не годился, и я проехал эту дорогу на попутках. Местные сочли такое безрассудной смелостью - вот перед нами из леса выскочила косуля, а мог бы и медведь:
Сама же Рейновская линия теперь выглядит так - рельсы ещё лежат, кое-где начиная вспучиваться, но поезда не ходят здесь с 2001 года:
См. также
Желтугинская республика.
