«Малюток» хватило на пять альбомов, каждый из которых сделан добросовестно, представляя собой убедительный опыт разнообразия, прошедший проверку временем.
Однако, ни один из этих дисков так и не послужил полноценной стартовой площадкой – зато все вместе, опять же, со временем, образовали образцовый пятитомник «младшей классики», чем-то закрывающий эпоху, а в чем-то успевший её опередить, не создав ничего принципиально нового. Если под новым иметь в виду нечто, нуждающееся в дальнейшем развитии, то есть – требующее тиражирования.
Название дезориентировало, но не шло вразрез с тенденцией. Sad Café, Dead End Kids и Charly, каждый по-своему, играли приблизительно так же то, что теперь можно назвать первой, пробной волной «пост-рока».
Как правило, такая музыка не лидирует в списках, но бывает востребована литературой или кинематографом, как это получилось позднее с King Swamp Rock или Stealers Wheel. Ведь с ними что-то получилось, не так ли?
Поскольку подробный анализ пяти альбомов The Babys занял бы целую брошюру, ограничимся фрагментами, отложив ряд замечаний для статьи, отдельно посвященной Джону Уэйту – бессменному фронтмену замечательной группы за все пять лет её короткой карьеры.
На каждой из пластинок легко отыщутся следы конкурирующих фирм, оставленные самими «малютками», почти без посторонней помощи. Сделано это во множестве мест с тем же изяществом, с каким в «Короле-солнце» Битлз цитируют «Альбатроса» группы Fleetwood Mac.
Благодаря органично встроенным аналогиям, рок, призванный бодрить и ставить на ноги, со временем превращается в азартную игру, победа в которой зависит от эрудиции слушателя.
С педагогической точки зрения это весьма благотворно, поскольку игроку необходимо менять источники, незаметно расширяя свой кругозор, часто зауженный дюжиной дежурных кумиров.
Безобидное название бесило потребителя сильнее хулиганских выдумок панк-рока, с чьей кульминацией совпало долгое восхождение коллектива музыкантов, зрелых как музыкально так и физически.
Шутовским поклоном в сторону бойс-бэндов была изящная версия I Love How You Love Me девичьего трио Paris Sisters, чей Dream Lover украшает кино-миниатюру Кеннета Энгера Kustom Kar Kommandos.
Cделано со вкусом.
И появись такой сингл тремя годами раньше – «бэбики» стали бы опасными соперниками для всевозможных Kenny и Hallo. Джон Уэйт спел этот нафталин не хуже, чем прозвучала Please Stay у покойного Леса МакКоуна. По этой причине, продавая первый The Babys ретрограду, диск надо было ставить сразу со второй стороны. Это повышало шансы, но не гарантировало результата. За классической репликой «вот если бы вся пластинка была такая» следовало шарканье в прихожей и стук входной двери.
На взрослую психику куда сильнее воздействовал «Умирающий человек», который по законам грамзаписи исправно выплывает в конце пластинки при каждом прослушивании, как «мертвец на реке» в коротком стихотворении Ахматовой.
Во многом ненавязчивому разнообразию винилового «пятикнижия» группы, которой повезло, но не до конца, содействовала работа продюсеров. Ведь библейское Пятикнижие, по мнению отдельных исследователей, тоже совместный труд нескольких авторов.
Там, где самим малюткам это было не под силу, их стилизовали четверо больших мастеров звукового дизайна. Продюсируя дебют, Боб Эзрин добавил крупицу стервозности а ля Элис Купер.
Рон Невисон распылил по двум пластинками магические чернила трех великих каракатиц – Bad Company, The Who и позднего Лед Зеппелина, чьи основания претендовать, на то, что он, поздний, сильнее раннего, растут с каждым годом. По крайней мере, в отдельно взятых умах, чьему здравомыслию я доверяю.
Шаги Командора в коридорах Physical Graffiti, где мистеру Вальдемару Эдгара По вторит, агонизируя, толстовский Иван Ильич Головин. Приглашение посмотреть на себя, адресованное тому, кто, по идее, в зеркалах не отражается. То есть – вампиру в поисках дозы. В зависимости от качества инъекции темп песен то замедляется до баллад Bad Co, среди которых, при их внешнем униформизме, нет ни одной одинаковой. Затем нарастает по канве раннего Купера.
Мои любимые, не скрою, Union Jacks и прощальный On The Edge выпускал незабвенный Кит Олсен, помянутый нами в отдельном эссе.
Берем, например, Back On My Feet Again – в одном произведении кружит сразу несколько бесов. Это и Won't Get Fooled Again и Woman From Tokyo со старомодным органом, пущенным через спикеры Leslie.
Midnight Rendezvous сращивают «резиновую душу» Битлз с «выбираться нам отсюда надо» The Animals, вплетая на фейд-ауте ностальгический электро-орган Дэйва Роуберри.
Подобные коктейли The Babys смешивают одной левой, с ловкостью тапера в шикарном клубе, чьи импровизации и попурри изумляют пресыщенную публику, не действуя ей на нервы. Только в данном случае это не easy listening и не «лаундж», а рок, причем солидный, как Rock Candy Ронни Монтроуза и его орлов.
Наиболее очевидным предшественником Джона Уэйта представляется Майкл Де Барр, чья Silverhead умело комбинировала британский декаданс Стоунз и Хуппл со штатовским мачо-роком Jo Jo Gunne. Если мы прислушаемся к Sweet 17, сказанное выше перестанет казаться набором слов.
Здесь уместно вспомнить проект Detective, выпустивший два альбома, весьма созвучных тому, чем занимались в это же время The Babys. Вокалистом на обеих пластинках был Майкл Де Барр.
Между Look Wot You Dun и Отелем «Калифорния» лежит необъятная курортная зона ада на земле, того самого, в который так рвутся, перешагнув возрастную черту, отделяющую возраст рока от рокового возраста…
«На грани» – название, точно отражающее место, где балансировала эта группа всю пятилетку, сгинув на грани триумфальной эпохи AOR.
Особое место на диске занимают две песни, в которых солирует пианист Джонатан Кэйн, чей голос напоминает Роджера МакГуинна в Tiffany Lamp и This Wheel’s On Fire. Еще одно свидетельство широты влияния The Byrds на музыку разных стран и поколений.
Возникнув в составе The Babys на двух последних дисках, Джонатан Кэйн с Джоном Уэйтом вольется в Bad English, чей знаменитый альбом станет заключительным аккордом грандиозной декады 80-х.
Появление этой пятой фигуры в клубе четырех коней – не первый случай проникновения в спаянный коллектив загадочного аутсайдера.
Благодаря The Babys я смог установить, кто такой Аллан МакМиллан, блистающий в «Берлине», чьё здание тоже, кстати, возводил еще один гений больших форм – Боб Эзрин. Скрипичное излучение макмиллановских аранжировок сверху донизу просвечивает Broken Heart – самый поэтичный альбом The Babys, в котором лирическое мастерство Джона Уэйта достигает высот Пола Роджерса и Роберта Планта.
Великий Комбинатор сулит васюковцам дворец шахматной мощи, в котором, согласно масонской иерархии, должно быть тридцать три этажа, сообразно степени мастерства. Стройбюро «Эзрин, Невисон и Ольсен» оставило потомкам аналогичный памятник музыкального зодчества, в чьих кулуарах не умолкают шедевры.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК
