По длительности знакомства и поддержания добрых отношений с великой Ахматовой всех ее мужей и поклонников победил русский художник, ставший гражданином мира, Борис Анреп. Имя этого человека иногда всплывает на страницах мемуарной прозы в контексте окружения Анны Андреевны, но, право, своим талантом и яркой жизнью он заслужил признания на родине, как самостоятельная и творческая личность.
Истоки
Старинный род Анрепов вел начало от эстонских пиратов, наводивших в далекие средние века ужас на мореплавателей Балтики, поэтому в роду Анрепов мужчины были все, как в той песне - "красивые и здоровенные". Кто-то из эстов-Анрепов оказался в начале ХVIII века в России, начав служение Царю и Отечеству, а последющие представители рода это служение продолжали и укрепляли, выбирая для карьеры два основных пути - службу на флоте и научную деятельность.
Род Анрепов был весьма и весьма состоятельный. По семейной легенде еще Екатерина II, выдав свою внебрачную дочь за одного молодца из Анрепов, пожаловала семье имение в Самарской губернии, которым те владели вплоть до октябрьского переворота, при этом также имея свои дома в Петербурге, большую усадьбу в Ярославской губернии, на Волге.
Отец Бориса, Василий Константинович Анреп, был большим ученым. Доктор Санкт-Петербургской военно-медицинской академии, он основал первую женскую больницу и Институт Пастера, которым и руководил многие годы. Увлекался политикой, был членом Третьей Государственной думы.
При этом был неисправимым картежником, гурманом и весельчаком, любил детей, но не утруждал себя активным участием в их воспитании и обучении. Для этого были бонны и учителя из Европы.
Борис, поначалу выбрав карьеру юриста, учился в Императорском училище правоведения, где, как известно, царил дух "мужской любви", который окутал многих известных выпускников этого учебного заведения. Но Анрепу с юных лет нравились девушки и только девушки.
Влюбленности захлестывали молодого человека, а папенька Василий, сурово топорща усы, принял решение о "языковой учебной командировке" сына в Англию, дабы юный гимназист Боря не сделал ребеночка не менее юной гимназистке Дине.
На туманном Альбионе Борис быстро разобрался в ситуации - подданные королевы только с виду чопорные и неприступные. А в плане любовных игр еще дадут фору соотечественницам.
Правовед становится художником
После окончания училища и положенной дворянину службы в лейб-гвардии Драгунском полку, Борис задумывается о построении карьеры, продолжает юридическое образование в университете, но чувствует, что гораздо более ювенальной юстиции его привлекают византийские мозаики, да и вообще искусство, которое неожиданно ворвалось в его жизнь.
Этому порыву способствовало знакомство и последующая дружба с сокурсником по училищу. поэтом Николаем Недоброво и молодым художником Дмитрием Стеллецким, у которого Борис стал брать уроки живописи. Удивительно, но впервые в Эрмитаже Анреп побывал лишь в двадцать два года, а через несколько лет они со Стеллецким отправились в путешествие по Европе, где дамы просто сходили с ума от этого высокого, круглолицего и такого сексуального русского. А любовные победы Бориса фон Анрепа сделались легендой в кругу парижских и лондонских друзей гуляки-парня, художника и поэта, ставшего душой компаний творческих европейцев.
Состоящий в кругу близких приятелей Анрепа писатель Олдос Хаксли (автор романов "Остров" и "О, дивный новый мир") иначе как "возмутительным бабником" Бориса и не называл, восхищаясь и завидуя его блистательному мастерству покорения дамских сердец.
Высокий блондин в черном ботинке
Изучение мозаичного искусства не осталось теорией, а перешло в практическую плоскость. Мозаики Анрепа были приняты благожелательно, что подтвердили и первые солидные заказы. Одним из таких был заказ на оформление Вестминстерского католического собора, мозаики которого стали своеобразной визитной карточкой художника. А работы по мозаичному убранству купола, стен и полов собора продолжались практически всю долгую и насыщенную жизнь мастера.
Надо сказать, что деньги не были самоцелью Бориса, хотя красивую жизнь он ценил и любил, но работа была важнее. Те же мозаики Вестминстерского собора выполнялись им чуть ли не "по себестоимости", но делали имя художнику.
