11,5 тыс подписчиков

Когда мы были молоды. Китайский мудрец и жена Чингисхана

8 марта 20238 мар 2023

1353

10 мин

Оглавление

Долина сухих костей
Проучим-ка их!
Волчья невеста

1219-20 гг. Выйдя сквозь Великую Стену на степной простор, делегация даосов достигает границ Старой Монголии. Впереди мусульманские земли, позади китайская слава.

Продолжение. Предыдущая часть и слезы младших (братьев) сохнут ЗДЕСЬ

Музыка на дорожку

Хуже неограниченной власти, только власть ограниченных

Сколько Чжун Лу себя не пересиливал, с ощущением брезгливости он ничего поделать не мог. Добродетель святош казалась напускной, а путешествие к Хану бессмысленным. Зачем Покорителю Мира те, кто за нарочитой добротой скрывает от мира слабость.

Что доброта и слабость одно и то же, Чжун Лу не сомневался с той поры как отвергнув первое, поработился вторым.

Степные дороги вывели к Толе (совр. Туул). Бурной реке стремительной как грядущее и неумолимой как жизнь. Варвары почтительно именовали её Тола-Хатун (Царица Хатун) и неудивительно, что здесь расположилась Ставка одной из четырех (официальных..) жен Чингисхана.

Китайской принцессы Правящего Дома Ваньянов, взятой не с боя, но после. Те события Чжун Лу помнил отчетливо и именно тогда переполнявшая его горечь сделалась полной.

Царская власть - последнее, перед чем Потомственный Мастер по изготовлению стрел сохранял благоговейный трепет, оказалась соломенным тигром.

Та от которой ждали громогласного рыка, тявкнула как больная собака. И (вскоре) сдохла, обнажив рой ничтожеств. Они срывали друг с друга шелк и грызлись перед лицом неминуемой смерти. Оспаривая власть, которой давно уже не было. Подонки харчевен и негодяи преступных сборищ, и те вели себя благороднее.

Так честный служака (Чжун Лу) изуверился окончательно.

Мир предстал серым как мертвая плоть, кишащим червями жадными до удовольствий и власти. И вот этому он служил.. Проведя лучшие годы в гарнизонах и ночных сменах. Терпел голод, жажду, соседство худших и лихорадку. Вернулся в отчий дом, и схоронив родителя сохранил его дело.

Чтобы вот это всё, могло жрать и бахвалиться..

Чжун Лу надломился. Пустил дела на самотек и вскоре бросил. Впал в разврат, глазея на женщин и меняя их имена чаще, чем успевал запомнить. Пил и валялся без дела, потеряв власть и не умея владеть собой без неё.

Таким его обнаружили люди Варвара в одном из гарнизонных борделей к юго-западу от столицы. Вскоре после того как цзиньцы решились отдать Дикарю Царевну, пережив ошеломительный разгром в долине Сюаньдэфу.

Который он своими глазами увидел.

Долина сухих костей

Небо дает победы, но не дает ими гордиться

Поражение на Ехулинском Хребте, отдавшее варварам Приграничье, в столице посчитали досадной несуразицей. Сведя всё к неспособности командующего (Дин Си), не проявившего ни умения, ни долга.

Дворцы Чжунду исходили негодованием не из-за потери войска (еще нарожают), но из-за потери лица. Даже рыночные простолюдины касались языками недолжного. Утверждая с категоричностью черни, что деревянному генералу (новое прозвище Дин Си) следовало покончить с собой. Как мужчине и воину.

Чернь на то и чернь, что ее языком разговаривают чужие мысли.

Но болтливость гордыни, не делает её зрячей.

Стрелами носились гонцы, и в столицу стекались рати. Показывая насколько немыслимой мощью обладает Золотое Царство (Цзинь!). Сотня за сотней, наводняя поселения и речные долины, прибывали кованые латники чжурчжени. С оруженосцами и пешей китайской прислугой.

Потеряв на Ехулин пограничные силы, Империя собирала в кулак действующие части Центральных провинций. Разбавляя их резервистами и вспомогательными войсками покоренных племен (кидани, бохайцы).

Китайцев не считали вовсе.

Ни по количеству, ни за воинов. Время научило относиться к народу пренебрежительно. Не выказывая презрения и не учитывая желаний.

Да и что такое народ, когда под рукой есть панцирные части..

Потомственные рода обученных латников. На мощных скакунах из государственных конюшен. С резервом, государство выставляло в поле до шестидесяти тысяч тяжелых конников. Против которых никто в мире не мог устоять. И все Царства падали перед Золотом ниц.

Как Железная Ляо потерявшая всё и Южная Сун, потерявшая междуречье Хуанхэ и Янцзы. Куда уж там степнякам, чья вшивость стала излюбленной темой бесед золотой молодежи.

