В сентябре 1833 года в Оренбург, «нежданный и нечаянный», приехал А. С. Пушкин для сбора материалов к роману, «коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани». Знакомство Даля с поэтом состоялось еще в Петербурге.
«Я виделся с ним всего только раза два или три; — вспоминал Даль. — это было именно в 1832 году, когда я, по окончании турецкого и польского походов, приехал в столицу и напечатал первые опыты свои. Пушкин, по обыкновению своему, засыпал меня множеством отрывчатых замечаний, которые все шли к делу, показывали глубокое чувство истины и выражали то, что, казалось, у всякого из нас на уме вертится и только что с языка не срывается. “Сказка сказкой, — говорил он, — а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, — надо бы сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке... Да нет, трудно, нельзя еще! … А не дается в руки, нет!”».
Позднее Пушкин подарил Далю рукопись «Сказки о рыбаке и золотой рыбке» с надписью:
«Твоя от твоих! Сказочнику казаку Луганскому, сказочник Александр Пушкин».
19 сентября они вдвоем отправились в Бердскую слободу.
«Пушкин рассказывал мне, чем он занят теперь, что еще намерен и надеется сделать, — вспоминал эту поездку Даль. — Он усердно убеждал меня написать роман … и повторял: “Я на вашем месте сейчас бы написал роман, сейчас; вы не поверите, как мне хочется написать роман, но нет, не могу: у меня начато их три, — начну прекрасно, а там недостает терпения, не слажу”. … Пушкин потом воспламенился в полном смысле слова, коснувшись Петра Великого, и говорил, что непременно, кроме дееписания об нем, создаст и художественное в память его произведение: “Я еще не мог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим еще к нему близко, — надо отодвинуться на два века …. Не надобно торопиться; надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься; время это исправит. Но я сделаю из этого золота что-нибудь. О, вы увидите: я еще много сделаю! Ведь даром что товарищи мои все поседели да оплешивели, а я только что перебесился; вы не знали меня в молодости, каков я был; я не так жил, как жить бы должно; бурный небосклон позади меня, как оглянусь я”».
Как отмечал исследователь С.А. Фомичев, на призыв написать роман «казак Луганский, однако, откликнулся лишь много лет спустя повестью «Павел Алексеевич Игривый», напечатанной в журнале «Отечественные записки» (1847, № 2). Повесть была высоко оценена В.Г. Белинским в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года».
В декабре 1836 года Даль по служебным делам приезжает в Петербург. П.И. Бартенев со слов Даля записал: «За несколько дней до своей кончины Пушкин пришел к Далю и, указывая на свой только что сшитый сюртук, сказал: “Эту выползину я теперь не скоро сброшу”. Выползиною называется кожа, которую меняют на себе змеи, и Пушкин хотел сказать, что этого сюртука надолго ему станет. Он действительно не снял этого сюртука, а его спороли с него 27 января 1837 года, чтобы облегчить смертельную муку от раны».
По словам П. И. Мельникова-Печерского, сюртук хранился у Даля, а затем перешел М.П. Погодину. «Я слышал от Погодина предположение его, — продолжал Мельников-Печерский. — Когда будет воздвигнут в Москве памятник Пушкину, внизу его, в приличном вместилище, положить этот сюртук как реликвию великого поэта на память грядущим поколениям русских людей».
Существуют различные версии пропажи сюртука. В январские дни 1837 года Даль, как друг и как врач, принял участие в уходе за смертельно раненным Пушкиным, оставив записки о последних часах жизни поэта:
«У него, у Пушкина, нашел я толпу в зале и в передней — страх ожидания пробегал шёпотом по бледным лицам. — Гг. Арендт и Спасский пожимали плечами. Я подошел к болящему — он подал мне руку, улыбнулся, и сказал: — «плохо, брат!» Я присел к одру смерти — и не отходил, до конца страстных суток. В первый раз Пушкин сказал мне «ты». Я отвечал ему также — и побратался с ним за сутки до смерти его, уже не для здешнего мира!».
Вернувшись в Оренбург, Даль продолжает работать над главным трудом своей жизни — «Толковым словарем живого великорусского языка». Пушкин в свое время с восторгом отзывался о работе Даля:
«Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать — у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумленными современниками и потомками!».
А начинался сбор материала для словаря «морозным вечером, в марте 1819 года, по дороге из Петербурга в Москву». Сам Даль позднее признавался:
«На этой первой поездке моей по Руси я положил бессознательно основание к своему Словарю, записывая каждое слово, которое дотоле не слышал».
Во время русско-турецкой войны Даль начал серьезно относиться к этому увлечению — записывал местные выражения, пословицы, поговорки. Е.В. Даль, дочь писателя, утверждала, что тогда он хотел передать со временем свои запасы какому-нибудь составителю словаря или Академии. По ее словам, отец пришел к такому решению после того, как верблюд, груженный его рукописями, пропадал одиннадцать суток, а затем нашелся. Груз, к счастью, оказался целым. «Рассказывая об этом, — писала она, — отец сознавался, что … он обрадовался своим рукописям, как чему-то родному, и с этой поры начал особенно дорожить ими».