Зато заказы богатых меценатов и поклонников (а зачастую, поклонниц) его творчества окупали все. Благодаря щедрой финансовой поддержке разбирающихся в искусстве людей, Анреп мог и семью содержать, и себя побаловать. Одной из таких покупок "для себя, любимого" стало приобретение роскошных кожаных ботинок с мощным тупым носом и надежной подошвой для многочасового хождения по каменоломням, где подбирался нужный материал для работы.
Что касается семьи, то здесь траты возрастали многократно. Поскольку и дети, и жены требовали внимания и расходов. Причем, с самого начала семейной жизни, она у Бориса Васильевича пошла по пути необычному для европейца, поскольку у него в доме почти всегда проживали две (!) дамы, находящиеся на положении жены.
Дамы со временем менялись, появлялись новые персоналии, но принцип оставался прежним, когда одна дама является супругой официальной, а другая имеет формальный статус секретаря или помощника по работе, но пользуется всеми правами жены, безусловно, выполняя и супружеские обязанности.
При такой насыщенной Борис Анреп никогда не отказывался от новых встреч и знакомств с леди, фрау и прочими мадемуазелями. Поэтому когда на пути мозаичного Дон-Жуана встретится "блудница и монахиня" (по бессмертному ждановскому определению) Анна Ахматова, исход встречи предсказать было нетрудно.
Война. Россия. Ахматова
При некоторой богемности европейской жизни, Борис Анреп оставался русским человеком, дворянином, для которого честь была превыше всего. Поэтому в первые же дни после объявления войны с Германией и Австро-Венгрией, он примчался в Россию для последующей отправки на фронт.
Но сначала было Царское Село, где в доме у старого приятеля Недоброво он знакомится с Анной Ахматовой, которую хозяин дома ставил выше всех поэтов того времени. Любовь А и Б была яркой и продуктивной. В смысле появления новых великолепных стихов Ахматовой и поэмы от Анрепа. Служба вестовым офицером принесла Борису боевые награды и уважение командиров, а отпуска использовались по назначению - для встреч с милой Анной.
За три года с 1914 до 1917 года роман раскрутился до высоких чувств, впрочем Борис с первого взгляда испытывал благоговение, Анне же потребовались несколько встреч, зато потом она осыпала возлюбленного прекрасными стихами, написав ему и единственный (!) свой акростих, где первые буквы строк по вертикали складывались в имя ставшего дорогим ей человека.
Бывало, я с утра молчу
О том, что сон мне пел.
Румяной розе и лучу
И мне – один удел.
С покатых гор ползут снега,
А я белей, чем снег,
Но сладко снятся берега
Разливных мутных рек.
Еловой рощи свежий шум
Покойнее рассветных дум.
5 марта 1916
Посмотрел сейчас на дату написания. Мистика! Ровно за 50 лет до своего ухода из жизни написана Анной Андреевной эта "Песенка" (таково авторское название стихотворения). Причем эту песенку расшифровал Борис Васильевич не сразу, а уже ближе к концу своей жизни, когда собирал и перебирал все ахматовские посвящения ему (а их более тридцати), готовя эссе воспоминаний "О черном кольце".
Кроме эссе, свои чувства к Анне Андреевне художник отображал в мозаиках. В разных храмах Европы есть лики, черты которых не спутать ни с чем. Ахматовские черты лица, ахматовский взгляд, улыбка.
О черном кольце
Анреп рассказывает, что бабушка Ахматовой завещала внучке "перстень черный" - золотое кольцо, покрытое черной эмалью, с золотыми ободками и маленьким бриллиантом в центре.
А.А. всегда носила это кольцо и приписывала ему таинственную силу.
Когда в 1916 году Борис приехал в очередной отпуск, то был приглашен в царскосельский дом к своему другу Николаю Недоброво на прослушивание его трагедии "Юдифь". Ахматова уже была там.
Анреп подсел к ней на диванчик. Улучив момент, Анна Андреевна подожила в руку Анрепа то самое черное кольцо.
"Возьмите, - прошептала А.А. - Вам"
Через год в дни февральской революции, Анреп вновь оказался в Петрограде перед отъездом по делам службы в Англию. Чтобы попасть на квартиру, где тогда жила Ахматова, ему пришлось обойти кордоны и баррикады (офицеров в форме в те дни не жаловали), перейти по льду Неву, и... оказаться в объятиях любимой "донны" Анны.
Он расстегнул рубашку, показав ей то самое черное кольцо, висевшее на цепочке, как оберег.
А.А. тронула кольцо. "Это хорошо. Оно вас спасет."
Той встрече А.А. посвятила свой шедевр "Как площади эти обширны"...