Столичные любимцы, юная поросль ведущих семейств упражнялись в остроумии. Показывая как ловчее срубить варвару голову и не подхватить вшей. Их и считали главной опасностью, исходящей от Степного Князя.

Резервисты - зрелые мужи, бывавшие на Стене (и за нею) в оценках оказывались умереннее. Летом раны от стрел чесались, а зимой ныли. Но даже умудренные воины считали историю забавной, победу неизбежной, а Царство Цзинь вечным.

Забывая, что ничего вечного (на земле) нет.

Проучим-ка их!

Застава Цзюйюнгуань закрывавшая горный проход в центральные области собрала до сорока тысяч латников. Прибыло столько же вспомогательного войска и сотни тысяч пехотинцев.

В полчища уткнулись передовые отряды варваров под началом невнятных вождей с труднопроизносимыми именами.

Одного звали Гунгунек. Имя второго язык выговаривать отказывался, но прозвище на речь ложилось неплохо - Джэбэ. Таким этого человека запомнят удалые китайцы. И не только они..

Некрепким умом, крепкий камень не в помощь

Полгода минуло от первой битвы. Близилась осень.

Вершины касались небес, как и дерзость. Твердыня слепила золотыми знаменами, а предгорья чернели от собранных войск. Все было ясно. И повернувшись к товарищу, Джэбэ был краток

Проучим-ка их!

Разглядев силищу, варвары развернули коней и бросились наутек.

Горы взревели хохотом, а эхо донесло его до морей. Перепуганный враг распалял как приукрашенная девица. Молодежи не терпелось себя показать, да и старшим хотелось подраться.

Десятки массивных ворот сбили настежь и началась погоня.

Об общем руководстве не было речи. Каждый мчался за своей славой, опасаясь, что товарищ успеет раньше. Хотя опасаться следовало не того. Едва войска наполнили равнину, вытянувшись огромной змеей. Варвары остановили коней и посыпались стрелы.

Мало того..

Джэбэ развернул лавину и погнал на чжурчженей. Сминая латную конницу, растерявшую ударную скорость и первый запал. Панцирники пятились, а сзади давили ряды пешего войска. Без головы и хвоста.

Хвоста и головы..

Тумен Гунгунек-Багатура распорол левый фланг, куда и врезались сто тысяч степняков во главе с Ханом.

Пошло такое истребление, что кости затрещали как сухие сучья

Как говорит о побоище Сокровенное Сказание.

Эх! Знать бы Мстиславу Удатному, какого тигра он дергает за усы. Глядишь и обошло (бы?) стороной.

А пока.

Чжурчженьский юнец боготворивший войну, увидел её как есть. Слушая как лопаются позвонки и скользя по выпавшим внутренностям товарища куда-то туда.. Подальше. Пока чья-то сильная, мужская рука не хватала за шиворот, а другая не вгоняла железо.

Войско Цзинь разнесли наголову.

На плечах бегущих Джэбэ ворвался на заставу Цзюйюнгуань, предусмотрительно оставленную комендантом. Ущелье было открыто и лавина рванула внутрь, сметая всё. Первым делом степняки дошли до государственных конюшен, отогнав табуны к себе.

Так же сгинули запасы вооружений и склады доспехов.

Удар был сокрушителен и Империя не оправилась от него до конца. Цзинь еще некоторое время могла выезжать на людях. Но сажать их было не на кого и вооружать нечем. Почти.

Теперь монголы могли воевать долго. И основательно.

Волчья невеста

Где не платят кровью, платят слезами

В Сюаньдэфу Чжун Лу бился как тигр, отмахиваясь гуань дао (китайская версия алебарды) от десятка врагов. Резать его не стали. Даже когда обессилившие руки обронили древко, а лицо тыкали конские морды.

Запомнились трое.

Моложавый с суровым лицом. Седеющий мужчина с желтыми глазами и юноша с открытой улыбкой и звонким смехом.

Благодаря ему, Чжун Лу не убили.

Остановив меч гвардейца, он движением подбородка предложил сказать что-то. О чем говорят перед смертью. Или её лицом.

Слава Цзинь.

Да живет Император.

Грубо и отрывисто как камни в лицо, бросил Чжун Лу. Ничего не ожидая и никого не боясь.

Услужливый переводчик немедленно переводил слова. Отчего юноша расхохотался, моложавый нахмурился, а желтоглазый удивился:

Доблестный человек! Служи мне!

Чжун Лу отказался, ожидая удара по темени.

Вместо того в него влили кислого молока. Дали свежего коня и содранный с кого-то кафтан, чтобы не замерз в горах по дороге к своим. Наградив верность, интерес к нему потеряли, а столица встретила смутой. Где первый тиранил страхом, а последний платил изменой.