В 1841 году Даль переехал в Петербург, где прожил до 1849 года. Писатель Д.В. Григорович рассказывал об их знакомстве:
«Встретил он меня без всяких особенных изъявлений, но ласково, без покровительственного оттенка. Он был высок ростом, худощав, ходил дома не иначе, как в длинном коричневом суконном халате…меня особенно поразила худоба его лица и длинного, заостренного носа, делившего на две части впалые щеки … под выгнутыми щетинистыми бровями светились небольшие, быстрые, проницательные глаза стального отлива. Наружность его, — я скоро в этом убедился, — отвечала его характеру, несколько жесткому, педантическому, далеко не общительному. Встретив где-то И. С. Тургенева …, он уговорил его поступить к нему на службу… Несколько дней спустя после вступления в канцелярию Тургенев пришел часом позже и получил от Даля такую нахлобучку, после которой тотчас же подал в отставку». И далее: «Семейство его, состоявшее из нескольких дочерей и одного сына, положительно его побаивалось, как боялись, впрочем, все, находившиеся в его зависимости».
В 1849 году Даль перевелся управляющим удельной конторой в Нижний Новгород и «зажил в одиночестве», за десять лет не пропустив ни одной знаменитой Нижегородской ярмарки. «Пестрота, движенье и говор поражали и оглушали спокойного наблюдателя, — писал он. — Мордва, итальянцы, чуваши, греки, немцы, французы, калмыки – все шумит, кричит, жужжит, — и весь говор этот сливается с говором русским и им покрывается». Здесь был завершен многолетний труд — собрание русских пословиц и поговорок. Первое издание под названием «Пословицы русского народа» увидело свет лишь в 1862 году.
В 1859 году Даль переезжает в Москву. Биограф писателя отмечал: «В Москве недуги Даля усилились, а он работал неутомимо, иногда до обмороков. Он бывало говаривал: «Ах, дожить бы до конца Словаря!». П. И. Мельников-Печерский писал:
«Когда словарь был собран и обработан до буквы «П», Даль решил уйти в отставку и посвятить себя работе над словарём. …он поселяется в Москве на Пресне, где прошёл заключительный этап работы над словарём, до сих пор непревзойдённым по своему объёму». И далее: «Как бы загремело имя Даля, если б это был словарь французский, немецкий, английский! А у нас хоть бы одно слово в каком-нибудь журнале. Ни один университет не выразил своего уважения к монументальному труду Даля возведением его на степень доктора русской словесности ... Я не знал человека скромнее и не честолюбивее Даля, но и его удивило такое равнодушие. Впрочем, я ошибся: один университет, в России находящийся, с должным уважением отнесся к труду Даля. Это университет немецкий, существующий в псковском русском городе Юрьеве, ныне Дерптом именуемом. Оттуда прислали Далю за русский Словарь латинский диплом и немецкую премию».
М.П. Погодин обратился в Академию наук с предложением: «Словарь Даля кончен. Теперь русская Академия наук без Даля немыслима. Но вакантных мест ординарного академика нет. Предлагаю: всем нам, академикам, бросить жребий, кому выйти из академии вон и упразднившееся место предоставить Далю. Выбывший займёт первую, какая откроется, вакансию».
В 1868 году Даля избрали почетным членом Академии наук и от ее имени присудили Ломоносовскую премию. Хочется подчеркнуть, что писатель на справедливые замечания критиков реагировал без обиды: «Рад, рад, что много занимались мною или Словарем, — писал он Я. К. Гроту. — Вы находите свой разбор строгим — но взгляд мой на это дело одинаков с вашим: легонький разбор показал бы небрежение к труду, а правда равно бреет в обе стороны».
По воспоминаниям дочери писателя Екатерины Владимировны, Даль не любил рассказывать о своей личной жизни. «Словарь пускай читают, – говаривал он, – а до жизни моей никому нет дела». Из воспоминаний близких людей известно, как глубоко Даль переживал смерть первой жены (1838 г.). Знакомые отмечали, что прежде Даль был душой любой компании, а затем превратился в замкнутого, неразговорчивого человека. В 1840 году он женился на Е. Л. Соколовой.
О выборе невесты рассказывала со слов родителей Е. В. Даль: «Ему нравилась Бекбулатова за красоту ее и за ее бархатный голос. … Вторая – восторженная Стерлиг, которую отец прозвал «высокою поэзией». Наконец, моя мать, которую он прозвал «милой прозой». Отец колебался, а Юлия Христофоровна (мать Даля) сразу угадала, на ком он женится … и сблизилась с «милой прозой». Даль, как отмечают современники, был «с юности православен по верованиям», хотя в семье его были люди разного вероисповедания: двое детей от первого брака числились лютеранами, вторая жена и трое дочерей от второго брака – православными. Сам Даль был лютеранином и принял православие только под конец жизни.
«Православие – говорил он, – великое благо для Росси. … Сколько я ни знаю, нет добрее нашего народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво... А отчего это? Оттого, что он православный... Поверьте мне, что Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней Православие...».
22 сентября (4 октября по старому стилю) 1872 года Владимир Иванович Даль скончался в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Первая часть : https://zen.yandex.ru/media/id/5d64e49286c4a900ae02e33e/vladimir-ivanovich-dal-chast-i-619b801d37e1b803366cc72e
Автор текста —Татьяна Риксовна Мазур, ведущий хранитель экспозиции Мемориального музея-квартиры А.С. Пушкина.