Как площади эти обширны,
Как гулки и круты мосты!
Тяжелый, беззвездный и мирный
Над нами покров темноты.
И мы, словно смертные люди,
По свежему снегу идем.
Не чудо ль, что нынче пробудем
Мы час предразлучный вдвоем?
Безвольно слабеют колени,
И кажется, нечем дышать…
Ты — солнце моих песнопений,
Ты — жизни моей благодать.
Вот черные зданья качнутся,
И на землю я упаду,
Теперь мне не страшно очнуться
В моем деревенском саду.
1917 г.
Борис уехал в Англию. Потом было окончание войны. Большевики и голод в России. Он послал ей две посылки с продуктами, получив весточку с благодарностью.
Дорогой Борис Васильевич, спасибо, что меня кормите.
Позже, через Гумилева, собирающегося из Лондона в Россию, Анреп передаст для Анны шелковый материал на платье и большую монету Александра Македонского.
Черное кольцо же хранилось в ящичке из красного дерева вместе с боевыми орденами и другими дорогими для Анрепа вещицами. Во время Второй мировой войны ему пришлось срочно покинуть квартиру в Лондоне, - ночная бомбардировка велась совсем рядом и разрушила часть дома. Наутро, вернувшись в квартиру, Борис нашел вскрытый мародерами ящичек, который был пуст. Больше всего он переживал об утрате кольца....
Шли годы. В 1965 году Ахматову чествовали в Оксфорде. Анреп, как он признается, переживал, что не сохранил кольцо, и не решился пойти на церемонию. Но судьбе все равно суждено было, чтобы два этих человека встретились. После Лондона в ахматовском турне был Париж, а Борис Васильевич как раз приехал туда за своими мозаиками.
В итоге встреча через 48 лет (!) состоялась, получившись взволнованной, грустной и немного официальной. Анрепа все время тревожила мысль, что А.А. спросит о кольце, которое он не уберег. Не спросила.
5 марта 1966 года А.А. скончалась в Москве. Мне бесконечно грустно и стыдно.
Так заканчивается эссе. Так закончилась "песенка" любви двух больших личностей, но, к счастью, эта "песенка" все же была. Да и стихи-посвящения друг другу тоже остались и живут.
Мозаика жизни художника
Борис Анреп, окончательно покинув Россию в 1917, прожил всю жизнь в Европе. Жил и работал свои чудесные мозаики в разных городах и странах. Из каждой поездки он привозил новую любовницу или воспоминания о новых встречах с милыми дамами, которые продолжали любить этого большого веселого русского, для которого секс был жизненной необходимостью.
Его женщины не переставали любить своего Бориса, даже если уходили от него. Или он оставлял их. Удивительно, но дамы Анрепа и между собой сохраняли теплые отношения. Так первая жена Бориса Юния Хитрово прекрасно ладила с Хелен Мейтленд, матерью детей Анрепа - Анастасией и Игорем.
А черкесская княжна Мария Волкова, имевшая статус второй жены при Хелен, после ухода той находила общий язык с привезенной им с Америки Джинн Рейнал, дочерью богача-аристократа.
Не буду утомлять читателя перебором многочисленных подружек Бориса Васильевича, скажу только что и в 50, и 60, и в 70 художник Анреп выкладывал такую "мозаику" любви из женских губ, глаз, ножек, сисечек и сердечек, что головы кружились даже у его друзей и приятелей.
Один лишь пример - в свои 58 лет Анреп отбил эффектную любовницу Мод Рассел у Яна Флеминга, автора Бондиады. "Папаше" Агента 007 оставалось лишь тихо покуривать в сторонке.
Сам же Анреп чуть "угомонился" лишь к 75 годам, сконцентрировав свое внимание на одной (а не на нескольких) даме сердца - той самой Мод, которая более чем на четверть века (с 1941 по 1969), до последних дней Бориса Анрепа стала его музой, другом и партнером.
Вишенка на торте
Как отец двоих детей, Борис Анреп следовал традиции своего отца Василия Константиновича - минимально принимать участие в воспитательных делах и заботах, при этом обеспечивая главное - достаток в семье и качественное образование детей.
Так вот, ежегодно с малых лет своих детей, Анреп выделял им по 50 фунтов на учебу. Когда же Игорю исполнилось восемнадцать, сумма удвоилась. Еще 50 фунтов выдавались... на содержание любовниц!
Всем отцам - принять к сведению...