Биться (больше) никто не хотел и за предложение одного из вельмож:

Отдадим их хану царевну.

А военачальникам и ратным столько золота, сколько увезут

Язык ему не отрезали.

Несчастной избрали принцессу Гунь-Чжу. Трепетный цветок дворцовой оранжереи. Брошенный трусами во вшивую юрту, чтобы спасти себя. Подарки доставил государственный канцлер, сопровождать которого выпало Чжун Лу. Потому что другие боялись, а он свой долг знал.

Возьми меня! И увези поскорее!

Горячо зашептала на одном из привалов Принцесса, изрядно Провожатого удивив. Чжун Лу смутился. Забормотал про долг и традицию, государство и преданность. И неожиданно для себя спросил:

Куда?

...

До куда ноги доходят.

Оказалась смелее Гунь-Чжу. Как бывает часто..

Чжун Лу оцепенел и придя в себя гордо повел головой.

Я государев слуга! Всегда и сейчас!

Принцесса усмехнулась.

Сейчас ты сутенёр на собачей службе. И хозяевам твоим тот сапог милее, что больнее по заду пнет.

Осознав, что этот человек себе не друг и другим не помощник, Гунь-Чжу навсегда от него отвернулась.

Так в надежде на мир, её скормили степному волку, отчего его аппетиты лишь возросли.

Предавая мужчин государству, не надейся что государство защитит от мужчин

Война возобновилась с невиданной силой.

Двор ушел в Кайфын. Попытка отобрать у киданей доспехи, окончилась распадом страны и войска. Негодяй Хушаху убил Императора и вскоре был убит сам. Столица пала и фэи (императорские наложницы) оказались в стойбищах Хана.

Чжун Лу об том уже не думал, коротая дни в солдатских борделях. Тонул в вине и блуде, терзаясь что служить нужно, а служить некому. При захвате Дэсин, один из Толуевых сотников обнаружил его мертвецки спящим на койке с гарнизонной женой. Таким (голым и безразличным) его доставили Младшему Царевичу и Толуй его вспомнил:

Ты добрый человек, но..

Тебе надо кому-то служить. Не служить ты не можешь

Показав, что поверхность варварам недоступна, а глубина не укроется.

Так началась монгольская служба. Путь она не открыла, но дороги вернула. Теперь хотя-бы было куда идти. А вопросом зачем, он не мучился.

Жизнь прошла, а ты всё тот же

Твоя женщина покажет кто ты, и кто не ты.

С некоторых пор, Чжун Лу относился к женщинам потребительски как сутенёр или демон (что одно и то же). Оценивая силу удовольствия или пользы. Как и другое в жизни, представлявшейся без остатка гнилой и до конца лживой. Чего только разочарованному не почудится..

Становище Гунчжи-Хатун встретило путников кислым молоком, свежим медом и горячим хлебом. От которого они порядком отвыкли. Не так далеко были земли хойхэ (мусульман) и караваны с мукой доходили.

Женщины, бывшие наложницы цзиньских императоров и дочери вельмож, вились вокруг монахов, а Ханша почтительно поклонившись Учителю, поцеловала ему руку и разрыдалась.

На что тот погладил Гунь-Чжи по голове

Тише дочка. Не плачь

Благословив её и новый мир, в котором им всем жить предстояло.

Чжун Лу передернуло, дочка.. Знал бы (хрыч старый) кто перед ним стелется. Что вытворяют с ними и что они. Пресыщенность сделала служаку придирчивым, а знание брезгливым. С ним женщины охотно откровенничали, не стесняясь открывать глубину падения, существу еще более падшему. И в этом находя взаимное удовольствие.

А святоши принимали от них хлеб, дарили безделушки и улыбались, отчего бабы сияли как река на солнце. Сочетанием цветов, отражающим жизнь.

Которое (и которую) он возненавидел.

А ты не изменился. Такой же дурак.

Сказала Ханша.

Раньше всему верил. Теперь ничему

Как и тогда её уста умолкли, а слова нет.

Дикарь не лишил Гунь-Чжу чести в его варварском понимании и вообще. Уважив царское положение и принадлежность к роду. Он женился на ней, выделил юрт, обеспечил содержание и защиту.

Никто не пытался дерзить и не смел смеяться.

Она не стала владычицей мира, но в маленьких владениях была хозяйкой. А за доброту к ней и к мужу её Небо благоволило больше. Как говорил Учитель, Путь открывается как поступками, так и отказом от них.

Кто знает, поступи Самозванец с Ксенией Годуновой по-другому, может быть его история (и история вообще) была-бы другой.

Вечером, Чжун Лу вместе со всеми сидел возле костра на журчащей Толе, и засыпая Чань-Чуня вопросами, жадно слушал ответы Учителя

Что есть Небо?