Мне тут вчера прилетело, что те, кто уехал в эвакуацию в феврале, никогда не поймут, какой ад пережили те, кто сидел по подвалам несколько месяцев.
Когда началась война, мне было 14. Как и сейчас, мне было глубоко всё равно на политику. Когда за одноклассницей в школу пришла мама и сказала, что видела, как из посадки рядом с домом выходили военные - по телу пробежали мурашки.
Когда посреди учебного дня за нами в школу пришли родители, потому что бомбят аэропорт - было жутко.
Когда в июне в ежегодном лагере при нашем ЦЕВе (центр эстетического воспитания) было 14 человек детей, нас не возили в бассейн, потому что он на Петровке, и каждый день мы слушали кононады - было странно.
Когда из окна на кухне на горизонте было видно зарево и дым, а грохот не прекращался - было страшно.
Когда старшая сестра сообщила, что на время уедет - я плакала.
Когда мама подарила подвеску "на память" - я плакала, потому что не готова была расставаться с семьёй, которую только нашла.
Когда стало прилетать совсем недалеко от дома, а на строительных днях в церкви приходили два-три человека - я не плакала, но везде был запах страха. Я его теперь ни с чем не спутаю: это смесь запаха солнца, горячего асфальта, пустого города и едва ощутимой гари.
Когда в переписке лучшая подруга, по совместительству одноклассница, рассказывала, куда были последние попадания - я даже думать не могла о том, чтобы плакать. Мы даже шутить как-то умудрялись…
Учебный год в школе начался на месяц позже, 1 октября. До этого весь сентябрь я бегала к подруге на соседнюю улицу делать уроки из "Електронного Щоденника", красить ногти и печь шоколадное печенье.
Линейка была в спортивном зале и длилась минут двадцать. А потом на каждом уроке нас инструктировали, как вести себя при обстреле. Особенно подробно наш физрук рассказал, где в школе несущие стены, сколько есть времени добежать до укрытия, если слышишь свист снаряда, и на какой высоте поражают осколки снарядов разного калибра.
В классе осталось 14 человек. Это было много - в других классах осталось меньше. Остальные уехали, а в школе теперь было пусто и тихо. Запах пустого города перебивал запах ещё теплой осени, а мы пытались жить, как раньше, но не получалось. У многих отцы, а у кого-то и матери пошли в ополчение.
Через 18 дней после начала учебного года впервые обстреляли посёлок, где я жила. Я приехала из музыкальной школы через минуту после обстрела - в воздухе ещё летали осколки и пепел, остановка трамвая изрешечена осколками, а через дом от моего горела газовая труба. Домой забегала с криком, что соседи горят. При обстреле погибло, кажется, два или три человека.
Следующие четыре дня я не выходила из дома, при каждом громком выстреле ложилась на пол и закрывала голову руками. Было постоянное ощущение, что если выйду из дома - не выживу. Следующие полтора месяца помню город только серым. В школу я ходила раз или два в неделю, в музыкалку не ходила вообще. Ходила на домашки и в церковь, но практически не выходила из дома
одна.
Из того времени помню, как при очередном грохоте на чье-то "Господи, что же это такое" шестилетняя Лия сказала: "Вы что не знаете? Это же взрывная волна!". У меня до сих пор от этого мурашки.
Третьего декабря 2014 года я ночевала с тётей в квартире в центре города. В 22:43 позвонил брат и сказал, что домой прилетело. Мы собрались за пять минут, вызвали такси и приехали домой. Женщины плакали, мужчины разбирали завал и заколачивали дверь в кухню, которой больше почти не было.
Удивительно, что не пострадала электроэнергия - можно было в единственной полностью уцелевшей комнате включить обогреватель, хотя до утра ещё сохранялось тепло. Газовый котел и система водоснабжения требовали долгого восстановления.
Около недели разбирали завалы, пока над головой летала артиллерия. Я оставалась жить в центре, а дома были бабушка с дедушкой и мама. Я не представляю, как они могли там столько времени жить, потому что уже через пару недель я не могла войти в дом. Сейчас пишу это, а подсознание воспроизводит этот страшный запах смеси еды и отходов человеческой жизнедеятельности (проще говоря, туалета не было, а нужда была). В январе стены дома промёрзли, и предыдущий запах и сырость ещё очень долго не выветривались.
Теперь до школы нужно было ехать полтора часа. Сначала на троллейбусе, а потом на стареньком трамвае. Каждый раз на промежутке "ул. Орская - Красный городок" сердце будто останавливалось от страха: путь пролегал через посадку, в который было бесчисленное количество прилётов.В школе первые дни все спрашивали, как дома, а я просто не понимала, что нужно говорить. У меня разбомбили дом, а я практически не была потрясена этим.
