Подруга есть одна. Был у нее муж, за которого она и замуж-то без особого желания выходила. Она даже на собственной свадьбе, во дворце бракосочетаний, стояла со мной в комнате для невест (я была подружкой невесты) и тоскливо спрашивала, нафига она вот это делает. Я тогда думала, она, ну, типа кокетничает — вот мол как сильно я ему нужна, что он меня в этот дурацкий дворец бракосочетаний приволок, хотя мне-то он особо не нужен.
А потом, как только вышла замуж, она очень быстро начала мечтать с ним развестись. Бесил он ее не по-детски. По ее рассказам, она даже домой с работы не хотела возвращаться, потому что ее просто воротило от него.
Я ее не понимала. Муж у нее был очень красивый. Огромные ярко-синие глаза, волосы цвета шоколада, губы пухлые, нос прямой и благородный. И еще он был очень высокий — 196 см. И характер у него был мягкий. Он все пытался ее к себе прижать, сюсюкал там что-то, ласково ее называл.
А она все время кривилась как от зубной боли, от этих сюсюканий и обнимашек.
И я все время думала, что она придуривается, что ли. Или просто такая неблагодарная девка. Муж вон какой симпатяга. Он мне очень тогда нравился. До такой степени, что я несколько раз пыталась к нему подкатить. Он вроде поулыбался мне, но и все на этом.
Даже странно было. И немного завидно. Или не немного — потому что однажды я подруге об этом рассказала — ну, что пыталась флиртовать с ее мужем. Хотелось ее позлить, что ли. Фиг там разберет, что у нас, у заклятых подружек на душе порой творится...
А она мне, знаете, что заявила?
— Ты, — говорит, — давай! Не теряйся! Пробуй еще! Может, он в тебя влюбится и уже отлипнет от меня! Боже, как же он достал!
— Ну а чего ты с ним не разведешься? — мне и правда было непонятно, зачем так себя мучить. Ни себе, как говорится, ни людям.
А она мне говорит:
— Да я пыталась! Пыталась его выгнать через два года после свадьбы! А он загремел в больницу с сердечным приступом! И это в 27 лет! И... ну, короче, страшно мне грех на душу брать! Теперь вот хожу домой с работы уже третий год и уговариваю себя всю дорогу, что, мол, ну ладно, ну стерпится-слюбится, ну он же меня так любит...
***
В общем, не получилось у нее себя уговорить. Достал он ее так, что она наплевала на все страхи и жалость и выставила его из квартиры через пять лет после свадьбы. Еще и не сразу получилось выгнать, говорит, прямо скандалить пришлось.
Это мы с ней в выходные болтали, и я что-то вспомнила ее муженька, спрашиваю:
— Не жалеешь что развелась? Ведь после этого и замуж второй раз так и не вышла, и детей нет. И двадцать лет уже прошло, считай.
А она мне:
— Не поверишь! Ни дня, ни минуты, секунды не пожалела! До сих пор как вспоминаю его сюсю-мусю, аж трясет от отвращения. Единственное, иногда думаю, что я, наверное, та еще стервозина — выставила мужика на мороз. А потом вспоминаю, как он него тошнило и думаю: ой, ну и пофиг, лучше стервой быть, чем такое отвращение терпеть.
Мне стало интересно:
— Ты можешь объяснить, чем он тебя так бесил? Ну не может быть, что сюсюсканья настолько выводили из себя! С другими-то мужиками ведь не так — там порой мечтаешь, чтобы он тебе что-то такое сказал ласковое и детское!
— С другими, — говорит, — да. А с этим... — она задумалась.
Ее рассказ.
Ну вот, например, приходишь с работы домой, а он сидит и в тетрис свой дурацкий режется. А ты с утра уходила — и он точно так же сидел с этим тетрисом в обмнимку. И вряд ли даже пописать сходил! И вот так постоянно: если не скажешь, что надо по дому сделать — убрать, продукты купить, посуду помыть — так и будет сидеть, корни пускать!
Или эта его работа сутки через трое в "Горсвете"... Молодой здоровый, сильный мужик, да и на работе он не убивался за эти сутки — вечером проедет, проверит, работают ли фонари и нет ли где аварии, и спокойно ложится спать. И даже если была авария — его задание было не ликвидировать аварию, а записать в тетрадчку адрес подстанции и улицу, по которой замечены неработающие фонари.
И я ему как-то сказала, что мол, неплохо бы подработку поискать, покалымить где-нибудь. Ведь на кобре работает, со своим водителем. Машина всем нужная, деньги платят неплохие за аренду спецтехники, да еще и вместе со спецами.
Ведь вроде как семью завел, женился. Ну должен как-то шевелиться!
И я даже, чтобы не ранить его чувства, про размер его зарплаты ничего не сказала. А он мне заявил, что вот если к нему подойду-у-ут, да хорошенько попро-о-осят — ну тогда, так и быть, он сгоняет с водителем куда-нибудь свою рабочую кобру. Но искать калым самому, ходить, напрашиваться — фу, мол, как унизительно!
Или вот про доллары. Я его каждый день просила покупать доллары, ну, сколько есть. Сколько я с работы денег принесла. Пусть 42 доллара, пусть 17. В общем, только чтобы в тенге деньги не валялись. Я бы и сама сходила, но ты же помнишь, как мы на работе зашивались (до того, как я поступила в архитектурный, мы с ней работали вместе в парикмахерской, и иногда, и в самом деле, столько работы наваливалось, что просто невозможно было выйти пообедать, а не то что бегать искать обменник).
Ну и вот. Я его прошу, а он мне: чо, мол, я, как дурак, буду бегать мелочевку по обменникам искать. Можно же накопить и сразу купить стодолларовую бумажку!
А накопить не удавалось! Потому что он вечно тратил деньги на какую-нибудь херню! Особенно обожал покупать кассеты и потом диски, и нянчился с ними, как идиот.
Что-то там переписывал, переписывал — с кассеты на кассету, с диска на диск. Просто так. Удовольствие ему доставляло этой херней заниматься. А одна хорошая кассета стоила семь, между прочим, долларов. А другие он и не признавал. И тратил он на них мои, между прочим, деньги. Потому что его копеечной зарплаты не хватало даже жратвы на месяц купить, не то что развлекаться! А у нас потом этих кассет было больше тысячи штук. А уж диски, я вообще не помню, в каком количестве вынесла после развода на помойку.
А однажды, когда у меня случайно не было денег и я взяла его деньги купить себе, пардон, белье, он мне закатил истерику, что, мол "какие-то трусы стоят аж двадцать долларов!!!"
А еще мы никуда с ним не ходили и не ездили, только если я не организовывала досуг. Он меня даже в кино ни разу не позвал. Или в бассейн, хотя знает, что я плавать люблю, блин, больше чем дышать! И всегда мы куда-то ездили, только если я выбирала маршрут, все подготавливала, закупала, планировала и везла нас. Ты же помнишь, я машину купила раньше всех.
А вот еще машина! Он не то что купить свою машину не смог — он даже не соизволил научиться водить мою! Да блин, он на кобре с водителем сколько лет проездил — и даже не подумал научиться водить служебный ГАЗ.
И чем дальше я ее слушала, тем больше у меня рос вопрос:
— Так, стоп! Ты же говорила, он тебя сильно любил?
— Ну да. Ты же помнишь, как он вечно ко мне лип: "Сюсюсю, мысенька, девотька моя шладенькая!" — Тьфу блин!
— Эм-м-м, ну хорошо. Сюсюкал и лип. А еще что? Ну, в смысле, как еще любовь проявлял?
— Ну, типа... Ну понимаешь, готов был как пионер всегда. А я прямо не могла с ним ничего. Противно было.
— А еще?
— Что?!
— Ну еще он как-то тебе показывал, что любит тебя?
— Ну ты, блин, достала! Ну... А! В душ меня таскал по утрам, потому что я проснуться не могла без этого — так сильно уставала на работе, что тупо не успевала выспаться за восемь часов сна.
— Каждый день таскал?
— Да нет. Несколько раз...
Я посмотрела на подругу и спросила:
— Ты же понимаешь, к ему я клоню?
Подруга, явно раздосадованная, все же нашла в себе смелость ответить:
— Понимаю, чо... Он меня не так уж сильно любил, выходит...
Я помолчала, но потом все же решилась додавить:
— То есть, — говорю, — он почти не работал, очень мало зарабатывал, жил в твоей квартире, ты его кормила и одевала, хобби он себе завел на твои деньги, нифига не делал по дому. На твои просьбы и предложения находил идиотские откорячки. Пожалел даже совсем небольшие деньги тебе на белье. Развлечения тоже все свесил на тебя. Как и перевозки. И очень дешево покупал все эти плюшки — за свои сюси-пуси. Так?
— Так...
— Вот-вот! Потому и пердечный сриступ свой схлопотал — испугался столько халявы потерять разом. Знаешь, неудивительно, что тебя от него трясло. Ты, может, и не осознавала этого всего, но в глубине души понимала, что эти сюсюканья и липкие обнимашки — дешевка, пустышка, фальшивая валюта. А на самом деле, тебя, получается, пять лет юзали в хвост и в гриву, никак не отплатив добром за добро.
— Шесть, — буркнула подруга.
— Чего? — не поняла я.
— Шесть лет, говорю. Он же еще год до свадьбы со мной жил. И замуж позвал, когда я впервые позволила ему в мой кошелек залезть. Да что позволила — сама попросила залезть ко мне в кошелек, идиотина! А он увидел там деньги и сразу, тут же, в прихожей, напротив распахнутой двери сортира замуж меня, б**ть, позвал. Романтик, блин... Фу-у-у! Только сейчас дошло... Фу блин, как погано! — она прямо побледнела от ярости.
Я аж немного (немного ли?) испугалась. Нифига себе, думаю, что-то я жестковато с ней. Помягче надо было, что ли...
А подруга посмотрела мне в глаза, глубоко так вдохнула, протяжно выдохнула и в очередной раз удивила (прямо как тогда, с попыткой сбагрить мне своего муженька):
— Спасибо! — говорит. — А то я все эти двадцать лет себя поругивала, что я, бессердечная стервозная баба, неспособная любить, бедного любящего мужика выставила на улицу незаслуженно... Зато теперь прямо отпустило.
И меня тоже отпустило, так-то... А то вот так ляпнешь что-нибудь вечно со своей неуемной тягой к правде и полной ясности... А еще я вдруг поняла, что ее муженек вовсе не такой красавчик, каким мне казался. От такого и меня бы трясти начало.
Еще почитать:
Как я была бизнесменшей
Марксистка Ира VS буржуй-шеф
Из алкоголиков в полковники. Немного про женское самоуважение
Может ли эгоцентрик измениться?