Кто-то из художников сказал, что выбирая себе супругу, человек творчества прежде всего должен сделать выбор, хочет ли он провести свою жизнь с музой или с соратницей.
Делая этот выбор, Эдвард Коули Берн-Джонс, как настоящий викторианец, выбрал последнее. В возрасте 27 лет он женился на одной из сестер своего школьного товарища - Джорджиане Макдональд. Счастливой невесте в день свадьбы оставалось до двадцатилетия меньше двух недель.
Брак, как и полагалось тогда, был запланирован загодя. Молодые люди были помолвлены почти пять лет. Берн-Джонс обручился с Джорджианой, когда той едва исполнилось пятнадцать. Засидевшиеся в девушках подружки удивлялись: чем это Джорджи зацепила своего жениха? Ни красоты, ни приданого у нее не было.
Не то чтобы Эдвард был в ту пору завидным женихом - начинающий художник, категоричный и непримиримый спорщик в кругу друзей, с мало знакомыми людьми он бывал очень замкнут - уж точно не "душа компании". Семья жениха не бедствовала (отец Берн-Джонса был золотильщиком и кое-что скопил за годы труда), но художественные амбиции сына он не жаловал (изначально отец прочил сыну карьеру на религиозном поприще) и деньгами его не баловал.
И все же, даже такую скромную партию близкие считали для Джорджианы удачей. В семье Макдональд было одиннадцать детей, из них семь - девочки. Звездами этого круга были красавица Эгги и общительная веселушка - Алиса, а вот застенчивая и рассудительная Джорджи ничем кроме прекрасных музыкальных данных особенно не блистала. И все же она получила предложение руки и сердца первой из сестер и первой вышла замуж. Злые языки шутили, что Джорджиана приворожила будущего супруга своем чудесным пением, подобно сиренам, которые брали в плен моряков, проплывающих мимо их скал.
Справедливости ради, надо отметить, что сестрам Макдональд подфартило с братьями. Несмотря на то, что семья была не из богатых (отец семейства Джордж Браун Макдональд был священником в методистской церкви), все же тут стремились дать детям приличное образование, и братья Макдональды (Генри, Уильям, Уолтер и Герберт) учились в весьма приличных учебных заведениях.
Именно они без устали "таскали" в дом своих школьных друзей и колледжских приятелей, которые просто влюблялись в уютную атмосферу дома Макдональдов, где с одинаковой увлеченной легкостью пекли пироги и рассуждали об искусстве.
Вот и Берн-Джонс, выросший в скупой атмосфере аскетичной отцовской любви, мечтал о прелестях домашнего очага. Мать художника умерла спустя несколько дней после его рождения, и отец долгие годы винил сына в смерти любимой женщины. Со временем отношения отца и сына наладились, но в них всегда не доставало радости и теплоты. Юный Нед (именно так звали Эдварда приятели) мечтал о большой семье, которая стала бы его "тылом" в нелегком труде начинающего художника.
Воплощением этого "тыла" и стала Джорджиана. В приданом у Джорджи числились материнская сердечность и хозяйственность, а также отцовские скромность и бережливость. "Ну что ж. Тем лучше, - думал Берн-Джонс. - Дочь священника, она привыкла к скромным доходам и сумеет разумно "вести дом", не браня мужа за редкие гонорары." 9 июня 1860 года они поженились.
Брачная стратегия художника начала давать свои плоды. Практически сразу после женитьбы карьера Берн-Джонса быстро пошла в гору, чему в немалой степени способствовал интеллектуальный салон, созданный Джорджианой в доме Берн-Джонсов. В узком кругу друзей тут обсуждали актуальные проблемы искусства, читали книги и конечно же пели. Об этом интеллектуальном кружке быстро пошли слухи, и в домашний салон на Грейт-Рассел-стрит как в семейный ресторан для гурманов потянулась интеллектуальная молодежь и почтенные буржуа, многие из которых быстро стали поклонниками творчества Эдварда и его меценатами.
Семья, построенная по всем канонам викторианских заповедей, продержалась 5 лет. Пока однажды один из меценатов и поклонников восходящего таланта художника не попросил Берн-Джонса написать портрет его племянницы в образе Психеи. Меценатом был греческий миллионер Александр Константин Ионидес. А моделью - Мария Замбако.
Красавица гречанка покорила художника с первого взгляда. Яркая, взбалмошная и самоуверенная она была полной противоположностью Джорджианы. Берн-Джонс взялся учить свою модель разным техникам рисунка, но они оба быстро поняли, что живопись для них - не более чем прикрытие. Их страсть была похожа на наваждение. Художник даже ушел из семьи, что шокировало как родственников девушки, так и друзей Берн-Джонса.
Однако художник очень страдал от разлуки с семьей и осознания того, какую боль он причиняет Джорджиане и детям (Филиппу - старшему сыну художника было на тот момент уже почти 9 лет, а младшей дочери Маргарет - 4 года).
Что же касается Марии, то она вовсе не мечтала об уютном семейном быте и скромном счастье. Красавица то уговаривала художника бежать с нею на греческие острова, то предлагала последовать примеру Ромео и Джульетты и расстаться с жизнью на одной из площадей Венеции. Во время одной из попыток воплотить последнее, полиция и застала влюбленную парочку. Трагический плагиат удалось предотвратить.
Влюбленные расстались. Художник вернулся в семью, а Мария уехала в Париж, где и прожила еще больше 40 лет. Жизнь художника оказалось короче. После трагической эскапады он прожил еще 29 лет, каждый день из которых был примерным семьянином и любящим отцом.
Нежная красота цветущей юности всегда волновала художника, у него была целая плеяда юных протеже, которым он писал дружеские письма и дарил изящные подарки. Многие из них становились героинями его картин. (Например, на картине "Золотые ступени" можно увидеть добрую половину "муз", вдохновлявших Берн-Джонса на творчество). Но черту, отделяющую вдохновение от увлечения, художник больше не переступал никогда.
Что же касается Джорджианы, то она оставалась викторианкой во всем. Даже в своих дневниках она практически не упоминает о боли тех дней, когда ее муж, увлекшись греческой красавицей, пытался уйти из семьи. Не упоминает она и о том, сложно ли ей было прожить почти сорок лет рядом с человеком, который искал и находил свое вдохновение в других.
Главной страстью Джорджианы была деятельность. Ее первой семейной печалью было не то, что картины ее мужа вдохновлены не ею, а то, что в период младенчества ее детей, она утратила свое влияние в том интеллектуальном кружке, который с такой любовью создавала.
Она писала детские сказки и иллюстрировала их сама. Знала историю искусств получше любого преподавателя в Оксфорде. Она не хотела быть музой. Но и одеяние "жены и матери" было ей маловато. Она хотела встать со своим мужем вровень. Оставить свое след, не в его жизни - в истории искусства.
К сожалению этого Джорджиане сделать не удалось. От ее личных трудов не сохранилось почти ничего. Но после смерти мужа, именно Джорджиана стала организовывала выставки его работ, собрала и систематизировала его письма и дневники, а так же создала огромный шеститомный труд "Мемориалы Эдварда Берн-Джонса", в котором биография художника дополнена его размышлениями о жизни и искусстве. В том, что Берн-Джонс сегодня - один из самых известных и узнаваемых художников Британии, есть и заслуга Джорджианы. На его тропе успеха есть и ее следы.
