- Ты куды это поперся ни свет ни заря?
- Куда надо, туда и попёрся...
Баба Клава уперла руки в оплывшие к старости бока. Глаза её сощурились до тоненьких щёлочек, отчего дед понял, что сейчас будет скандал...
- Ды ладно, чё ты,– он поспешно попытался загасить пыл супружницы,– в сарае разобрать сёдня хочу. Хлама скопилось, лопату поставить негде.
- Ой, держите меня семеро, какой он у нас хозяйственный! Начал же яму под туалет копать. Вот и иди, копай! Семидельничек какой! Везде ему надо! Только нигде не доделано!
- Доделаю...
- Так иди, ..., делай!
- Завтра копать буду. А чё сама то? Ходишь, за мной надзираешь, вона, щи вари иди!
- У тебя не спросила...
Дальше дед Лёша грызться с Клавкой не посчитал нужным. В сарае его ждала долгожданная заначка в виде изумрудной бутылки с замызганной этикеткой «Дюшес», полная до краёв знаменитым Тонькиным самогоном, жившей по соседству. Производством пойла та занималась почитай уж лет тридцать, с того самого времени, как пошла на заслуженную пенсию, и с тех самых пор стала врагом для баб большей половины деревни...
Дедок оглянулся назад. Бабка ушла в летнюю кухню. Довольно хмыкнул и двинулся к цели.
В сараюшке, как и во всех таких местах, стоял смешанный запах. Здесь пахло пылью, едким скипидарным запахом от новеньких струганных досок для будущего туалета, припрятанных на зиму у стенки, чтоб не повело, керосином и чем-то ещё...
Нежные, золотистые солнечные лучи пробирались сквозь щели и небольшие дырки в досках в темноту сарайки, освещая клубы пыли, курсирующие хаотично сверху вниз и обратно...
- Тээкс,- потел крепкие ещё, мозолистые, широкие ладони,– приступим... Глотнул из горлышка, счастливо крякнул и сунул своё сокровище обратно, в коробку с разномастным хламом, тем что из серии и выкинуть жалко и подарить некому. Решил начать с другой коробки. Та, что побольше, из под старого телевизора «Горизонт», подаренного лет десять назад старенькой бабке Нюре... Вот ведь, телевизора нету давно, а коробка вот она, пригодилась. Подхватил ёё под донышко и вынес на улицу, на свет Божий... За дедом благостно развалившись в тени старой вишни наблюдал огромный рыжий кот Василий, гроза всех котов в округе...
«Во, Васёк, гляди чё есть»,– дед достал из коробки утюг. Старый, давным-давно не работающий. Потом постоял, глянул на усыпанное крупными, ослепительно белеющими, пышными облаками небо, сунул в рот папиросу, подумал и положил утюг обратно. Достал оттуда кусок старого шланга, алюминиевую чашку с погнутым донцем, чугунок, серый от времени, кулёк с мелкими деталями от машины, ещё какой-то туго перевязанный пакет, пыльную детскую розовую леечку, горшок и прыгалку... На самом дне лежал зелёный эмалированный бидон с такой же зелёной, оббитой по стенкам крышкой. Когда-то, лет так сорок тому назад, дед ходил с этим бидоном за керосином. Почесал затылок. Вспомнил... Идут они с сыном, Сашкой. Тот малец ещё совсем. Прямо увидел его крохотную ручку с тоненькими детскими пальчиками в своей... Вздохнул. Положил бидон обратно.
Незаметно сзади к нему подкралась Клава.
- Ну?
- Чё ну?
- И долго ты тута перебирать собираешься, дурень старый.
- Шла б ты, а... По своим делам...
- Ды вот ещё. Сейчас навыкидываешь всё нужное, где потом возьмёшь.
- Чё возьмёшь то?
- Ну вот, к примеру, в энтом пакете мои газеты за три года, помнишь выписывали.
- И зачем они тебе?
- Ты дурак что ли? Там рецепты от всех болезней! Вон, у тебя ноги болели, кто тебе настойки делал?
- Ну ты...
- А рецептик то откедова?,– она подалась вперёд в сторону мужа,- воот! Вдруг резко выпрямившись принюхалась.
- А ну дыхни!
- Чё эт я дЫхать тебе должен!
- Ну ка! Пил?! Гад, а! А я то думаю, чё эт он опять к сараям подался!
- Ты чё, не пил я! Кто пил то! Возмущённо вскрикнул дед Лёха, вечно выдумываешь!