Каждый день мы читали сводки. Было столько обстрелов и погибших! Каждый раз просто надеялись не увидеть знакомый адрес. На новогоднем концерте в ЦЕВе в последний раз пел едва собранный заново ансамбль "Жасмин" - потом мы собрались только где-то через год, правда, уже в совсем скромном составе просто выпить чаю.
А на Новый Год все просто желали друг другу мира. А ничего больше и не надо было! Только бы войны больше не было…
За несколько дней до Крещения грохотало без остановки. В школу ходить было страшно, я оставалась дома. 18 февраля 2015 я тоже запомнила на всю жизнь. Это было воскресенье и я ехала в церковь - в этот день должен был состояться мой первый урок в качестве учителя в воскресной школе. Грохотало страшно, срабатывали сигнализации, но я всё равно решила ехать.
Тётя проводила меня до трамвая, на остановке скопились люди, но его долго не было. Начало ложиться (или вылетать) очень близко, все спустились в переход… На этом я решила, что лучше вернусь домой. Мы зашли в супермаркет, и пока скуплялись, отключили свет. Мы ждали обстрела, но обошлось. Домой возвращались перебежками, интернет дали только на следующий день.
Вечером позвонила классный руководитель. Обычно оптимистичная Елена Анатольевна мрачно сказала, что всё плохо, в школу не идём. Всё это жуткое время наша учитель старалась улыбаться и успокаивать нас, а теперь сдалась и она. И это означало, что всё действительно очень плохо.
Дальше было жутко. Обстреливали всё подряд, гибли мирные жители и сводки становились всё длиннее. Помню, когда обстреляли Семашко (микрорайон, где находится моя школа), были фото последствий. На снегу лежал погибший парень, очень похожий на моего брата… Это оказался не мой брат, но все равно это был чей-то сын!
Тогда же интернет обошло видео с моим стихотворением "Я - не Шарли". Это единственное из моих произведений, хоть как-то затрагивающее политику. Видео за один день набрало 8 тысяч просмотров. Потом прилетали претензии и наставления от знакомых, но до сих пор мне за него не стыдно. Можете смотреть, кому интересно.
Шёл восьмой месяц ада. Такое невозможно забыть, отголоски навсегда внутри: я до сих пор пугаюсь резких громких звуков, гула самолётов и всё ещё неплохо отличаю "от нас" это или "к нам". Через месяц четыре девочки будут петь на сцене: "Хоть та земля теплей, а родина милей! Милей - запомни, журавленок, это слово." А месяц назад эти девочки голыми руками собирали вылетевшие от взрывной волны стёкла в нашем ЦЕВе.
Выпускные экзамены мы сдавали под звуки кононады. Каждый раз прятались под парты, нам говорили: "Спокойно, это от нас", - и мы продолжали писать. Помню, как папа потом провожал меня домой, я улыбалась, чтобы не показать страх, а сама тряслась, как осиновый лист. В тот день я трижды была на волосок от смерти, находясь совсем рядом с зоной обстрела.
Это продолжается восемь лет, почти девять, если быть точнее. Да, по центру Донецка такого ада не было с 2017, но когда говорят, мол, ну на окраинах же… Ну да, вас же лично это не касается! Как будто на окраинах нет людей, нет домов или они просто не в счёт. В 2019 я две с половиной недели слушала обстрелы Старомихойловки, пока лежала в больнице на Абакумова. Нельзя говорить, что стало лучше/спокойнее/ безопаснее, пока рядом всё ещё гибнут люди!
Я абсолютно аполитична. Мне всё равно, кто виноват - есть факт убийства. Мне всё равно, кто стреляет - главное, куда. Я принципиально не собираюсь во всё это лезть - идёт информационная война, ложь и смерть.
Кто-то пишет, что уехавшие в эвакуацию - трусы, но вот что я вам скажу:
- в 14 лет я научилась отличать прилёты от вылетов;
- в 14 лет я знала, что в посадках и высокой траве могут быть минные растяжки;
- в 14 лет я научилась различать снаряды РСЗО;
- в 14 лет я узнала, какие стены в
помещении несущие;
- в 14 лет мне сказали, что мои военные стихи - провокация против самой себя;
- в 14 лет я узнала, что поговорка "Мой дом - моя крепость" больше не работает.
Я не готова ещё раз пережить свои 14 лет!
Я не представляю, сколько можно скопить в себе ненависти, чтобы лишить другого жизни, которую дал ему не ты.
Пусть этот ад закончатся. Я не хочу, чтобы кто-то пережил хоть раз то, что пережила я. Но только оказавшись в чужой шкуре можно понять, как это чувствуется в реальности.
Закончите войну!
Я так хочу домой…
На фото то, как видит Донецк нейросеть.
#беженцы #война_на_Донбассе #Донецк