- Ну не гад ли?
- Ды чё ты...
- Вон, лучше энти детали выкинь.
- Вот ещё... Может пригодятся когда...
- От машины?
- И чё...
- У тебя и машины то в жизни не бывало. На что они тебе...
- Не твоего ума дело... Саньке мож надо будет.
- Ага... Нужны они ему, как собаке пятая нога...
Но дедок уже укладывал пакет обратно. Баба Клава подошла поближе, схватила свои газетки и тоже водрузила на место.
- Ну,ну... Давай, как же, мышам на радость...
- Не сожрали же!
- А ты ещё домой их отнеси! Пусть лежат, сыростью подванивают...
- Надо будет и отнесу!
- А вон энти горшки на что тебе? Леечки, верёвычки! Младшей внучке уж пятнадцать! А санки?! Висят на стене, кому?
- А вот правнуки пойдут, узнаешь! Попробуй только выкинь!
- Тебе то энтот шланг зачем?
- Надо. Мож к чему...
- К чему,– передразнила его старушка,– хозяян ты наш... Ремонтировщик!
Дед махнул рукой и двинулся за следующей коробкой.
Вытащил коробок поменьше. Открыл. Достал неизвестно сколько пролежавшую там игрушку. Маленькую деревянную лошадку, раскрашенную в когда-то яркие красные, синие и зелёные, теперь уже давно потускневшие, цвета.
Глаза его старухи наполнились слезами...
- Это же... Валина... Помнишь...
Алексей кивнул: « Помню, как же, дочкина»...
Клава утёрла слёзы.
Дед опустил голову.
- Даа... Дочки уж двадцать лет как нету с нами... А она,- он мотнул головой в сторону игрушки,– тут... Лежит себе...
Клава присела на пенёк в тени, неподалёку от сарая, прижимая к груди лошадку и вытирая горькую набежавшую слезу. К ней подошел дед. Неуклюже обнял сзади за плечи.
- Ну... Будя тебе... Сколько лет уж... Чего... Надо терпеть...
- Попробуй только выбросить... Память...
- Ды я то чё...
Он смущённо удалился в сарай и только там вытер глаза и высморкался...
Постоял немного. Достал чекушку. Отхлебнул.
Бабка всё ещё задумчиво смотрела невидящими глазами вдаль, углубившись в воспоминания, когда он вышел, протянув ей пачку старых виниловых пластинок. С обложек радостно сияя улыбками на стариков смотрели лица былых звёзд эстрады. Перебрал, аккуратно складывая в стопку хиты Муслима Магомаева, Людмилы Зыкиной, сборник эстрады
80-х, детские сказки «Кот в Сапогах», «Дюймовочка»...
Глянь ка чего,- он протянул Клаве пластинку Валентины Толкуновой.
- Ох ты... Я так её люблю... Послушать бы сейчас...
Она вздохнула, тяжело поднялась.
- Пойду. Цветы ещё полить...
Дед снова удалился в сарай. Там, в самой глубине, на тумбочке, давным-давно громоздился вышедший из моды старый приёмник с проигрывателем сверху. Не долго раздумывая, он схватил его, перетащил поближе к дощатой баньке, где внутри, на глиняной штукатурке была закреплена облезлая от времени, но работающая розетка. Пододвинул стул. Поставил на него радио. Открыл крышку проигрывателя, на которой красовалась переводная картинка с какой-то красавицей. Смахнул пыль... Включил в розетку.
- Надо же... Работает.
Через минуту по улице, напитанной ароматами лета, разнеслась душевная песня...
Нет без тревог ни сна, ни дня.
Где-то жалейка плачет.
Ты за любовь прости меня,
Я не могу иначе...
Дед Лёша, с довольной улыбкой присел на лавочку. Клава, услышав любимый напев, встрепенулась, бросила шланг и посеменила к деду и музыке навстречу...
Села рядышком.
Ты заболеешь - я приду,
Боль разведу руками.
Все я сумею, все смогу, -
Сердце мое не камень.
Любопытная соседушка, Танька, услышав пение Толкуновой и подпевающих ей двух стариков прильнула к забору: « Ты глянь...Чё делается...Чё эт они... Поють»...
А за забором, разлетаясь по всей округе звучала музыка их светлых душ...
Делюсь другими моими рассказами -
Всех моих дорогих подписчиков обнимаю! Спасибо за ваше неравнодушие к моему творчеству! Всех, кто не подписался - присоединяйтесь!!!